Девушка извивалась, пытаясь высвободиться, до боли напрягала мускулы, задирая голову, снова и снова уворачиваясь от удушающего дыма. Саднящими глазами она глядела на огонь, тщетно убеждая себя, что все это – лишь обман чувств, игра ее воображения.
Жар подкрадывался к ступням, покалывал иголками пальцы. Скоро он превратится в нестерпимое жжение, заставит отчаянно биться в цепях. Именно так умерла ее мать. Брид видела ее агонию, видела, как пузырящаяся плоть обуглилась, ломкими слоями отвалилась от костей, да и те стали хрупкими почерневшими палочками и скоро рассыпались в прах.
Ужасные воспоминания затопили девушку. Она уже не могла сдерживать безумную панику.
– Халь! Халь! На помощь!
– Брид! – ответил его голос.
– Халь! Халь! Спаси меня, спаси!
– Брид, я спасу тебя! – загремел он, и сквозь пелену дыма Брид увидела, как он скачет к ней.
Но избавления все равно не было. Каждую ночь он пытался спасти ее – но попадал на расправу злобным хобгоблинам, мечи которых пронзали его сверкающие доспехи, точно они были из блестящей бумаги, а не из стали. Каждую ночь возлюбленного Брид рубили в куски у нее на глазах – и ничего ужаснее она себе и представить не могла.
От удушья и боли бедняжка потеряла сознание, а очнулась опять в промозглой и сырой келье, не в силах даже пошевелиться. Но думать по крайней мере могла. И как только она оказалась такой слабой? Почему позволяет чародеям манипулировать ее воображением? Где ее сила воли? Она же Брид – Дева, Одна-из-Трех. Но они все равно без труда справились с ней. Откуда-то из глубин разума поднимался назойливый, издевательский голосок: «Но Морригвэн мертва. Ты слишком слаба. Обычная смертная, а не Одна-из-Трех. Троица распалась».
И это была чистая правда. Брид знала – силы в ней не больше, чем в Май. Вот что самое ужасное! Пришло время взглянуть в лицо горькой правде, отринуть гордыню. Хотя Брид понимала, что так нельзя, но за все эти годы привыкла считать, будто сила, жившая в ее душе, – собственное ее достояние, а вовсе не дар Великой Матери. И что же? Какой горький урок! Чародеи поймали ее в ловушку так же легко, как Халя, заперли в клетке образов, страхов, порожденных ее же собственным воображением.
Вот оно! И как это она не подумала об этом раньше? Если воображение работает против нее, то точно так же может работать и за. Почему бы не представить, будто на помощь ей скачет не Халь, а Кеовульф? Кеовульф – рыцарь доблестный и могучий. Более того, в него-то она не влюблена, а значит, она будет меньше бояться за него и сон выйдет не таким жутким.
– О, Великая Мать, даруй мне силу, – взмолилась юная жрица, когда еженощный кошмар начался снова.
Пламя лизало ноги, а перед внутренним взором, как обычно, появился Халь. Неимоверным усилием воли девушка постаралась вычеркнуть, убрать его, заменив красивые черты молодого торра-альтанца суровым лицом Кеовульфа.
– Кеовульф! – закричала Брид и с восторгом поняла, что на сей раз к ней скачет именно он.
Рыцарь спасет ее, разорвет чары, сковавшие ее разум. Но, увы, в следующий же миг до девушки донесся резкий запах вивьерны. Должно быть, теперь кошмар Кеовульфа вытеснил, заглушил кошмар Брид – она перенеслась в его мир. А чудище уже рвалось к ней сквозь языки пламени, открыв свой жуткий клюв. Длинный узкий язык хлестнул девушку, острые когти вонзились в грудь, и все затопила дикая боль.
Брид очнулась все в том же сыром узилище, без звука, без проблеска света. Мысли скакали, обгоняя друг друга. Она изменила видение. И хотя исход оказался ничем не лучше, и вырваться из круга мучений не удалось, она по крайней мере сумела чего-то достичь. Все дело в том, что она, Брид, боялась вивьерны ничуть не меньше, чем Кеовульф, а потому не могла изгнать из его разума страх и тем самым покончить с иллюзиями. Надо поступить иначе. Надо присоединиться к видению кого-нибудь еще, так, чтобы самой ничего не бояться.
Новый кошмар, как и все предыдущие, начался резко, с места в карьер. Брид не успевала опомниться, как уже стояла, прикованная к столбу, а у ног ее пылало пламя. В прошлые ночи она инстинктивно начинала звать на помощь Халя – и он неизменно являлся, хотя и не мог спасти ее. Последний же раз она воззвала к Кеовульфу и тотчас оказалась в когтях вивьерны. Отказываясь признать поражение, девушка принялась обдумывать оставшиеся варианты. Пип или Абеляр.
Казалось бы, тут и раздумывать нечего. Конечно, Абеляр. Но что-то остановило Брид. Абеляр повидал на своем веку слишком много ужасов. Он познал боль настоящей смерти. Более всего он будет бояться бескрайнего одиночества, что следует за смертью. О нет, попасть в его кошмар она совсем не хотела! Зато Пип молод, более или менее невинен и совершенно бесшабашен. Что может придумать он такого, что напугало бы ее, Брид?
Решившись, девушка громко воскликнула:
– Пип, ты мне нужен! Где ты?
Завеса дыма тут же исчезла, бушующие языки пламени истаяли до одного-единственного неровного огонька. Девушка поняла, что перенеслась из своего сна в сон Пипа, где вот-вот столкнется лицом к лицу с его страхами. Она прищурилась, выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Странно: она-то думала, что окажется в самой гуще битвы, под занесенной над головой ваалаканской секирой. Однако на деле Брид обнаружила, что лежит на кровати в собственной же спальне. Чего же Пип может тут-то бояться?
Брид уже собиралась встать и поискать его, как поняла, что совершенно обнажена и накрыта лишь тонкой прохладной простыней. Девушка огляделась по сторонам. В камине теплились полупотухшие угли. Свечи, обычно аккуратно расставленные на столе, валялись в углу, точно кто-то решил убрать все следы того, что здесь обитает не простая смертная, а высшая жрица.
Брид села. От этого движения простыня скользнула по ее телу вниз, на миг задержалась на груди и упала к бедрам.
– Пип, – услышала девушка собственный свой ласково-призывный голос.
Он стоял перед ней, полураздетый, в одних лишь кожаных штанах. Хоть для своих четырнадцати лет Пип был и высок, но шириной груди, конечно, не мог равняться с взрослым мужчиной. Зато держался совершенно как взрослый, и совершенно по-взрослому решительно шагнул к ней. Брид озадаченно нахмурилась, все еще недоумевая, почему он может ее бояться. Тем временем Пип сдернул накрывавшую ее простыню. Ничуть не опасаясь зеленого юнца, Брид даже не удосужилась натянуть ее обратно. Оказалось, однако, что во сне Пипа она лежала совершенно нагая, глядела на него в упор и смеялась.
Безудержное смущение сменилось на лице мальчика отчаянной решимостью. Он кинулся на нее, обеими руками схватив девушку за грудь и осыпая ее лицо мокрыми поцелуями. Брид попыталась оттолкнуть его, вырваться, но безуспешно. Пип оказался гораздо сильнее, чем она думала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156
Жар подкрадывался к ступням, покалывал иголками пальцы. Скоро он превратится в нестерпимое жжение, заставит отчаянно биться в цепях. Именно так умерла ее мать. Брид видела ее агонию, видела, как пузырящаяся плоть обуглилась, ломкими слоями отвалилась от костей, да и те стали хрупкими почерневшими палочками и скоро рассыпались в прах.
Ужасные воспоминания затопили девушку. Она уже не могла сдерживать безумную панику.
– Халь! Халь! На помощь!
– Брид! – ответил его голос.
– Халь! Халь! Спаси меня, спаси!
– Брид, я спасу тебя! – загремел он, и сквозь пелену дыма Брид увидела, как он скачет к ней.
Но избавления все равно не было. Каждую ночь он пытался спасти ее – но попадал на расправу злобным хобгоблинам, мечи которых пронзали его сверкающие доспехи, точно они были из блестящей бумаги, а не из стали. Каждую ночь возлюбленного Брид рубили в куски у нее на глазах – и ничего ужаснее она себе и представить не могла.
От удушья и боли бедняжка потеряла сознание, а очнулась опять в промозглой и сырой келье, не в силах даже пошевелиться. Но думать по крайней мере могла. И как только она оказалась такой слабой? Почему позволяет чародеям манипулировать ее воображением? Где ее сила воли? Она же Брид – Дева, Одна-из-Трех. Но они все равно без труда справились с ней. Откуда-то из глубин разума поднимался назойливый, издевательский голосок: «Но Морригвэн мертва. Ты слишком слаба. Обычная смертная, а не Одна-из-Трех. Троица распалась».
И это была чистая правда. Брид знала – силы в ней не больше, чем в Май. Вот что самое ужасное! Пришло время взглянуть в лицо горькой правде, отринуть гордыню. Хотя Брид понимала, что так нельзя, но за все эти годы привыкла считать, будто сила, жившая в ее душе, – собственное ее достояние, а вовсе не дар Великой Матери. И что же? Какой горький урок! Чародеи поймали ее в ловушку так же легко, как Халя, заперли в клетке образов, страхов, порожденных ее же собственным воображением.
Вот оно! И как это она не подумала об этом раньше? Если воображение работает против нее, то точно так же может работать и за. Почему бы не представить, будто на помощь ей скачет не Халь, а Кеовульф? Кеовульф – рыцарь доблестный и могучий. Более того, в него-то она не влюблена, а значит, она будет меньше бояться за него и сон выйдет не таким жутким.
– О, Великая Мать, даруй мне силу, – взмолилась юная жрица, когда еженощный кошмар начался снова.
Пламя лизало ноги, а перед внутренним взором, как обычно, появился Халь. Неимоверным усилием воли девушка постаралась вычеркнуть, убрать его, заменив красивые черты молодого торра-альтанца суровым лицом Кеовульфа.
– Кеовульф! – закричала Брид и с восторгом поняла, что на сей раз к ней скачет именно он.
Рыцарь спасет ее, разорвет чары, сковавшие ее разум. Но, увы, в следующий же миг до девушки донесся резкий запах вивьерны. Должно быть, теперь кошмар Кеовульфа вытеснил, заглушил кошмар Брид – она перенеслась в его мир. А чудище уже рвалось к ней сквозь языки пламени, открыв свой жуткий клюв. Длинный узкий язык хлестнул девушку, острые когти вонзились в грудь, и все затопила дикая боль.
Брид очнулась все в том же сыром узилище, без звука, без проблеска света. Мысли скакали, обгоняя друг друга. Она изменила видение. И хотя исход оказался ничем не лучше, и вырваться из круга мучений не удалось, она по крайней мере сумела чего-то достичь. Все дело в том, что она, Брид, боялась вивьерны ничуть не меньше, чем Кеовульф, а потому не могла изгнать из его разума страх и тем самым покончить с иллюзиями. Надо поступить иначе. Надо присоединиться к видению кого-нибудь еще, так, чтобы самой ничего не бояться.
Новый кошмар, как и все предыдущие, начался резко, с места в карьер. Брид не успевала опомниться, как уже стояла, прикованная к столбу, а у ног ее пылало пламя. В прошлые ночи она инстинктивно начинала звать на помощь Халя – и он неизменно являлся, хотя и не мог спасти ее. Последний же раз она воззвала к Кеовульфу и тотчас оказалась в когтях вивьерны. Отказываясь признать поражение, девушка принялась обдумывать оставшиеся варианты. Пип или Абеляр.
Казалось бы, тут и раздумывать нечего. Конечно, Абеляр. Но что-то остановило Брид. Абеляр повидал на своем веку слишком много ужасов. Он познал боль настоящей смерти. Более всего он будет бояться бескрайнего одиночества, что следует за смертью. О нет, попасть в его кошмар она совсем не хотела! Зато Пип молод, более или менее невинен и совершенно бесшабашен. Что может придумать он такого, что напугало бы ее, Брид?
Решившись, девушка громко воскликнула:
– Пип, ты мне нужен! Где ты?
Завеса дыма тут же исчезла, бушующие языки пламени истаяли до одного-единственного неровного огонька. Девушка поняла, что перенеслась из своего сна в сон Пипа, где вот-вот столкнется лицом к лицу с его страхами. Она прищурилась, выжидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Странно: она-то думала, что окажется в самой гуще битвы, под занесенной над головой ваалаканской секирой. Однако на деле Брид обнаружила, что лежит на кровати в собственной же спальне. Чего же Пип может тут-то бояться?
Брид уже собиралась встать и поискать его, как поняла, что совершенно обнажена и накрыта лишь тонкой прохладной простыней. Девушка огляделась по сторонам. В камине теплились полупотухшие угли. Свечи, обычно аккуратно расставленные на столе, валялись в углу, точно кто-то решил убрать все следы того, что здесь обитает не простая смертная, а высшая жрица.
Брид села. От этого движения простыня скользнула по ее телу вниз, на миг задержалась на груди и упала к бедрам.
– Пип, – услышала девушка собственный свой ласково-призывный голос.
Он стоял перед ней, полураздетый, в одних лишь кожаных штанах. Хоть для своих четырнадцати лет Пип был и высок, но шириной груди, конечно, не мог равняться с взрослым мужчиной. Зато держался совершенно как взрослый, и совершенно по-взрослому решительно шагнул к ней. Брид озадаченно нахмурилась, все еще недоумевая, почему он может ее бояться. Тем временем Пип сдернул накрывавшую ее простыню. Ничуть не опасаясь зеленого юнца, Брид даже не удосужилась натянуть ее обратно. Оказалось, однако, что во сне Пипа она лежала совершенно нагая, глядела на него в упор и смеялась.
Безудержное смущение сменилось на лице мальчика отчаянной решимостью. Он кинулся на нее, обеими руками схватив девушку за грудь и осыпая ее лицо мокрыми поцелуями. Брид попыталась оттолкнуть его, вырваться, но безуспешно. Пип оказался гораздо сильнее, чем она думала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156