Рука уже начала подниматься, но все-таки она снова сдержалась и вопрошающе оглянулась на бабушку.
– Не переживай, – посоветовала та спокойным тоном. – Жребий брошен, нам остается идти до конца.
– Но эта мразь ведет нас прямо в…
– Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.
Спорить с Цераленн было бесполезно. Элистэ могла идти дальше, остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.
Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а в узкий переулок, отделяющий «Приют лебедушек» от соседнего дома, к задней двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом и столь же округлым животиком, среднего роста и средних лет. Белый фартук, обтягивающий упитанное брюшко, и руки, до локтей припорошенные мукой, красноречиво свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль собственной персоной. Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим красным ромбом.
– Что скажешь, друг мой Лоскут? – обратился Кенубль к их золотушному проводнику.
– Шесть рекко за доставку, – ответил тот.
– Справедливо. Именно так. Великолепно.
Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.
«За что он ему платит? И почему?»
Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул и молча растворился в ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, – кондитеру; тот же приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.
– Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные дамы, – проговорил он.
Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.
– Я к вашим услугам, Возвышенные дамы. Соблаговолите войти, – пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. – Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас заверяю.
В его облике и словах сквозили неподдельная искренность и озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.
«А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб на колпаке?»
Если бабушка и испытывала похожие сомнения, то виду не подала. С непоколебимой, судя по всему, самоуверенностью она кивнула хозяину и прошествовала в дом. Обменявшись испуганными взглядами, Аврелия и Кэрт последовали ее примеру. Элистэ била дрожь – и от страха, и от холода; она лишь надеялась, что под широким плащом этот признак слабости останется незамеченным. Искоса взглянув на Кенубля, она проскользнула мимо него в дверь и оказалась в обсыпанной мучной пылью холодильной камере, посреди которой находился стол для готовки с мраморной столешницей; на столе лежала горка Пластов частично раскатанного сдобного теста. В камере было почти так же холодно, как на улице, и дрожь отпустила Элистэ только тогда, когда мастер Кенубль провел их в соседнее помещение – ярко освещенную пекарню, где в глубоком камине горел огонь, а большие печи уже успели накалиться. Воздух, пропахший корицей, был неимоверно насыщенным, горячим и ласкающим – словно ванна с душистыми солями. Несмотря на свои опасения, Элистэ не смогла сдержать восхищенного вздоха. Она тут же откинула капюшон и стянула перчатки, чтобы онемевшие от холода уши и одеревеневшие пальцы отошли в этой поистине тропической жаре. И если бы не приличия, она заодно сняла бы и туфли с чулками, ибо ноги у нее закоченели и она их не чувствовала.
– Суп, Возвышенные дамы. Вам требуется горячий суп. Или чай? Горячий шоколад? – предложил Кенубль.
– Шоколад! – страстно прошептала Аврелия.
– Минуточку, я пододвину кресла к огню.
Столь суетливая заботливость, по всей видимости, вступала в противоречие со зловещей красной эмблемой – и наоборот. Элистэ вдруг почувствовала себя такой усталой, замерзшей и растерянной, что у нее не осталось сил задумываться над этой головоломкой. Кухонный жар подействовал на нее, как наркотик, – разом приглушил страхи и отнял силы. Она поразмыслит над этим, но потом; лучше всего – после горячего супа и чая. Опустившись в ближайшее кресло, она протянула руки к огню. Аврелия последовала ее примеру, тогда как Кэрт, которой было не положено сидеть в присутствии господ, устроилась на каминном коврике.
Но Цераленн продолжала стоять. Губы у нее посинели от холода, и, как говорится, зуб на зуб не попадал, однако подобные мелочи никогда не мешали ей четко и ясно излагать свои мысли.
– Мастер Кенубль, мы перед вами в долгу за такое радушие. И все же мы сможем воспользоваться вашим гостеприимством, лишь убедившись со всей непреложностью, что прекрасно понимаем друг друга. Мне и моим спутницам требуется убежище на неопределенное время, вероятно, на несколько суток. Поскольку же в нашем положении предпочтительней держаться в тени и не раскрывать своих имен, мы полагаемся на вашу осторожность, каковая обеспечит нам безопасное укрытие. За такую услугу вы, естественно, получите щедрое вознаграждение.
– Вознаграждение? – Кенубль выпрямился, изо всех сил стараясь скрыть обиду, проступившую на его круглом, добродушно-глуповатом лице. – Вы заблуждаетесь, Возвышенная госпожа, и даже очень. Заявляю, что вы несправедливы ко мне. Кондитер Кенубль не оказывает услуг за деньги, и не будем говорить ни о каком вознаграждении. Я шерринец, мадам, и верноподданный, я предан моему королю и отечеству, как был предан мой батюшка Кенубль, и коли потребуется – я вколочу это в своих детей, так что на всю жизнь запомнят. Мадам, мы, Кенубли, – уважаемое семейство. Возвышенные – и те не брезгуют нашей выпечкой. Ну о каком вознаграждении можно тут говорить!
– Я была неправа, – сдержанно кивнула Цераленн.
Ее спутницы в жизни не слышали, чтобы с уст старой дамы срывалось нечто похожее на извинение. Ее слова вполне удовлетворили мастера Кенубля, который сменил негодование на прежнюю любезность. Однако Элистэ все еще не оставляли сомнения. Она с благодарным поклоном приняла от кондитера чашку дымящейся чечевичной похлебки, глотнула и глубоко вздохнула, когда живительное тепло разлилось по всему телу. Тем не менее она не смогла удержаться и спросила:
– А красный ромб на ваших дверях и на колпаке?..
– Маскировка, Возвышенная дева. Хитрость, обман – дело, возможно, и недостойное, но как еще мог Кенубль остаться на воле, чтобы служить королю и отечеству? Но пусть вас это не пугает, Возвышенная дева. Я презираю этот гнусный ромб, я его ненавижу, поверьте. Супруга моя, мадам Кенубль, тоже его ненавидит, и двое моих парнишек, младших Кенублей, так же возненавидят его, а не то им не поздоровится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227
– Не переживай, – посоветовала та спокойным тоном. – Жребий брошен, нам остается идти до конца.
– Но эта мразь ведет нас прямо в…
– Тише. Без паники. Самообладание, внучка, прежде всего. Не забывай о том, что ты из Возвышенных. Подождем, чем все это кончится.
Спорить с Цераленн было бесполезно. Элистэ могла идти дальше, остановиться посреди улицы или бежать. Она решила идти за бродягой.
Тот, однако, провел их не мимо нищих, осаждавших вход в лавочку, а в узкий переулок, отделяющий «Приют лебедушек» от соседнего дома, к задней двери, украшенной таким же красным ромбом, и по-хозяйски постучал. Ему тут же открыли. В дверях стоял мужчина с круглым лицом и столь же округлым животиком, среднего роста и средних лет. Белый фартук, обтягивающий упитанное брюшко, и руки, до локтей припорошенные мукой, красноречиво свидетельствовали, что перед ними кондитер Кенубль собственной персоной. Его густые седеющие кудри были забраны под белый колпак с пришитым большим красным ромбом.
– Что скажешь, друг мой Лоскут? – обратился Кенубль к их золотушному проводнику.
– Шесть рекко за доставку, – ответил тот.
– Справедливо. Именно так. Великолепно.
Элистэ с тревогой наблюдала, как деньги переходят из рук в руки.
«За что он ему платит? И почему?»
Лоскут пересчитал полученные деньги, кивнул и молча растворился в ночи. Элистэ почти не обратила внимания на его исчезновение. Ее глаза были прикованы к тому, кто их, по всей видимости, купил, – кондитеру; тот же приглашал их войти, раскланиваясь с невероятно топорной галантностью.
– Окажите честь вступить под кров вашего покорного слуги, Возвышенные дамы, – проговорил он.
Было еще не поздно бежать от этого дома, расписанного алыми эмблемами экспроприационистов. На миг Элистэ захлестнуло желание так и сделать.
– Я к вашим услугам, Возвышенные дамы. Соблаговолите войти, – пригласил кондитер, сопроводив свои слова еще одним чудовищным поклоном. – Здесь вам ничто не грозит, здесь вы будете в полнейшей безопасности, я вас заверяю.
В его облике и словах сквозили неподдельная искренность и озабоченность, но Элистэ это отнюдь, не убедило.
«А как объяснить в таком случае эти мерзкие красные знаки? И ромб на колпаке?»
Если бабушка и испытывала похожие сомнения, то виду не подала. С непоколебимой, судя по всему, самоуверенностью она кивнула хозяину и прошествовала в дом. Обменявшись испуганными взглядами, Аврелия и Кэрт последовали ее примеру. Элистэ била дрожь – и от страха, и от холода; она лишь надеялась, что под широким плащом этот признак слабости останется незамеченным. Искоса взглянув на Кенубля, она проскользнула мимо него в дверь и оказалась в обсыпанной мучной пылью холодильной камере, посреди которой находился стол для готовки с мраморной столешницей; на столе лежала горка Пластов частично раскатанного сдобного теста. В камере было почти так же холодно, как на улице, и дрожь отпустила Элистэ только тогда, когда мастер Кенубль провел их в соседнее помещение – ярко освещенную пекарню, где в глубоком камине горел огонь, а большие печи уже успели накалиться. Воздух, пропахший корицей, был неимоверно насыщенным, горячим и ласкающим – словно ванна с душистыми солями. Несмотря на свои опасения, Элистэ не смогла сдержать восхищенного вздоха. Она тут же откинула капюшон и стянула перчатки, чтобы онемевшие от холода уши и одеревеневшие пальцы отошли в этой поистине тропической жаре. И если бы не приличия, она заодно сняла бы и туфли с чулками, ибо ноги у нее закоченели и она их не чувствовала.
– Суп, Возвышенные дамы. Вам требуется горячий суп. Или чай? Горячий шоколад? – предложил Кенубль.
– Шоколад! – страстно прошептала Аврелия.
– Минуточку, я пододвину кресла к огню.
Столь суетливая заботливость, по всей видимости, вступала в противоречие со зловещей красной эмблемой – и наоборот. Элистэ вдруг почувствовала себя такой усталой, замерзшей и растерянной, что у нее не осталось сил задумываться над этой головоломкой. Кухонный жар подействовал на нее, как наркотик, – разом приглушил страхи и отнял силы. Она поразмыслит над этим, но потом; лучше всего – после горячего супа и чая. Опустившись в ближайшее кресло, она протянула руки к огню. Аврелия последовала ее примеру, тогда как Кэрт, которой было не положено сидеть в присутствии господ, устроилась на каминном коврике.
Но Цераленн продолжала стоять. Губы у нее посинели от холода, и, как говорится, зуб на зуб не попадал, однако подобные мелочи никогда не мешали ей четко и ясно излагать свои мысли.
– Мастер Кенубль, мы перед вами в долгу за такое радушие. И все же мы сможем воспользоваться вашим гостеприимством, лишь убедившись со всей непреложностью, что прекрасно понимаем друг друга. Мне и моим спутницам требуется убежище на неопределенное время, вероятно, на несколько суток. Поскольку же в нашем положении предпочтительней держаться в тени и не раскрывать своих имен, мы полагаемся на вашу осторожность, каковая обеспечит нам безопасное укрытие. За такую услугу вы, естественно, получите щедрое вознаграждение.
– Вознаграждение? – Кенубль выпрямился, изо всех сил стараясь скрыть обиду, проступившую на его круглом, добродушно-глуповатом лице. – Вы заблуждаетесь, Возвышенная госпожа, и даже очень. Заявляю, что вы несправедливы ко мне. Кондитер Кенубль не оказывает услуг за деньги, и не будем говорить ни о каком вознаграждении. Я шерринец, мадам, и верноподданный, я предан моему королю и отечеству, как был предан мой батюшка Кенубль, и коли потребуется – я вколочу это в своих детей, так что на всю жизнь запомнят. Мадам, мы, Кенубли, – уважаемое семейство. Возвышенные – и те не брезгуют нашей выпечкой. Ну о каком вознаграждении можно тут говорить!
– Я была неправа, – сдержанно кивнула Цераленн.
Ее спутницы в жизни не слышали, чтобы с уст старой дамы срывалось нечто похожее на извинение. Ее слова вполне удовлетворили мастера Кенубля, который сменил негодование на прежнюю любезность. Однако Элистэ все еще не оставляли сомнения. Она с благодарным поклоном приняла от кондитера чашку дымящейся чечевичной похлебки, глотнула и глубоко вздохнула, когда живительное тепло разлилось по всему телу. Тем не менее она не смогла удержаться и спросила:
– А красный ромб на ваших дверях и на колпаке?..
– Маскировка, Возвышенная дева. Хитрость, обман – дело, возможно, и недостойное, но как еще мог Кенубль остаться на воле, чтобы служить королю и отечеству? Но пусть вас это не пугает, Возвышенная дева. Я презираю этот гнусный ромб, я его ненавижу, поверьте. Супруга моя, мадам Кенубль, тоже его ненавидит, и двое моих парнишек, младших Кенублей, так же возненавидят его, а не то им не поздоровится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227