Мне и впрямь становилось легче. Не кружилась больше голова, не бил озноб. Напряжение отпускало.
- Тогда поехали потихоньку, - предложил он. И добавил: - Если ты ничего не напутал, управимся быстро.
Уже минут сорок я маялся в коридоре управления ГАИ перед дверью в картотеку, куда посторонним вход запрещен. За это время я успел найти в одном из соседних кабинетов свободный телефон, связаться с конторой, известить Таракана о том, что случилось, и попросить его позвонить Артему домой. Разговаривать с Лилькой сейчас было выше моих сил.
Наконец на пороге появился Аржанцев. Увидев меня, он приветственно помахал листком бумаги и сообщил:
- Слава Богу, без вариантов. Ты пока свободен, можешь отдыхать. В городе всего одна белая «шестерка» с номером 87-49. Владелец - Головаха Евгений Семенович. Сейчас беру эксперта - и прямо к нему.
- Я с вами, - сказал я.
Он недовольно выпятил нижнюю губу, и я, набычившись, уже вытаскивая удостоверение, упорно повторил:
- Я поеду с вами. Если надо получить разрешение начальства...
Аржанцев еще сильнее оттопырил губу и сказал презрительно:
- Плевать мне на разрешение. Ты там бузить не начнешь? Ну, тогда черт с тобой, поехали!
Не знаю, какие чувства я надеялся испытать, поглядев в глаза убийце, но сделать этого мне не удалось. В квартире Евгения Семеновича Головахи шел, судя по всему, грандиозный скандал.
Уже через дверь мы услышали грохот, звон и глухие крики. На наш звонок открыла худенькая женщина лет сорока двух в домашнем халате. Была она вся какая-то растрепанная, а поперек щеки у нее багровела длинная свежая царапина. Увидев в руках Аржанцева красную книжечку, хозяйка вяло кивнула головой и пробормотала:
- Соседи вызвали... Идите посмотрите, что он вытворяет!
Вслед за ней мы прошли в гостиную и остановились на пороге. Головаха бил посуду. Это был тощий жилистый мужчина под пятьдесят, всю одежду которого составляли в настоящий момент сильно несвежие сатиновые трусы. Его длинные седеющие волосы были распатланы, и при виде этой нечесаной шевелюры мне сразу стало ясно, что именно она мелькнула тогда в заднем окне «шестерки». Волна удушливой ненависти захлестнула меня. Сжав зубы, я сделал шаг вперед, но вовремя вспомнил про обещание не бузить и остановился. А Евгений Семенович между тем, не обратив на нас особого внимания, подскочил к серванту, выгреб оттуда новую порцию тарелок, перенес их на середину комнаты, где уже валялась груда осколков, высоко поднял над головой и отпустил, приговаривая:
- Она со мной разводится, да? Имущество делит, да?
- Уймись, Евгений, - скорбно сказала жена. - Люди пришли.
Головаха на одной пятке повернулся к нам, я увидел багровую оскаленную физиономию, налитые кровью глаза без зрачков и понял, что он пьян в лоскут. И снова ненависть окатила меня до помутнения в голове.
- Лю-юди? - переспросил он угрожающе. - Какие-такие люди? Зачем пришли? - И вдруг догадался, и эта догадка перекосила его и без того искаженное лицо вурдалака: - Мебель выносить?
С этим криком он бросился к серванту, нечеловеческим рывком опрокинул его на пол вместе с остатками посуды, двумя прыжками выскочил в коридор, вернулся оттуда с ножовкой и принялся яростно кромсать ею поверженную мебель, на выдохе выплевывая:
- Все... делить! Все... пополам!
- Делирий, - покачав головой, поставил диагноз Аржанцев. - Да здесь не милиция, здесь доктор нужен.
- Женечка, остановись, Женечка, умоляю! - рыдала теперь в голос женщина.
Аржанцев обреченно вздохнул, шагнул вперед и схватил Головаху за руку с пилой. А когда тот вскинул на него свои злобные зенки, сказал добродушно:
- Не волнуйтесь, Евгений Семенович, мы не насчет мебели. Мы насчет машины.
- Машины? - замер, как громом пораженный, Головаха. - Машину хотите делить?!
Он ударил ножовкой в лицо Аржанцеву, но тот успел уклониться, выбил пилу из рук. А когда краснорожий вурдалак, шипя и брызгая слюной, бросился на него опять, заехал ему со всего маха кулаком в живот. Головаха согнулся пополам, заверещал тоненько и грохнулся задницей на груду битых тарелок.
Жена уже стояла рядом с мотком бельевой веревки, видно было, что это дело для нее не новое. Мы вдвоем связали хозяина, перетащили его на диван, и Аржанцев, отдышавшись, сказал женщине с осуждением:
- Как же вы его в таком состоянии за руль пускаете?
- За руль? - испуганно спросила она. - Да он неделю из дому не выходит. Пьет вмертвую.
- Да? - сказал Аржанцев. - Ну-ну.
- Истинный Бог! - перекрестилась женщина. - Он ведь у меня запойный, по полгода держится. А уж как уйдет в штопор, я его на люди не пускаю, сама ему водку ношу, отопьет свое, перебесится... А сегодня с утра решила, что хватит, дай, думаю, пугану! Уйду, говорю, разведусь, а он...
- Значит, говорите, со вчерашнего дня ваш муж из дому не выходил? - перебил ее излияния Аржанцев.
Она судорожно кивнула, глядя на нас тревожно. Очень мне хотелось сказать ей, что она ошибается, если, конечно, не врет, что дотаскалась она своему муженьку водочки, что не удержала его, выпустила на люди. А вернее, на людей. Многое хотелось мне ей высказать, но я помнил, что здесь командует Аржанцев. Его эмоции не волновали, он спросил деловито:
- Где сейчас машина?
- Во дворе. Где ж еще! Идемте покажу.
Хрустя осколками стекла и фарфора, мы пересекли комнату и подошли к открытому окну.
- Вон за теми кустами стоянка. Наша крайняя в первом ряду. А... А что случилось?
- Узнаете скоро, - пообещал Аржанцев.
Мы уже были на лестничной площадке, когда Головаха вдруг завыл. Страшно, по-звериному. Этот вой сопровождал нас и в подъезде, и внизу, когда мы вышли на улицу, и все время, что мы вместе с экспертом-криминалистом осматривали грязно-белую «шестерку» с номером 87-49. У нее были запыленные стекла и приспущенные шины. И никаких повреждений. Эксперт вытащил из своего чемоданчика лупу, внимательно осмотрел оба номера, тщательно исследовал головки винтов и даже подлез снизу, чтобы выяснить, не откручивались ли кронштейны. Наконец разогнулся, стряхнул грязь с колен и вынес вердикт:
- В сегодняшнем наезде машина не участвовала. Номера с нее - тоже. Их сто лет никто не отворачивал: все винты ржавые...
Я изо всех сил старался не встретиться взглядом с Аржанцевым. А он в упор смотрел на меня, и его рябое лицо было сейчас серо-свинцовым, как река под дождем.
- Все четыре цифры, говоришь? - медленно процедил он, крутя головой. - И запомнил совершенно точно? Эх ты, мудила-мученик! Сказал бы честно: мне показалось! Сколько времени зря потеряли, да еще в скандал въехали...
Он не договорил, плюнул смачно на землю и, не попрощавшись, пошел к своей машине. А я остался стоять, с ног до головы облитый его презрением, и под завывания несчастного Головахи, бьющегося в объятиях белой горячки, думал только об одном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
- Тогда поехали потихоньку, - предложил он. И добавил: - Если ты ничего не напутал, управимся быстро.
Уже минут сорок я маялся в коридоре управления ГАИ перед дверью в картотеку, куда посторонним вход запрещен. За это время я успел найти в одном из соседних кабинетов свободный телефон, связаться с конторой, известить Таракана о том, что случилось, и попросить его позвонить Артему домой. Разговаривать с Лилькой сейчас было выше моих сил.
Наконец на пороге появился Аржанцев. Увидев меня, он приветственно помахал листком бумаги и сообщил:
- Слава Богу, без вариантов. Ты пока свободен, можешь отдыхать. В городе всего одна белая «шестерка» с номером 87-49. Владелец - Головаха Евгений Семенович. Сейчас беру эксперта - и прямо к нему.
- Я с вами, - сказал я.
Он недовольно выпятил нижнюю губу, и я, набычившись, уже вытаскивая удостоверение, упорно повторил:
- Я поеду с вами. Если надо получить разрешение начальства...
Аржанцев еще сильнее оттопырил губу и сказал презрительно:
- Плевать мне на разрешение. Ты там бузить не начнешь? Ну, тогда черт с тобой, поехали!
Не знаю, какие чувства я надеялся испытать, поглядев в глаза убийце, но сделать этого мне не удалось. В квартире Евгения Семеновича Головахи шел, судя по всему, грандиозный скандал.
Уже через дверь мы услышали грохот, звон и глухие крики. На наш звонок открыла худенькая женщина лет сорока двух в домашнем халате. Была она вся какая-то растрепанная, а поперек щеки у нее багровела длинная свежая царапина. Увидев в руках Аржанцева красную книжечку, хозяйка вяло кивнула головой и пробормотала:
- Соседи вызвали... Идите посмотрите, что он вытворяет!
Вслед за ней мы прошли в гостиную и остановились на пороге. Головаха бил посуду. Это был тощий жилистый мужчина под пятьдесят, всю одежду которого составляли в настоящий момент сильно несвежие сатиновые трусы. Его длинные седеющие волосы были распатланы, и при виде этой нечесаной шевелюры мне сразу стало ясно, что именно она мелькнула тогда в заднем окне «шестерки». Волна удушливой ненависти захлестнула меня. Сжав зубы, я сделал шаг вперед, но вовремя вспомнил про обещание не бузить и остановился. А Евгений Семенович между тем, не обратив на нас особого внимания, подскочил к серванту, выгреб оттуда новую порцию тарелок, перенес их на середину комнаты, где уже валялась груда осколков, высоко поднял над головой и отпустил, приговаривая:
- Она со мной разводится, да? Имущество делит, да?
- Уймись, Евгений, - скорбно сказала жена. - Люди пришли.
Головаха на одной пятке повернулся к нам, я увидел багровую оскаленную физиономию, налитые кровью глаза без зрачков и понял, что он пьян в лоскут. И снова ненависть окатила меня до помутнения в голове.
- Лю-юди? - переспросил он угрожающе. - Какие-такие люди? Зачем пришли? - И вдруг догадался, и эта догадка перекосила его и без того искаженное лицо вурдалака: - Мебель выносить?
С этим криком он бросился к серванту, нечеловеческим рывком опрокинул его на пол вместе с остатками посуды, двумя прыжками выскочил в коридор, вернулся оттуда с ножовкой и принялся яростно кромсать ею поверженную мебель, на выдохе выплевывая:
- Все... делить! Все... пополам!
- Делирий, - покачав головой, поставил диагноз Аржанцев. - Да здесь не милиция, здесь доктор нужен.
- Женечка, остановись, Женечка, умоляю! - рыдала теперь в голос женщина.
Аржанцев обреченно вздохнул, шагнул вперед и схватил Головаху за руку с пилой. А когда тот вскинул на него свои злобные зенки, сказал добродушно:
- Не волнуйтесь, Евгений Семенович, мы не насчет мебели. Мы насчет машины.
- Машины? - замер, как громом пораженный, Головаха. - Машину хотите делить?!
Он ударил ножовкой в лицо Аржанцеву, но тот успел уклониться, выбил пилу из рук. А когда краснорожий вурдалак, шипя и брызгая слюной, бросился на него опять, заехал ему со всего маха кулаком в живот. Головаха согнулся пополам, заверещал тоненько и грохнулся задницей на груду битых тарелок.
Жена уже стояла рядом с мотком бельевой веревки, видно было, что это дело для нее не новое. Мы вдвоем связали хозяина, перетащили его на диван, и Аржанцев, отдышавшись, сказал женщине с осуждением:
- Как же вы его в таком состоянии за руль пускаете?
- За руль? - испуганно спросила она. - Да он неделю из дому не выходит. Пьет вмертвую.
- Да? - сказал Аржанцев. - Ну-ну.
- Истинный Бог! - перекрестилась женщина. - Он ведь у меня запойный, по полгода держится. А уж как уйдет в штопор, я его на люди не пускаю, сама ему водку ношу, отопьет свое, перебесится... А сегодня с утра решила, что хватит, дай, думаю, пугану! Уйду, говорю, разведусь, а он...
- Значит, говорите, со вчерашнего дня ваш муж из дому не выходил? - перебил ее излияния Аржанцев.
Она судорожно кивнула, глядя на нас тревожно. Очень мне хотелось сказать ей, что она ошибается, если, конечно, не врет, что дотаскалась она своему муженьку водочки, что не удержала его, выпустила на люди. А вернее, на людей. Многое хотелось мне ей высказать, но я помнил, что здесь командует Аржанцев. Его эмоции не волновали, он спросил деловито:
- Где сейчас машина?
- Во дворе. Где ж еще! Идемте покажу.
Хрустя осколками стекла и фарфора, мы пересекли комнату и подошли к открытому окну.
- Вон за теми кустами стоянка. Наша крайняя в первом ряду. А... А что случилось?
- Узнаете скоро, - пообещал Аржанцев.
Мы уже были на лестничной площадке, когда Головаха вдруг завыл. Страшно, по-звериному. Этот вой сопровождал нас и в подъезде, и внизу, когда мы вышли на улицу, и все время, что мы вместе с экспертом-криминалистом осматривали грязно-белую «шестерку» с номером 87-49. У нее были запыленные стекла и приспущенные шины. И никаких повреждений. Эксперт вытащил из своего чемоданчика лупу, внимательно осмотрел оба номера, тщательно исследовал головки винтов и даже подлез снизу, чтобы выяснить, не откручивались ли кронштейны. Наконец разогнулся, стряхнул грязь с колен и вынес вердикт:
- В сегодняшнем наезде машина не участвовала. Номера с нее - тоже. Их сто лет никто не отворачивал: все винты ржавые...
Я изо всех сил старался не встретиться взглядом с Аржанцевым. А он в упор смотрел на меня, и его рябое лицо было сейчас серо-свинцовым, как река под дождем.
- Все четыре цифры, говоришь? - медленно процедил он, крутя головой. - И запомнил совершенно точно? Эх ты, мудила-мученик! Сказал бы честно: мне показалось! Сколько времени зря потеряли, да еще в скандал въехали...
Он не договорил, плюнул смачно на землю и, не попрощавшись, пошел к своей машине. А я остался стоять, с ног до головы облитый его презрением, и под завывания несчастного Головахи, бьющегося в объятиях белой горячки, думал только об одном:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76