Внешность он имел уродливую, поэтому и гримаса получилась жуткой. По бокам искореженного лица торчали оттопыренные уши, казавшиеся еще более лопоухими по причине короткой стрижки. Шевелюра у Пухлого непонятного окраса – пятнами – местами светлее, местами темнее. Короче, вкупе с его немалым росточком – наружность устрашающая. Кликуху он получил из-за вечно опухшей физиономии. Окрестил его Вова Богунов, Рыжий, еще один юный следопут, ныне безвестно сгинувший. С Рыжим я был знаком меньше, чем с остальными ребятами, так уж получилось. Зато с Пухлым они были друзья не разлей вода. Был в нашей компании третий Володя – Рерих, но он давно отъехал на историческую родину в Германию. Богунов же ушел в армию. Служил на Дальнем Востоке в 390-м полку морской пехоты, дембельнувшись, воевал в Боснии, Чечне; я в это время сидел. Чачелов потом встречал одержимого милитари-идеей друга, в совершенной отвязке после армии бегавшего по городу с пистолетом ТТ. Пухлый был между нами связующим звеном. А я от нашей шайки давным-давно отошел.
Но все возвращается на круги своя. Улучив момент, Аким наполнил рюмки. Некирные люди пропустили.
– Ну, за друзей, – с военным лаконизмом снова выступил я в роли тамады.
Крякнув у меня над ухом, Аким с громким стуком опустил донце стопаря на стол.
– Однажды мы с батей тоже чуть не погибли, – степенно отер он усы тыльной стороной ладони, – точнее, нас чуть не убили. Пошли мы: я, батя и старший брат – на линию Маннергейма. Мы далеко заходили, аж на третью линию.
– А вояки? – усомнился Балдорис. – Там ведь воинские части стоят.
– Нам-то хули, – философски, как может только пьяный русский человек, рассудил Аким, – части не части, мы шли себе. Вояк обходили стороной, что их не обойти, если надо? Здесь-то укрепрайон поблизости весь раскопан. Батя мой – воробей стреляный, он с дядей, братом своим, по молодости лет знаешь в какие дебри забирался? Собственную карту составили, по ней уже меня с братом потом водил. Батя у меня обстоятельный был, царство ему небесное. И вот пошли мы на дальние блиндажи, к Ладоге. Я, батя и брат. Про линию Маннергейма никому объяснять не надо, что это такое и куда она тянется? Увел он нас в самую глухомань, туда, где доты еще не чищенные.
– А такие есть? – всполошился Глинник. У Бори аж уши зашевелились.
– Было навалом, и сейчас предостаточно, – туманно ответил Аким, не выдав семейную тайну. Так, наверное, в Сибири старатели берегли секрет золотой жилы. – Укрепления там из местного камня. Сложены из огромных валунов, скрепленных раствором. Мы у одного такого и забазировались. Изучили предварительно, не действующий ли, а то, бывает, вояки их для собственных нужд используют. Но тот был глухой. Вход бетоном залит. Мы осмотрели, других лазов нет, значит, все нормально, никто этот дот не трогал. Стали тогда пробку взрывать…
– А вояки? – снова спросил Балдорис, в трофейщицких методах ничего не смысливший.
– Какие вояки? Никто ничего не слышал. Во-первых, лес густой, во-вторых, мы зарядами маленькими долбили. Ковыряешь ломиком дырку в пробке, туда граммов двадцать-тридцать гексогена, заваливаешь аемлей, сверху пнем каким-нибудь припираешь и подрываешь. Потом ломом куски бетона выковыриваешь. Щель расширяется, туда снова заряд, и так далее. Детонаторов у нас было как грязи. Конечно, дело хлопотное, но малошумное. За день пробку выбили. Видим, дверь железная, на нехилых болтах привинченная. Как я говорил, батя у меня человек запасливый, на все случаи жизни что-нибудь имел. Достали детонационного шнура малую бухту. В нем тэн, он тоже сильный. Шнуром головку болта обвязываешь; он как даст-даст, как даст-даст – как автогеном срежет! Смахнули мы болты, дверь малым взрывом сбили: она к стене бетоном с пробки была прилеплена, ломами ее не взять.
Взломали, короче, блиндаж. Поели и спать легли. А с нами еще собака увязалась от станции. Всю дорогу шла, сколько ее ни гнали. Ко сну когда отходили, брат ее хорошенько шуганул. Она, паскуда, убежала в чащу, а ночью пришла и макароны, что мы на завтрак оставили, сожрала. Я вроде сквозь сон слышал какого-то зверя, но из спальника было лень вылежать – за день наломался. Утром глаза продрали: макрикам нашим капут, и собака рядом бегает, сытая, довольная. Старший брат как сорвался за ней с «вальтером»! У нас при себе в лесу всегда пистолеты были, батя по молодым годам их совсем целехонькими выкапывал, тогда на полях трупы еще воняли. Братец, значит, щелк-щелк в собаку. Погнался за ней и где-то в лесу эту сволочь убил. Через эту проклятую суку, я думаю, все и началось.
Пошли мы в дот. Фонари взяли, веревки, ломы и всякое такое. Блиндаж был мощный. Заходим, видим, пушка стоит. Ее немного внутрь задвинули, чтобы амбразуру законопатить, она весь зал перегородила. Рядом с ней замок валяется, видимо, поленились унести. Хорошая, годная для стрельбы пушка, хоть сейчас заряжай. И зарядить было чем – на полу стартовики лежат, много. Запросто можно было взрывом амбразуру раскупорить и пальнуть в белый свет как в копеечку – хули нам, кабанам, нынче здесь, завтра там. Вояки бы нас не нашли. Вот только дот неисследованный бросать было жалко. Вставили мы на всякий случай замок в пушку, осмотрели его. Там ударник артиллерийский такой хитрый, с тремя бойками. Нам батя сказал, что это старинное немецкое крепостное орудие времен Первой мировой, а нашим оно на случай новой войны сгодится – откроют дот и будут поливать. Мы дальше так и поняли. Блиндаж, конечно, шикарный: многоуровневый, на стенах проводка, лампы висят в плоских плафонах.
– Свет не горел? – осведомился Балдорис, недоверчивый, как любой лоходром, которому мало доводилось копать.
– Нет, свет не горел, мы своими фонарями обходились. На втором этаже койки в комнатах стоят, стулья, столы – все нетронутое. Жилое помещение было. Мы на третий ярус спустились. Там уже воздух задохшийся: тяжелый, сырой. Хули, камень везде, а вентиляции нет. Метров пятнадцать под землей, наверное, а то и больше. Вот там у них склады боеприпасов и помещались. Красота: аппарели какие-то, подъемники. Двери толстые, железные, однако незаваренные. Но мы их открыли, хотя приржавело за годы все что можно. У бати для этих целей керосин в пузырьке был. Впрочем, и так открыли. Зашли и глазам не поверили: в камерах стоят стеллажи, а на них лежат снаряды для пушки. В масле, не ржавые ничуть, полный порядок. В другом каземате пороховые заряды в орудийных ящиках. Действительно, наши дот законсервировали на случай войны. В соседних отсеках взрывчатка лежит, тротил немецкий, детонаторы, огнепроводного шнура просто море, ну склад! Ходили-ходили, нашли всякие причиндалы саперные, тоже гансовские. Стрелкового оружия не было.
В дальнем конце галереи – дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Но все возвращается на круги своя. Улучив момент, Аким наполнил рюмки. Некирные люди пропустили.
– Ну, за друзей, – с военным лаконизмом снова выступил я в роли тамады.
Крякнув у меня над ухом, Аким с громким стуком опустил донце стопаря на стол.
– Однажды мы с батей тоже чуть не погибли, – степенно отер он усы тыльной стороной ладони, – точнее, нас чуть не убили. Пошли мы: я, батя и старший брат – на линию Маннергейма. Мы далеко заходили, аж на третью линию.
– А вояки? – усомнился Балдорис. – Там ведь воинские части стоят.
– Нам-то хули, – философски, как может только пьяный русский человек, рассудил Аким, – части не части, мы шли себе. Вояк обходили стороной, что их не обойти, если надо? Здесь-то укрепрайон поблизости весь раскопан. Батя мой – воробей стреляный, он с дядей, братом своим, по молодости лет знаешь в какие дебри забирался? Собственную карту составили, по ней уже меня с братом потом водил. Батя у меня обстоятельный был, царство ему небесное. И вот пошли мы на дальние блиндажи, к Ладоге. Я, батя и брат. Про линию Маннергейма никому объяснять не надо, что это такое и куда она тянется? Увел он нас в самую глухомань, туда, где доты еще не чищенные.
– А такие есть? – всполошился Глинник. У Бори аж уши зашевелились.
– Было навалом, и сейчас предостаточно, – туманно ответил Аким, не выдав семейную тайну. Так, наверное, в Сибири старатели берегли секрет золотой жилы. – Укрепления там из местного камня. Сложены из огромных валунов, скрепленных раствором. Мы у одного такого и забазировались. Изучили предварительно, не действующий ли, а то, бывает, вояки их для собственных нужд используют. Но тот был глухой. Вход бетоном залит. Мы осмотрели, других лазов нет, значит, все нормально, никто этот дот не трогал. Стали тогда пробку взрывать…
– А вояки? – снова спросил Балдорис, в трофейщицких методах ничего не смысливший.
– Какие вояки? Никто ничего не слышал. Во-первых, лес густой, во-вторых, мы зарядами маленькими долбили. Ковыряешь ломиком дырку в пробке, туда граммов двадцать-тридцать гексогена, заваливаешь аемлей, сверху пнем каким-нибудь припираешь и подрываешь. Потом ломом куски бетона выковыриваешь. Щель расширяется, туда снова заряд, и так далее. Детонаторов у нас было как грязи. Конечно, дело хлопотное, но малошумное. За день пробку выбили. Видим, дверь железная, на нехилых болтах привинченная. Как я говорил, батя у меня человек запасливый, на все случаи жизни что-нибудь имел. Достали детонационного шнура малую бухту. В нем тэн, он тоже сильный. Шнуром головку болта обвязываешь; он как даст-даст, как даст-даст – как автогеном срежет! Смахнули мы болты, дверь малым взрывом сбили: она к стене бетоном с пробки была прилеплена, ломами ее не взять.
Взломали, короче, блиндаж. Поели и спать легли. А с нами еще собака увязалась от станции. Всю дорогу шла, сколько ее ни гнали. Ко сну когда отходили, брат ее хорошенько шуганул. Она, паскуда, убежала в чащу, а ночью пришла и макароны, что мы на завтрак оставили, сожрала. Я вроде сквозь сон слышал какого-то зверя, но из спальника было лень вылежать – за день наломался. Утром глаза продрали: макрикам нашим капут, и собака рядом бегает, сытая, довольная. Старший брат как сорвался за ней с «вальтером»! У нас при себе в лесу всегда пистолеты были, батя по молодым годам их совсем целехонькими выкапывал, тогда на полях трупы еще воняли. Братец, значит, щелк-щелк в собаку. Погнался за ней и где-то в лесу эту сволочь убил. Через эту проклятую суку, я думаю, все и началось.
Пошли мы в дот. Фонари взяли, веревки, ломы и всякое такое. Блиндаж был мощный. Заходим, видим, пушка стоит. Ее немного внутрь задвинули, чтобы амбразуру законопатить, она весь зал перегородила. Рядом с ней замок валяется, видимо, поленились унести. Хорошая, годная для стрельбы пушка, хоть сейчас заряжай. И зарядить было чем – на полу стартовики лежат, много. Запросто можно было взрывом амбразуру раскупорить и пальнуть в белый свет как в копеечку – хули нам, кабанам, нынче здесь, завтра там. Вояки бы нас не нашли. Вот только дот неисследованный бросать было жалко. Вставили мы на всякий случай замок в пушку, осмотрели его. Там ударник артиллерийский такой хитрый, с тремя бойками. Нам батя сказал, что это старинное немецкое крепостное орудие времен Первой мировой, а нашим оно на случай новой войны сгодится – откроют дот и будут поливать. Мы дальше так и поняли. Блиндаж, конечно, шикарный: многоуровневый, на стенах проводка, лампы висят в плоских плафонах.
– Свет не горел? – осведомился Балдорис, недоверчивый, как любой лоходром, которому мало доводилось копать.
– Нет, свет не горел, мы своими фонарями обходились. На втором этаже койки в комнатах стоят, стулья, столы – все нетронутое. Жилое помещение было. Мы на третий ярус спустились. Там уже воздух задохшийся: тяжелый, сырой. Хули, камень везде, а вентиляции нет. Метров пятнадцать под землей, наверное, а то и больше. Вот там у них склады боеприпасов и помещались. Красота: аппарели какие-то, подъемники. Двери толстые, железные, однако незаваренные. Но мы их открыли, хотя приржавело за годы все что можно. У бати для этих целей керосин в пузырьке был. Впрочем, и так открыли. Зашли и глазам не поверили: в камерах стоят стеллажи, а на них лежат снаряды для пушки. В масле, не ржавые ничуть, полный порядок. В другом каземате пороховые заряды в орудийных ящиках. Действительно, наши дот законсервировали на случай войны. В соседних отсеках взрывчатка лежит, тротил немецкий, детонаторы, огнепроводного шнура просто море, ну склад! Ходили-ходили, нашли всякие причиндалы саперные, тоже гансовские. Стрелкового оружия не было.
В дальнем конце галереи – дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93