По его опыту, это виртуально означало кучу бабок.
– Это Джейк?
Он узнал голос. Трейси, женщина, которая подписывала банды играть в «Сандрингаме». Прямая, как игла старого граммофона, Трейси особо не располагала временем на любезности. Вроде, например, «алло». Джейк представлял, как она сидит в своем кабинетике над баром, в углу накрашенного черным рта болтается сигарета, одна рука прочесывает непокорную шевелюру – в самой прическе ирония, – а другая до побеления в костяшках сжимает телефонную трубку, словно та может дать деру.
– Это Джейк, – подтвердил он со вздохом, отбросив сексуальность и оставив разбираться с абонентом лишь сонность в голосе.
– Разбудила? Это Трейс.
– М-м. Скокавремя? – Тон у него стал укоризненным.
– Одиннадцать тридцать, – отрезала она. Запугать Трейси было нелегко. В ее должностные инструкции входило говорить «нет – значит, нет» произвольному количеству рокенролльных соискателей, которые настойчивостью компенсировали нехватку таланта и оригинальности. – Уже не вполне первый луч зари, Джейк, – сухо заметила она, затягиваясь сигаретой. – Мне кажется, тебе нужна настоящая работа.
Джейк спустил ей это с рук. Он знал, что таков ее стандартный способ расшевелить музыкантов. Никто не встает до разгара дня, если не вынужден. Уж ей ли не знать.
Чётакое? – зевнул он.
– Слыхала, сейшак в воскресенье состоялся. – Она присвистнула. – Лучшие отзывы за все то время, что я тут, короче, а это уже как полторы жизни. – Трейси было двадцать пять. Она подписывала команды в «Сандо» четыре месяца. – Поэтому я не буду припоминать тебе изменения в программе. Сам знаешь порядок. Короче, мы хотим обе банды обратно как можно скорее. Раньше всего могу забить вас на субботу через неделю. Пойдет?
– Ага, клево, – приободрился Джейк. Субботний вечер. Это настоящий прорыв. «Босния» уже целую вечность играла по будням и временами по воскресеньям.
– Не хочешь дать мне контакты «Роковых Девчонок из Открытого Космоса»?
– Могу им передать. Я их увижу. На самом деле телефона у них нет.
– Шутишь! Даже мобильника?
– Не-а.
– Невероятно. Э, Джейк. Старик.
Джейк философски напучил губы, ожидая удара. Когда определенные люди называют тебя «старик», это не значит «дружище». Это может означать «обсос», «мудень», «хуй-с-горы», «недоебок». Кроме того, это может означать, что говорящему – «старикану» в данном случае – нужна от «старикуемого» какая-то услуга, и больше того: он знает, что услуга эта праздника старикуемому не сделает.
– Мне бы, э-э, хотелось, чтобы «Девчонки» были основным составом. А вы на разогреве, старик.
– Тебе нормально? – Тон ее подразумевал, что если ему не нормально, ей это без разницы.
– Ага, как угодно, – ответил он. Одна его часть – не-то-чтобы-я-этого-хотел-или-как-то-но-если-успех-стучится-в-двери-я-скажу-заходи-чувак-где-тебя-носило-всю-мою-жизнь – вознегодовала. «Что? – с пеной у рта возопила она. – Мы рубимся уже много лет, а эти девки врываются, и мы их поощряем, и помогаем им, и дарим первый концерт, а потом стоим себе и смотрим, как они обходят нас на вираже?» Затем где-то шибался по темным задам даже самой просветленной души Неисправимый Самец – он высказывал сантименты столь же постыдные, сколь и непроизносимые. Типа: но они же ДЕВЧОНКИ, ради ёба! А мы – МАЛЬЧИШКИ! Так нечестно! Так нечестно! Однако третья – к счастью, самая большая – часть Джейка из чистого ликования хлопала ластами и крутила мяч на носу. «Девчонки» потрясны, а Бэби – такая четкая. Просто ебицкая звезда, и он будет счастлив даже настраивать ей гитару. А кроме того, может, если он ей скажет, она подарит ему смачный поцелуй, потом одно потянет за собой другое, а то потянет за собой третье, потом четвертое, потом…
– Значит, в субботу через неделю.
– В субботу через неделю.
Скользнув обратно в постель, Джейк понял, что уснуть ему трудно. Он сел, покрутил какое-то время дреды и обозрел свое одежное царство. Перегнулся через край, поискал самые неиспачканные трусы, кратко их обозрел и. вывернув наизнанку, натянул. В какой-нибудь из ближайших месяцев в самом деле надо будет устроить постирушку.
А может, и нет. Не за горами Ньютаунский Фестиваль. Два года назад, на пике своей швейной фазы Торкиль и Тристрам сотворили огромный стог одежды на продажу и запихнули его в такой огромный зеленый мешок для мусора. Но утром – а утра им удавались не лучше, чем Джейку, – они по ошибке схватили не этот мешок, а тот, в котором хранили грязное белье. Как впоследствии выяснилось, распродали они все до последнего лоскута – даже предметы нижнего белья, заскорузлые до хруста. И носки, которые уже могли не только сами гулять по улицам, но и развили в себе расстройства личности. Также выяснилось, что близнецам осталась вся сшитая одежда, а прибыли хватило на покупку новых «даксов», коробки пива и дюжины компактов. Близнецы не оглядывались ни разу. Фактически они смотрели только вперед – ожидая Золотого Века, когда все люди Ньютауна (ибо только в Ньютауне такое возможно) будут просто передавать друг другу свою старую одежду и тем самым приобретать себе целые новые гардеробы, которые не нужно будет стирать. На следующий год Джейк подбросил в кучу и свое грязное белье, добавив к нему и простыни. Прости Господи. Он до сих пор не сменил постель. Надо бы раздобыть новую на случай, если Бэби… если они с Бэби…
Джейк рассмотрел эту возможность в деталях. Он толкал ее и тянул, тер и гладил. Ммммм. Эти антенны. Ох, мужик. Мммм. Где же салфетки, когда они так нужны? Он глянул на часы. Двадцать минут первого. Пора уже и встать. Зевая, он натянул простыню на голову. Еще десять минут – и его здесь не будет.
По мостику над головой быстро простучали шаги. Хлопнула дверь. По космолету, нацелившемуся к Земле, разлилась жуткая тишина. Внезапно воздух разодрали вопли. Кверк подпрыгнул. Ихор в нем похолодел. Опять вопли.
– Только не жидкий кислород! – завизжал кто-то. – Не размешивай жидкий кислород!
Что, во имя квагааров, происходит? Готовясь к худшему, Кверк подал знак двум боргам. Те поскакали по трапу через три ступеньки – копыта звенели по металлическим перекладинам так, словно муниципальный мусоровоз столкнулся с Пабло Перкуссо. Вопли прекратились так же внезапно, как начались. Капитан распахнул дверь, и его приветствовала толпа виноватых ухмылок. Чужие смотрели по видео «Аполлон 13» – кассету какой-то альфа умыкнул из проката «Видео-Ид» год назад, когда последний раз был на Земле. Как правило, чужие считали Тома Хэнкса сокрушительно неотразимым. Большинство смотрело фильм уже с полсотни раз, и диалоги отлетали у них от зубов. В популярности это кино уступало только «Дню Независимости». Кассету с приближением Кверка поставили на паузу, и теперь все с покаянным видом ждали, когда закончится его нотация, чтобы можно было досмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Это Джейк?
Он узнал голос. Трейси, женщина, которая подписывала банды играть в «Сандрингаме». Прямая, как игла старого граммофона, Трейси особо не располагала временем на любезности. Вроде, например, «алло». Джейк представлял, как она сидит в своем кабинетике над баром, в углу накрашенного черным рта болтается сигарета, одна рука прочесывает непокорную шевелюру – в самой прическе ирония, – а другая до побеления в костяшках сжимает телефонную трубку, словно та может дать деру.
– Это Джейк, – подтвердил он со вздохом, отбросив сексуальность и оставив разбираться с абонентом лишь сонность в голосе.
– Разбудила? Это Трейс.
– М-м. Скокавремя? – Тон у него стал укоризненным.
– Одиннадцать тридцать, – отрезала она. Запугать Трейси было нелегко. В ее должностные инструкции входило говорить «нет – значит, нет» произвольному количеству рокенролльных соискателей, которые настойчивостью компенсировали нехватку таланта и оригинальности. – Уже не вполне первый луч зари, Джейк, – сухо заметила она, затягиваясь сигаретой. – Мне кажется, тебе нужна настоящая работа.
Джейк спустил ей это с рук. Он знал, что таков ее стандартный способ расшевелить музыкантов. Никто не встает до разгара дня, если не вынужден. Уж ей ли не знать.
Чётакое? – зевнул он.
– Слыхала, сейшак в воскресенье состоялся. – Она присвистнула. – Лучшие отзывы за все то время, что я тут, короче, а это уже как полторы жизни. – Трейси было двадцать пять. Она подписывала команды в «Сандо» четыре месяца. – Поэтому я не буду припоминать тебе изменения в программе. Сам знаешь порядок. Короче, мы хотим обе банды обратно как можно скорее. Раньше всего могу забить вас на субботу через неделю. Пойдет?
– Ага, клево, – приободрился Джейк. Субботний вечер. Это настоящий прорыв. «Босния» уже целую вечность играла по будням и временами по воскресеньям.
– Не хочешь дать мне контакты «Роковых Девчонок из Открытого Космоса»?
– Могу им передать. Я их увижу. На самом деле телефона у них нет.
– Шутишь! Даже мобильника?
– Не-а.
– Невероятно. Э, Джейк. Старик.
Джейк философски напучил губы, ожидая удара. Когда определенные люди называют тебя «старик», это не значит «дружище». Это может означать «обсос», «мудень», «хуй-с-горы», «недоебок». Кроме того, это может означать, что говорящему – «старикану» в данном случае – нужна от «старикуемого» какая-то услуга, и больше того: он знает, что услуга эта праздника старикуемому не сделает.
– Мне бы, э-э, хотелось, чтобы «Девчонки» были основным составом. А вы на разогреве, старик.
– Тебе нормально? – Тон ее подразумевал, что если ему не нормально, ей это без разницы.
– Ага, как угодно, – ответил он. Одна его часть – не-то-чтобы-я-этого-хотел-или-как-то-но-если-успех-стучится-в-двери-я-скажу-заходи-чувак-где-тебя-носило-всю-мою-жизнь – вознегодовала. «Что? – с пеной у рта возопила она. – Мы рубимся уже много лет, а эти девки врываются, и мы их поощряем, и помогаем им, и дарим первый концерт, а потом стоим себе и смотрим, как они обходят нас на вираже?» Затем где-то шибался по темным задам даже самой просветленной души Неисправимый Самец – он высказывал сантименты столь же постыдные, сколь и непроизносимые. Типа: но они же ДЕВЧОНКИ, ради ёба! А мы – МАЛЬЧИШКИ! Так нечестно! Так нечестно! Однако третья – к счастью, самая большая – часть Джейка из чистого ликования хлопала ластами и крутила мяч на носу. «Девчонки» потрясны, а Бэби – такая четкая. Просто ебицкая звезда, и он будет счастлив даже настраивать ей гитару. А кроме того, может, если он ей скажет, она подарит ему смачный поцелуй, потом одно потянет за собой другое, а то потянет за собой третье, потом четвертое, потом…
– Значит, в субботу через неделю.
– В субботу через неделю.
Скользнув обратно в постель, Джейк понял, что уснуть ему трудно. Он сел, покрутил какое-то время дреды и обозрел свое одежное царство. Перегнулся через край, поискал самые неиспачканные трусы, кратко их обозрел и. вывернув наизнанку, натянул. В какой-нибудь из ближайших месяцев в самом деле надо будет устроить постирушку.
А может, и нет. Не за горами Ньютаунский Фестиваль. Два года назад, на пике своей швейной фазы Торкиль и Тристрам сотворили огромный стог одежды на продажу и запихнули его в такой огромный зеленый мешок для мусора. Но утром – а утра им удавались не лучше, чем Джейку, – они по ошибке схватили не этот мешок, а тот, в котором хранили грязное белье. Как впоследствии выяснилось, распродали они все до последнего лоскута – даже предметы нижнего белья, заскорузлые до хруста. И носки, которые уже могли не только сами гулять по улицам, но и развили в себе расстройства личности. Также выяснилось, что близнецам осталась вся сшитая одежда, а прибыли хватило на покупку новых «даксов», коробки пива и дюжины компактов. Близнецы не оглядывались ни разу. Фактически они смотрели только вперед – ожидая Золотого Века, когда все люди Ньютауна (ибо только в Ньютауне такое возможно) будут просто передавать друг другу свою старую одежду и тем самым приобретать себе целые новые гардеробы, которые не нужно будет стирать. На следующий год Джейк подбросил в кучу и свое грязное белье, добавив к нему и простыни. Прости Господи. Он до сих пор не сменил постель. Надо бы раздобыть новую на случай, если Бэби… если они с Бэби…
Джейк рассмотрел эту возможность в деталях. Он толкал ее и тянул, тер и гладил. Ммммм. Эти антенны. Ох, мужик. Мммм. Где же салфетки, когда они так нужны? Он глянул на часы. Двадцать минут первого. Пора уже и встать. Зевая, он натянул простыню на голову. Еще десять минут – и его здесь не будет.
По мостику над головой быстро простучали шаги. Хлопнула дверь. По космолету, нацелившемуся к Земле, разлилась жуткая тишина. Внезапно воздух разодрали вопли. Кверк подпрыгнул. Ихор в нем похолодел. Опять вопли.
– Только не жидкий кислород! – завизжал кто-то. – Не размешивай жидкий кислород!
Что, во имя квагааров, происходит? Готовясь к худшему, Кверк подал знак двум боргам. Те поскакали по трапу через три ступеньки – копыта звенели по металлическим перекладинам так, словно муниципальный мусоровоз столкнулся с Пабло Перкуссо. Вопли прекратились так же внезапно, как начались. Капитан распахнул дверь, и его приветствовала толпа виноватых ухмылок. Чужие смотрели по видео «Аполлон 13» – кассету какой-то альфа умыкнул из проката «Видео-Ид» год назад, когда последний раз был на Земле. Как правило, чужие считали Тома Хэнкса сокрушительно неотразимым. Большинство смотрело фильм уже с полсотни раз, и диалоги отлетали у них от зубов. В популярности это кино уступало только «Дню Независимости». Кассету с приближением Кверка поставили на паузу, и теперь все с покаянным видом ждали, когда закончится его нотация, чтобы можно было досмотреть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71