Рыжий вовсе не стремился меня ликвидировать – ему за это не платили. Нас с Пухлым надували, как юнцов. Не ставил засадный ганс перед собой задачи уничтожить свидетелей синявинской бойни. Он выполнял свою работу, и только. Убийство Крейзи и тестя, неудачное покушение на Пухлого, нападение в парадной – были всего лишь попытками меня запугать, принудить расстаться с Доспехами. Но не учли в «Светлом братстве» моей психологии, норовистости и упрямства, не ожидали, что буду я наперекор поступать всякому, кто попробует меня взять за горло. Единственным правильным моим поступком в непрекращающейся череде промахов и ошибок было то, что я утопил Доспехи в Луже. Там, у кургана, куда «братья» прибыли, пленив возвратившегося в город Борю, Рыжий готовился валить меня, если я снова откажусь расстаться с Доспехами. Утопив волшебные латы, я стал не нужен. Хорошо, что успел сделать это вовремя, – более гоняться за мной меченосцы не собирались.
Вова был профессионалом. Он исполнял только ту работу, за которую ему платили. Не меньше, но и не больше. Прежде я этого уразуметь не мог. Теперь, как мне казалось, все встало на свои места. Доспехи упокоились там, откуда достать их будет весьма непросто, за тестя я отомстил, а Володя Рерих занял пост Остапа Прохоровича Стаценко.
– Ты, я так понимаю, хорошо разбираешься во всем этом, – обвел рукой Володя ряды книжных полок.
«Сука ты, Володенька, – злобно подумал я. – Ну, ничего, как-нибудь сквитаемся. И за Пухлого тоже».
– Ну, не так, чтобы совсем уж хорошо…
– Можешь остаться здесь пожить, – свежеиспеченный домовладелец зла на меня не держал, – у тебя, я так понимаю, в семье разлад. Заодно приведешь здесь все в порядок.
Я согласился. С Маринкой и тещей отношения стали не то чтобы натянутыми, но… В общем, обоюдный отдых друг от друга нам бы не помешал. И я остался. Работать на барина.
Мой «светлый брат» дома бывал нечасто. Однако же роскошь коттеджа притягивала его, и Рерих взял себе за правило почти каждый вечер ужинать в моей компании. Возможно, причиной тому были увлекательные экскурсы в историю, которым я предавался со скуки. Так или иначе, но Володя вскоре увлекся книгами из стаценковской библиотеки. Однажды я рассказал ему о раскопках кургана, в котором были найдены Доспехи Чистоты. Рерих изрядно удивился, услышав об отпечатке огромной ладони, выплавленной в граните.
– Можно съездить посмотреть, – предложил я.
– Я так понимаю, экспедиция за Доспехами Чистоты готовится, – сообщил Володя, – так что мы все равно скоро поедем туда.
– Я могу быть полезен? – в голосе моем прозвучала, должно быть, немалая доля иронии, потому что Рерих поморщился.
– Как же без тебя? Ты нас и поведешь.
В свое время промеры шестом ничего не дали, а веревка с грузом тонула в Луже под своим весом, показывая то тридцать метров, то все пятьдесят. Одно было ясно – без аквалангистов не обойтись.
– Вы еще и нырять заставите, – вздохнул я, – а там вода холодная, да и плаваю я как рыба-утюг.
– Ничего. Как мать-перемать, так мать-перемать, а как мать-перемать, так хрен? – совдеповский юмор Рерих в Германии не растерял. – Не хочешь нырять – заставим, не можешь – научим. Ты ведь в Братстве теперь, а Братство, оно как армия.
– Я на военной кафедре обучался.
Мы посмеялись. Я еще раз подумал, что обязательно сквитаюсь с Рерихом. Не потому, что он был из стана моих врагов, а просто по той причине, что оказался в пределах досягаемости. Других уязвимых «светлых братьев» под рукой не было.
– Слушай, я в библиотеке вчера копался и нашел одну презабавную книгу. – Володя допил коньяк и поставил бокал на стол. – Целый день о ней сегодня думал. Погоди, сейчас принесу.
Он вернулся с антикварным фолиантом под мышкой.
– Вот, гляди, – сказал он, водружая фолиант рядом со мной. – Листал-листал, и вдруг на тебе!
Рерих ткнул в заднюю сторону форзаца, покрытую ровными строками убористого текста. Ниже помещалась какая-то схема.
– Что это за письмена? – недоуменно воззрился я на схему. Она напоминала план дома с участком.
– Я бы и сам хотел знать. – Володя придвинул стул и сел рядом со мной. Наши носы уткнулись в книгу. – Не могу разобрать, на каком языке это написано. Шпрехаю и спикаю я весьма прилично, немного разбираюсь во французском и польском. Это же, – ткнул он пальцем в страницу, – не похоже ни на один язык.
– Забавно, – пробормотал я, пытаясь разобрать первую фразу. «At asedra, odal soda. Gink ti cansom sipe omse. At icy tilsena utna». Чернила от времени выцвели. – Действительно странное какое-то рукописание.
– Что же это может быть?
– Не берусь судить, абракадабра какая-то.
– Я так понимаю, это шифр. – Володя Рерих озадаченно почесал переносицу.
– Не исключено, – пожал я плечами и налил нам обоим еще коньяку. – Писано латиницей, но не представляю, к какой языковой семье его отнести. Напоминает чем-то латынь, или, скорее, оско-умбрийский язык, или даже тохарский. Я, конечно, не лингвист, но текст равным образом можно определить как родственный индо-иранской группе.
– Коктейль, я так понимаю. – Рерих с уважением поглядел на меня. – Что, если такого языка вообще не существует?
– Как так не существует? – смешался я. – Да мы его имеем как очевидный факт! Налицо присущий языку ритм. Если ставить ударение на последнем слоге… – бокал замер у моего рта, – то чувствуется рифма. Да это стихи!
– Стихи? – изумился Рерих.
– Стихи, только написано в строчку. Если придать им определенный размер… Я не баловался поэзией, но все же. – Я перевел взгляд на Рериха. – Есть карандаш и листочек?
– Найдется, – ошеломленный Володя предоставил в мое распоряжение кубик американской бумаги для заметок и изящный «паркер» в скромном платинированном корпусе. Когда я заведу себе такой? Наверное, хорошо служить в «Светлом братстве».
– Возьмем в качестве примера хотя бы первую фразу и придадим ей размер, – набросал я на листке свою версию. – Вот, прочти. На подчеркнутой букве делай ударение.
At asedra,
odal soda.
Gink ti cansom
sipe omse.
At icy
tilsena utna.
Помолчали. Подумали.
– Вот как. Действительно, похоже, – промолвил Володя.
Он взял листок и книгу, забился в кресло у окна и, насупившись, принялся изучать оба артефакта, натруженно соображая с пьяных глаз.
Я смаковал коньяк, подумывая, не пойти ли мне спать, бросив к чертям собачьим этого шифровальщика с его книгой. Но было интересно, чего он там нарифмует. Неожиданно Рерих задвигался, схватил «паркер» и зашелестел бумагой. Я отложил недоеденный птифур.
– Что-нибудь получается? – спросил я.
– Я понял, что это такое. – Рерих производил впечатление человека, находящегося во власти поразительного открытия. – Это никакой не язык – это шифр. Это русский, только написан латинскими буквами справа-налево!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Вова был профессионалом. Он исполнял только ту работу, за которую ему платили. Не меньше, но и не больше. Прежде я этого уразуметь не мог. Теперь, как мне казалось, все встало на свои места. Доспехи упокоились там, откуда достать их будет весьма непросто, за тестя я отомстил, а Володя Рерих занял пост Остапа Прохоровича Стаценко.
– Ты, я так понимаю, хорошо разбираешься во всем этом, – обвел рукой Володя ряды книжных полок.
«Сука ты, Володенька, – злобно подумал я. – Ну, ничего, как-нибудь сквитаемся. И за Пухлого тоже».
– Ну, не так, чтобы совсем уж хорошо…
– Можешь остаться здесь пожить, – свежеиспеченный домовладелец зла на меня не держал, – у тебя, я так понимаю, в семье разлад. Заодно приведешь здесь все в порядок.
Я согласился. С Маринкой и тещей отношения стали не то чтобы натянутыми, но… В общем, обоюдный отдых друг от друга нам бы не помешал. И я остался. Работать на барина.
Мой «светлый брат» дома бывал нечасто. Однако же роскошь коттеджа притягивала его, и Рерих взял себе за правило почти каждый вечер ужинать в моей компании. Возможно, причиной тому были увлекательные экскурсы в историю, которым я предавался со скуки. Так или иначе, но Володя вскоре увлекся книгами из стаценковской библиотеки. Однажды я рассказал ему о раскопках кургана, в котором были найдены Доспехи Чистоты. Рерих изрядно удивился, услышав об отпечатке огромной ладони, выплавленной в граните.
– Можно съездить посмотреть, – предложил я.
– Я так понимаю, экспедиция за Доспехами Чистоты готовится, – сообщил Володя, – так что мы все равно скоро поедем туда.
– Я могу быть полезен? – в голосе моем прозвучала, должно быть, немалая доля иронии, потому что Рерих поморщился.
– Как же без тебя? Ты нас и поведешь.
В свое время промеры шестом ничего не дали, а веревка с грузом тонула в Луже под своим весом, показывая то тридцать метров, то все пятьдесят. Одно было ясно – без аквалангистов не обойтись.
– Вы еще и нырять заставите, – вздохнул я, – а там вода холодная, да и плаваю я как рыба-утюг.
– Ничего. Как мать-перемать, так мать-перемать, а как мать-перемать, так хрен? – совдеповский юмор Рерих в Германии не растерял. – Не хочешь нырять – заставим, не можешь – научим. Ты ведь в Братстве теперь, а Братство, оно как армия.
– Я на военной кафедре обучался.
Мы посмеялись. Я еще раз подумал, что обязательно сквитаюсь с Рерихом. Не потому, что он был из стана моих врагов, а просто по той причине, что оказался в пределах досягаемости. Других уязвимых «светлых братьев» под рукой не было.
– Слушай, я в библиотеке вчера копался и нашел одну презабавную книгу. – Володя допил коньяк и поставил бокал на стол. – Целый день о ней сегодня думал. Погоди, сейчас принесу.
Он вернулся с антикварным фолиантом под мышкой.
– Вот, гляди, – сказал он, водружая фолиант рядом со мной. – Листал-листал, и вдруг на тебе!
Рерих ткнул в заднюю сторону форзаца, покрытую ровными строками убористого текста. Ниже помещалась какая-то схема.
– Что это за письмена? – недоуменно воззрился я на схему. Она напоминала план дома с участком.
– Я бы и сам хотел знать. – Володя придвинул стул и сел рядом со мной. Наши носы уткнулись в книгу. – Не могу разобрать, на каком языке это написано. Шпрехаю и спикаю я весьма прилично, немного разбираюсь во французском и польском. Это же, – ткнул он пальцем в страницу, – не похоже ни на один язык.
– Забавно, – пробормотал я, пытаясь разобрать первую фразу. «At asedra, odal soda. Gink ti cansom sipe omse. At icy tilsena utna». Чернила от времени выцвели. – Действительно странное какое-то рукописание.
– Что же это может быть?
– Не берусь судить, абракадабра какая-то.
– Я так понимаю, это шифр. – Володя Рерих озадаченно почесал переносицу.
– Не исключено, – пожал я плечами и налил нам обоим еще коньяку. – Писано латиницей, но не представляю, к какой языковой семье его отнести. Напоминает чем-то латынь, или, скорее, оско-умбрийский язык, или даже тохарский. Я, конечно, не лингвист, но текст равным образом можно определить как родственный индо-иранской группе.
– Коктейль, я так понимаю. – Рерих с уважением поглядел на меня. – Что, если такого языка вообще не существует?
– Как так не существует? – смешался я. – Да мы его имеем как очевидный факт! Налицо присущий языку ритм. Если ставить ударение на последнем слоге… – бокал замер у моего рта, – то чувствуется рифма. Да это стихи!
– Стихи? – изумился Рерих.
– Стихи, только написано в строчку. Если придать им определенный размер… Я не баловался поэзией, но все же. – Я перевел взгляд на Рериха. – Есть карандаш и листочек?
– Найдется, – ошеломленный Володя предоставил в мое распоряжение кубик американской бумаги для заметок и изящный «паркер» в скромном платинированном корпусе. Когда я заведу себе такой? Наверное, хорошо служить в «Светлом братстве».
– Возьмем в качестве примера хотя бы первую фразу и придадим ей размер, – набросал я на листке свою версию. – Вот, прочти. На подчеркнутой букве делай ударение.
At asedra,
odal soda.
Gink ti cansom
sipe omse.
At icy
tilsena utna.
Помолчали. Подумали.
– Вот как. Действительно, похоже, – промолвил Володя.
Он взял листок и книгу, забился в кресло у окна и, насупившись, принялся изучать оба артефакта, натруженно соображая с пьяных глаз.
Я смаковал коньяк, подумывая, не пойти ли мне спать, бросив к чертям собачьим этого шифровальщика с его книгой. Но было интересно, чего он там нарифмует. Неожиданно Рерих задвигался, схватил «паркер» и зашелестел бумагой. Я отложил недоеденный птифур.
– Что-нибудь получается? – спросил я.
– Я понял, что это такое. – Рерих производил впечатление человека, находящегося во власти поразительного открытия. – Это никакой не язык – это шифр. Это русский, только написан латинскими буквами справа-налево!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93