– Вы лично видели тогда Артамонова, разговаривали?
Теперь и Никитин пристально смотрит в окно.
– Да, разговаривали… – в тоне его проскальзывает покаянная нотка. – Вон там встретились, возле старой баньки…
…Артамонов с неизменным чемоданчиком подошел к покосившейся баньке, около которой штабелем были составлены ящики с надписью «Не бросать!». В глубине за длинным столом под ярким торшером сидела старуха в очках. Хотя на дворе был ясный день, без искусственного освещения здесь было темновато.
По левую и правую руку от старухи размещались ящики с чеканкой. На столе – орудия производства: клей, коробка с этикетками, тряпки, скребки на деревянных ручках.
Скребком она сдирала прежние торговые ярлыки – раздавалось неприятное взвизгивание металла о металл, – затем отработанным движением наклеивала на то же место другие, из коробки, и перекладывала в левый ящик готовую продукцию «народного промысла».
– Здорово, бабуся! Как производительность труда?
– Дурацкое дело нехитрое, – проворчала бабка.
– А что на сегодняшний день имеется?
Старуха повернула к себе лицевую сторону пластины.
– Кажись, елка… не, кажись, девка с коромыслом… Будешь брать?
– Для коллекции.
Артамонов вынул из левого ящика «девку с коромыс­лом», отлепил еще не присохший ярлычок и нашлепнул на очередную очищенную бабкой чеканку. Ему забавно было поучаствовать в «производственном процессе».
Стоя в проеме двери, наблюдал за ним Никитин. Заметив его, Артамонов смутился, стер тряпкой клей с пальцев.
– Добрый день, Иван Тихоныч.
– Здравствуй. До шоссе подбросишь?
– С удовольствием.
Подобрав газету, он завернул чеканку, перевязал крест-накрест грубой веревкой. Председатель был не в духе, и Артамонов, стараясь держаться непринужденно, сказал:
– Дела идут, контора клеит? – Никитин не отозвал­ся. – До свидания, бабуся!
Оба шли по улице. Щеголеватый Артамонов и предсе­датель в потрепанном черном пиджаке с двумя орденами Красной Звезды.
– Неважное настроение? – спросил Артамонов.
– А чему прикажешь радоваться? – неохотно ото­звался председатель.
– Природа, погода. Коровы мычат. Как в детстве.
– Мычат, потому что доить давно пора, – охладил его председатель.
– Все равно, Иван Тихоныч, у вас тут рай! В городе меня тоже настроение заедает, хоть вой. А тут как-то даже забываюсь…
– Вон там тоже рай, – едко бросил Никитин, указы­вая на троих мужчин, расположившихся в палисаднике за выпивкой. – Празднуют твою получку!
Завидя Артамонова, от троицы отделился дородный мужик лет пятидесяти и, пошатываясь, пошел навстречу с блаженной улыбкой:
– Благодетелям… почтение! – Он поклонился в пояс.
– Шел бы ты, Тимофей! – морщась, посоветовал председатель.
– Нет, желаю… – Мужик снова отвесил поклон, теперь уже персонально Артамонову. – Манна ты наша небесная! Кормилец и поилец!.. Ручку пожалуй…
Артамонов поспешно убрал руку за спину.
– Брезгуешь?.. – Мужик впал в скорую пьяную оби­ду. – Не уважаешь? А я, может, член партии!.. Я брига­дир, если хочешь!.. А ты кто?
– Тимофей! – гаркнул председатель.
Тимофей длинно сплюнул и вернулся к собутыль­никам.
– Лучший полевод был! – сказал председатель. – А теперь – вот. На работу уже шиш – не дозовешься!
Артамонов сорвал лопух и стер плевок, который уго­дил на чемодан как раз под ручкой. Лопух пыльный, по коже и блестящим замкам размазалась грязь. Артамонов вынул платок и под горький, отрывистый говор предсе­дателя машинально тер и тер чемодан.
Потом они двинулись дальше. Выходка пьяного так покоробила Никитина, что он помолчал-помолчал и сно­ва не выдержал:
– Рай! Простор!.. Деревня – это тебе не цветочки-грибочки. Это люди. Скот. Поля. Хлеб насущный! Ты поля­ми ехал – много работают? От дурных денег все пошло вразнос!
– Ну что вы, Иван Тихоныч… а клуб почти по­строили…
– Что клуб, что клуб?! Вчера агроном уехал. Разлагай­тесь, говорит, без меня к чертовой бабушке! Этой весной пять изб заколотили. Пропадает деревня!
Они остановились у «Волги», Артамонов бросил внутрь чемодан и сверток из баньки.
– Что ж теперь делать? – растерянно произнес он. – Закрыть лавочку?
– Теперь закроешь! Я попробовал, а мне говорят – во! – Никитин сложил из пальцев решетку. – Твои хозя­ева. Удивляешься?
Послышался женский крик:
– Тихоныч! Тихоныч!
– Здесь я! – гаркнул Никитин.
Подбежала запыхавшаяся женщина:
– Опять электричества нет, дойка стала!
– А движок на что?
Женщина в отчаянии подняла сжатые кулаки.
– Василий-механик пьяный! Запорол движок!
– А-ах он… – председатель сглотнул яростное руга­тельство. – Бей в набат! Всех баб на ферму – бегом! Доить вручную!
Женщина опрометью бросилась обратно.
Разноголосо, надрывно мычали коровы, и председа­тель слушал с искаженным лицом.
– Иван Тихоныч, я попробую движок?.. – предло­жил Артамонов. – Может, помогу?
Никитин смерил его презрительным взглядом: ты? городской пижон и белоручка? составитель фальшивых бумажек? ты мне починишь движок?!
– Спасибо уж, помогли: и клуб и коровник по после­днему слову… А вот сейчас перегорит молоко – и пропа­ло стадо, хоть под нож пускай!
Откуда ему знать, что никакой движок не проблема для мастеровитого Артамонова! А тот, пристыженный, растерянный, не решился настаивать.
Заученными, но странными движениями председа­тель вытряхнул из пачки папиросу и закусил зубами мундштук. И впервые по-настоящему видны его руки – мертвые кисти в черных перчатках. Протезы.
– Знал бы заранее, – сказал Никитин, прикуривая и близко глядя в глаза Артамонова, – на версту бы не подпустил! Поставил бы на горке пулемет против всей вашей породы – и до последнего патрона! До последне­го!.. Жив только верой и надеждой: авось всякую по­гань – с корнем! А коли нет, то сел бы в твой краси­вый автомобильчик, закрыл глаза и не стал сворачивать. Мочи нет, понимаешь?! Все сворачивать… везде свора­чивать…
Донесся звук набата – резкие тревожные удары по металлическому диску, подвешенному на столбе. Опусто­шенный своей вспышкой, председатель сделал «кругом» и, сутулясь, пошел назад.
Артамонов долго смотрел вслед. Потом оглянулся и увидел окружающее иначе, чем прежде. Неблагополучи­ем веяло вокруг. Слепо таращилась из-за поваленного забора нежилая изба. А поодаль еще одна была забита свежими досками…
Артамонов приблизился к покинутому жилищу и ис­пытующе, словно стараясь что-то до конца понять, заг­лянул через забор в пустой двор…
Наваждение рассеял автомобильный гудок. Грузовик с полным кузовом новых ящиков для старухи в баньке давал понять, что легковушка мешает проехать.
Артамонов возвратился к «Волге» и подал назад, ос­вобождая путь грузовику.
А затем рванул с места и покатил, покатил, не разби­рая дороги…

* * *
У невысокого забора, ограждающего территорию дет­ского сада, стоят по одну сторону Игорек Артамонов, по другую – Снежкова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17