Если даже у них достаточно растительности на лице, чтобы получилось, результаты едва видны, и они в итоге страдают от невероятного тренд-ангста.
Брет на минутку задумался.
– Вот теперь дело говоришь, – кивнул он. И украдкой бросил взгляд через плечо. – Ох, мужик, – сказал он. – Ты только прикинь.
Марти прикинул.
– Мне кажется, они зеленые, Брет.
– Эй, – пожал плечами его друг. – У нас мультикультурное общество. Приветик, – кинул он девчонкам.
– Хой! – объявила Ляси, жизнерадостно хватаясь за промежность своих джинсов и высовывая кончик иглы между зубов. Ее огромные серые глаза сверкали из-под спутанных волос. – Вы с откелевой планеты?
– С Марса, – чуть не подавился Брет. – А вы? – Она только что подержалась за свою промежность?
– С Марса? – Бэби потрясла красочной головой и погрозила ему пальчиком. – Отъебитесь, коблы, – рассмеялась она. – Вы совершенно не похожи на марсианина. Марсиане – просто тупые микробы. Доисторичество. Холодное и скалистое. – Она протянула руку и погладила кожу у него на руке. Брета будто окунули в ванну теплого молока и облизали кошкой. – А ты не холодный и не скалистый. Нет, ты не марсианин. – Она игриво поднесла пальчик к носу Марти. – И ты тоже. – У Марти сложилось отчетливое впечатление, что она взяла его лицо себе в рот целиком и пососала. Он задрожал. – Ты просто землянин, – продолжала Бэби, кокетливо разглаживая крохотную полоску розового меха на своих экстраординарных бедрах. – Не то чтобы я что-то имела против землян. Мы любим землян, не так ли, девочки?
Ляси задышала, как собака, которой предложили стейк на косточке.
Пупсик пошаркала по мостовой.
– Мне скучно, – объявила она. А чтобы подчеркнуть, развернулась и применила то, что в кикбоксинге известно под названием «крутящего заднего кулака», к кирпичной стене за столиком Марти и Брета. С легким хрустом стена переоформилась. Двое мужчин за соседним столиком оказались близки к обмороку. Еще один обнаружил у себя мгновенную эрекцию. Пупсик осмотрела свою руку, сдула пудру штукатурки и кирпичных осколков. После чего откинула голову и захохотала. Дьявольские рожки волос затряслись в такт. Капуччино вскипели и запенились в чашках, по салатам «Цезарь» поплыли анчоусы, а сэндвичи с турецким хлебом поднялись, дабы исполнить танец живота.
Марти и Брет онемели. Все в кафе притихли. Их коллективное зрение насытилось серебристым светом, а в ушах будто бы зазвенела симфония треугольников. Все до единого ощутили, что влюбились. Всех до единого охватило такое томленье, что от физиологии все заболело, и все посмотрели друг на друга свежими взорами смятения и желанья. Всем стало немного твердо, немного влажно.
Ляси взяла ложечку из блюдца Марти, осмотрела ее на свету и сунула в рот. Чуточку рыгнула – крохотный металлический динь, прозвеневший мягко и отдаленно, словно колокольчик под водой.
– Будем? – предложила она.
– Самое время, – отозвалась Пупсик.
Бадабадабадабадабадабабум. Бадабадабадабадабадабадабабум. Бададабум. Бададабум. Татататата. Бумтаба. Бумтаба.
Вуууунннекаданкаданк.
Вававававава.
Тристрам оторвался от своего баса с сомненьем на физиономии.
– Не полегче ли нам с вавой?
– Не-а, – покачал головой Джейк. – Слишком много вавы не бывает.
– Твоя песня.
– Начнем сверху?
– Снизу начать не получится. – Торкиль поднял высоко над головой свои палочки.
– Ага ага ага. Тут все комедианты.
Через три недели у «Боснии» был назначен сейшак в «Сандрингаме», и Джейк написал новую песню «Ермолка на большой палец», которую им сейчас надо было прогнать. Кое-кто сказал бы, что звучала она, в общем, как все остальные песни, написанные Джейком, хотя, по мнению Джейка, этот Кое-Кто в подобном случае проявил или проявила бы себя рок-филистером, гитарным неучем, человеком, не отличающим «Слепых арбузов» от «Потрясных тыковок», «Безбрачные ружья» от «Теории Пистолета-Одиночки». В любом случае значения это не имело, поскольку этот Кое-Кто все равно никогда не ходил на сейшаки в «Сандо».
Бадабадабададабадабум, делали барабаны. Тссссссс, делали цимбалы. Ухуууукуукууукикуукикуу длдлдланвава, делала гитара. Вниз, в подвал делал ноги Игги в поисках мира и покоя, а также дамского общества. Игги нравился рокенролл, но есть же пределы, и, как ни ужасно признавать это в контексте подразумеваемых взаимоотношений хозяина и его любимца, у Игги имелись свои стандарты и вкус.
Кроме того, следует отметить, что Игги располагал причудливой манерой спускаться по лестнице. На верхней ступеньке он распластывал свое толстенькое будьтерьерье тельце по полу, раскидывал лапы по бокам и высоко задирал подбородок. Затем, крутя педали задними лапами, сталкивал себя с края и, словно псовый скейтборд, жестко пумкал вниз по узкой лестнице, хрипло постанывая по дороге. В то время как эта очевидно неудобная и потенциально болезненная привычка озадачивала Сатурну и Небу, мальчики моментально и интуитивно поняли ее и оценили. То был крайне эффективный, хоть и слегка опасный способ чесать себе яйца. Вообще говоря, даже завидный, хоть и не очень рекомендуемый людям.
Бадабадабадабадабум.
Неслышимый за лязгом и визгом боснийского опыта, из подвала донесся задышливый визг:
– Игги! Прекрати! Прекрати!
Новые визги и смешочки.
– Сатурна! Ты его только раззадориваешь… ой… ооооххххх… ннннннн!
Вперед, вперед шагали девчонки. Вот они дошли до перекрестка. Ляси ткнула Бэби локтем и подбородком показала на машину, стоящую прямо за углом. В большом старом «бьюике», примостившемся у обочины, расположились двое толстых мужчин в скверных костюмах и с еще более скверным словарным запасом. Один передавал толстую пачку денег другому – человеку с хорошим положением в полицейском участке Кингз-Кросс и плохой привычкой к кокаину.
Позже служащие Независимой Комиссии Против Коррупции будут потеть, материться и качать головами, проигрывая пленку с записью транзакции, заснятую тайной камерой из бардачка. Предполагалось, что пленка станет ключевой уликой для крупного ареста, но содержала она следующие таинственные сцены: Жирняй Один достает пачки налички из потертого «дипломата». Наличка – старые пятидесятидолларовые банкноты – увязана в пачки по десять. Жирняй Два довольно щерится и протягивает руку. Жирняй Один уже собирается подмазывать ладонь, когда деньги – и это видно лишь в суперзамедлении со множеством стоп-кадров – распадаются на пиксели, каждый из которых, в свою очередь, дезинтегрируется в крохотные фракталы золота, зелени и белизны, которые затем рассыпаются в искры цветного света, что разлетаются каскадами прочь друг от друга и рассеиваются в пустоту.
Плохо выбритые брыжи обоих мужчин побледнели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71