Пили как в последний раз. Плясали, прыгали вокруг костра. Боря спел «Хорст Вессель», оказывается, знал полный текст. Я с выпивкой старался не пыжить, все-таки за руль завтра, а компаньоны высосали до последней капли – водку лить в огонь было жалко.
Сегодня Бахус был в фаворе. Сварожич создал на площадке «черных археологов» свой маленький ад. Костер полыхал так, что на росших поблизости деревьях листва заворачивалась в трубочку. Взлетали над кронами оранжевые трассирующие искры. Думаю, усопший был нами доволен.
В конце пиршества мне пришлось затаскивать едва теплого Эрика в палатку. Боря на автопилоте добрел до спальника сам.
Я же был почти не датый. Настолько, что дождался, пока догорит огонь, и нашел силы предпринять пару челночных рейсов к Луже с чайником и резиновым ведром. Залив смердящей тиной угли, присоединился к коллегам. Перед дальней дорогой следовало слегонца вздремнуть.
Разбудил меня крик. Сон сразу как рукой сняло. Крик был жуткий, леденящий кровь. От него сразу заворочались Боря с Эриком. Неподалеку происходила лесная трагедия. Душераздирающий крик не прекращался.
– Йиий-йа-йа-йа-йа-йа!!! – тонкий пронзительный лай. Так могла вопить только смертельно раненная лисица.
Сна уже не было ни в одном глазу. Вдобавок снаружи начинало светать. Проклятая лиса не умолкала, и я решил ее поискать. Все равно с отдыхом был в расчете.
Я нашарил Борино ружье, откинул стволы и пощупал казенник. Заряжено. Бормоча невразумительные ругательства, я раздернул входной клапан и выбрался из палатки. Сейчас найду эту чертовку и заткну ей глотку! За спиной послышался чей-то заливистый храп.
Выяснилось, что на улице рассвет вступил в полную силу. Над травою выше пояса висел туман. В темно-синем небе вырисовывались рога бывшего кургана.
Я поозирался. Лиса прекратила орать, но я уже твердо настроился произвести расследование. Крик доносился вроде бы со стороны раскопа. Ну, где у нас лисьи норы?
Мне казалось, что я знаю все звериные нычки, но когда понадобилось, они словно растворились. Вознося хулу на все лисье племя, я битый час лазил по холмам, пошатываясь на нетвердых ногах. Уже сошел туман и заря запылала на востоке, а я как неприкаянный бродил кругами, кидаясь к любой подозрительной тени.
Наконец я нашел нору. Причем ту, какую нужно. Выброшенный из недр невысокой холмистой гряды песок был забрызган кровью. Потирая опухшее лицо, я принялся дотошно изучать следы.
Через минуту я был не рад, что вписался в эту авантюру. «Тоже мне, охотничек нашелся!» Есть такая штука, как спасительное неведение. Меньше знаешь – крепче спишь. Что мне стоило потерпеть в палатке совсем немного, а потом попытаться заснуть? Или начать укладывать вещи – ведь скоро уезжать. И уехал бы со спокойной душой. Так нет!
Следы были не только лисьи. И вообще не звериные. Песок у норы был по-особому примят. Сохранились свежие отпечатки чего-то толстого и длинного. Ползущего… На песке осталась слизь.
За недостатком времени трава не успела распрямиться, и алые капли сопровождали этот след. Далеко идти не пришлось. След привел к Луже. Кто-то выбрался оттуда, подкараулил и схватил лису. Затем утащил в свое затопленное подземное царство. И, умирая, лиса кричала, пока не исчезла в пучине.
Я попятился прочь от Лужи, наставив стволы на ее угрюмое жерло. А когда она скрылась за деревьями, развернулся и побежал в лагерь. Жуткие домыслы метались в моей несчастной башке: что, если, пока я шнырял по округе, прожорливый пещерный хищник, закусив лисой, вознамерился поживиться чем-то посущественнее и набил утробу моими компаньонами!
Последняя догадка привела меня в трепет. С ружьем наперевес я устремился к палатке, желтым фонарем светившейся промеж деревьев. Там царило безмолвие.
Покрывшись испариной, я добежал до нее, выискивая глазами характерный след выползня, но после вчерашней гулянки по лагерю могло пройти незамеченным стадо слонов.
Когда я ворвался в палатку, мои алканы дрыхли без задних ног. Им все было нипочем!
4
– Гитлер Тельмана пшенкой кормил, чтобы у него мозги засохли. – Я брезгливо отодвинул тарелку.
– У кого именно? – тоном наивной курсистки поинтересовалась Маринка, делая вид, будто арестантская гипотеза о влиянии питания на умственную деятельность не произвела на нее ни малейшего впечатления. Равно как и моя реакция на поданный завтрак.
– Наверное, у обоих, – подумав, ответил я. – Только у того, кто потчует ближнего одними погаными кашками, мозги отсыхают быстрее. Учти это, дорогая.
– Есть еще вкусный компот, – торопливо сообщила Марина.
– Какой компот, я мяса хочу! Маринка надула губы.
Мяса не было. Пошмонав по сусекам, я отыскал сиротливую банку шпротов. За мясом надо было идти в магазин.
Забренчал телефон. Марина сняла трубку.
– Иди, тебя, – пригласила она. – Папик прорезался.
Папиком мы звали Остапа Прохоровича Стаценко.
Одно из несомненных преимуществ, которые дает известность, заключается в том, что к тебе начинают тянуться тщеславные богатеи. Для многих нуворишей знакомство с известной личностью является актом приобщения (пусть даже чисто иллюзорным) к прекрасному и благородному, в условиях деловой жизни недоступному. Поэтому «новые русские» и стремятся быть на короткой ноге с артистами, писателями, музыкантами и прочими деятелями культуры. Господину Стаценко вот повезло на археолога. Меня то есть. Причем археолога, прославившегося передачей родному питерскому музею драгоценной реликвии и денег за это не получившего. Вознаграждение витало где-то в кулуарах Гохрана, что делало меня, по мнению Остапа Прохоровича, сущим бессребреником. Общение с таким ангелом бескорыстия возвеличивало его в собственных глазах, при этом он старался казаться благодетелем и периодически угощал меня обедами в хороших ресторанах. Вероятно, считал, что тем самым спасает нищего ученого от голодной смерти. Сейчас его звонок прозвучал как нельзя кстати.
– Я пришлю за вами машину. – Остап Прохорович был сама предупредительность.
Это было что-то новенькое. Господин Стаценко приглашал отобедать к себе в апартаменты. Что ждет там истощенного, обделенного жизнью археолога?
– Я завтракать не буду, – сообщил я Маринке, – поберегу аппетит для обеда. Есть еще на свете люди, которые обо мне заботятся.
– Никак твой кормилец к себе призвал? – выпустила коготки Марина. – Меня с собой возьмешь?
– А вот тебя, дорогая, в списках приглашенных не значиц-ца! – не без удовольствия ответствовал я нерадивой супруге.
По голосу Остапа Прохоровича я заподозрил, что сия встреча должна была носить деловой характер. Недаром она планировалась в приватном месте.
– Спасибо, милый, ты, как всегда, учтив, – снова надулась Марина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Сегодня Бахус был в фаворе. Сварожич создал на площадке «черных археологов» свой маленький ад. Костер полыхал так, что на росших поблизости деревьях листва заворачивалась в трубочку. Взлетали над кронами оранжевые трассирующие искры. Думаю, усопший был нами доволен.
В конце пиршества мне пришлось затаскивать едва теплого Эрика в палатку. Боря на автопилоте добрел до спальника сам.
Я же был почти не датый. Настолько, что дождался, пока догорит огонь, и нашел силы предпринять пару челночных рейсов к Луже с чайником и резиновым ведром. Залив смердящей тиной угли, присоединился к коллегам. Перед дальней дорогой следовало слегонца вздремнуть.
Разбудил меня крик. Сон сразу как рукой сняло. Крик был жуткий, леденящий кровь. От него сразу заворочались Боря с Эриком. Неподалеку происходила лесная трагедия. Душераздирающий крик не прекращался.
– Йиий-йа-йа-йа-йа-йа!!! – тонкий пронзительный лай. Так могла вопить только смертельно раненная лисица.
Сна уже не было ни в одном глазу. Вдобавок снаружи начинало светать. Проклятая лиса не умолкала, и я решил ее поискать. Все равно с отдыхом был в расчете.
Я нашарил Борино ружье, откинул стволы и пощупал казенник. Заряжено. Бормоча невразумительные ругательства, я раздернул входной клапан и выбрался из палатки. Сейчас найду эту чертовку и заткну ей глотку! За спиной послышался чей-то заливистый храп.
Выяснилось, что на улице рассвет вступил в полную силу. Над травою выше пояса висел туман. В темно-синем небе вырисовывались рога бывшего кургана.
Я поозирался. Лиса прекратила орать, но я уже твердо настроился произвести расследование. Крик доносился вроде бы со стороны раскопа. Ну, где у нас лисьи норы?
Мне казалось, что я знаю все звериные нычки, но когда понадобилось, они словно растворились. Вознося хулу на все лисье племя, я битый час лазил по холмам, пошатываясь на нетвердых ногах. Уже сошел туман и заря запылала на востоке, а я как неприкаянный бродил кругами, кидаясь к любой подозрительной тени.
Наконец я нашел нору. Причем ту, какую нужно. Выброшенный из недр невысокой холмистой гряды песок был забрызган кровью. Потирая опухшее лицо, я принялся дотошно изучать следы.
Через минуту я был не рад, что вписался в эту авантюру. «Тоже мне, охотничек нашелся!» Есть такая штука, как спасительное неведение. Меньше знаешь – крепче спишь. Что мне стоило потерпеть в палатке совсем немного, а потом попытаться заснуть? Или начать укладывать вещи – ведь скоро уезжать. И уехал бы со спокойной душой. Так нет!
Следы были не только лисьи. И вообще не звериные. Песок у норы был по-особому примят. Сохранились свежие отпечатки чего-то толстого и длинного. Ползущего… На песке осталась слизь.
За недостатком времени трава не успела распрямиться, и алые капли сопровождали этот след. Далеко идти не пришлось. След привел к Луже. Кто-то выбрался оттуда, подкараулил и схватил лису. Затем утащил в свое затопленное подземное царство. И, умирая, лиса кричала, пока не исчезла в пучине.
Я попятился прочь от Лужи, наставив стволы на ее угрюмое жерло. А когда она скрылась за деревьями, развернулся и побежал в лагерь. Жуткие домыслы метались в моей несчастной башке: что, если, пока я шнырял по округе, прожорливый пещерный хищник, закусив лисой, вознамерился поживиться чем-то посущественнее и набил утробу моими компаньонами!
Последняя догадка привела меня в трепет. С ружьем наперевес я устремился к палатке, желтым фонарем светившейся промеж деревьев. Там царило безмолвие.
Покрывшись испариной, я добежал до нее, выискивая глазами характерный след выползня, но после вчерашней гулянки по лагерю могло пройти незамеченным стадо слонов.
Когда я ворвался в палатку, мои алканы дрыхли без задних ног. Им все было нипочем!
4
– Гитлер Тельмана пшенкой кормил, чтобы у него мозги засохли. – Я брезгливо отодвинул тарелку.
– У кого именно? – тоном наивной курсистки поинтересовалась Маринка, делая вид, будто арестантская гипотеза о влиянии питания на умственную деятельность не произвела на нее ни малейшего впечатления. Равно как и моя реакция на поданный завтрак.
– Наверное, у обоих, – подумав, ответил я. – Только у того, кто потчует ближнего одними погаными кашками, мозги отсыхают быстрее. Учти это, дорогая.
– Есть еще вкусный компот, – торопливо сообщила Марина.
– Какой компот, я мяса хочу! Маринка надула губы.
Мяса не было. Пошмонав по сусекам, я отыскал сиротливую банку шпротов. За мясом надо было идти в магазин.
Забренчал телефон. Марина сняла трубку.
– Иди, тебя, – пригласила она. – Папик прорезался.
Папиком мы звали Остапа Прохоровича Стаценко.
Одно из несомненных преимуществ, которые дает известность, заключается в том, что к тебе начинают тянуться тщеславные богатеи. Для многих нуворишей знакомство с известной личностью является актом приобщения (пусть даже чисто иллюзорным) к прекрасному и благородному, в условиях деловой жизни недоступному. Поэтому «новые русские» и стремятся быть на короткой ноге с артистами, писателями, музыкантами и прочими деятелями культуры. Господину Стаценко вот повезло на археолога. Меня то есть. Причем археолога, прославившегося передачей родному питерскому музею драгоценной реликвии и денег за это не получившего. Вознаграждение витало где-то в кулуарах Гохрана, что делало меня, по мнению Остапа Прохоровича, сущим бессребреником. Общение с таким ангелом бескорыстия возвеличивало его в собственных глазах, при этом он старался казаться благодетелем и периодически угощал меня обедами в хороших ресторанах. Вероятно, считал, что тем самым спасает нищего ученого от голодной смерти. Сейчас его звонок прозвучал как нельзя кстати.
– Я пришлю за вами машину. – Остап Прохорович был сама предупредительность.
Это было что-то новенькое. Господин Стаценко приглашал отобедать к себе в апартаменты. Что ждет там истощенного, обделенного жизнью археолога?
– Я завтракать не буду, – сообщил я Маринке, – поберегу аппетит для обеда. Есть еще на свете люди, которые обо мне заботятся.
– Никак твой кормилец к себе призвал? – выпустила коготки Марина. – Меня с собой возьмешь?
– А вот тебя, дорогая, в списках приглашенных не значиц-ца! – не без удовольствия ответствовал я нерадивой супруге.
По голосу Остапа Прохоровича я заподозрил, что сия встреча должна была носить деловой характер. Недаром она планировалась в приватном месте.
– Спасибо, милый, ты, как всегда, учтив, – снова надулась Марина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93