Элистэ насторожилась.
– Дядюшка, – шепнула она, – в доме есть оружие?
– Разумеется, нет, дорогая моя. К чему мне держать такие опасные вещи? Неужто ты сомневаешься в скромных дарованиях своего дядюшки?. Этим дозорным отрядам никогда до нас не добраться.
Не успел он, однако, договорить, как один из собратьев подошел к плоскому камню, угнездившемуся меж корней гнилого старого пня, отодвинул его и, обнажив потаенную выемку с бронзовым рычагом, уверенно подергал его в той последовательности, которую Элистэ запомнила еще ребенком. В доме звякнул колокольчик, а в зеркале туманная завеса с изображением скалы-наваждения тем временем стала настолько прозрачной, что оставалось диву даваться, почему братья-экспроприационисты не видят сквозь нее.
– Мы погибли! Откуда он узнал, где искать рычаг и как его нажимать? Дядюшка, вы никому не говорили?
– Нет, дорогая моя. В высшей степени непонятно. – Кинц явно пребывал в растерянности. – А не могло так случиться, дети мои, что за вами шли следом?
– Нет, сударь, – уверенно возразил Дреф. – За нами никто не шел, я ручаюсь.
– Странно, очень странно. Но как интересно! Что ж, вы сами могли убедиться – существует множество разных способов наблюдения. Вероятно, кто-то получил к одному из них доступ, а может быть, и открыл совсем новый – над этим стоит подумать. Весьма занимательно.
– Дядюшка, как вы их остановите?
– Дитя мое, я всегда считал, что наваждения надежно ограждают меня. Если они сдадут, я просто не знаю, что делать. Но не будем думать о худшем. Быть может, нам еще удастся их провести.
– Быть может… – протянул Дреф, глядя в зеркало: собратья суетились у скалы, пробуя ее прочность прикладами мушкетов и кулаками. – Похоже, они знают, в чем тут хитрость. Мастер Кинц, какой натиск способны выдержать ваши наваждения?
– Иной раз их может развеять легкое дуновение, но большей частью они сильны, как страх, непроницаемы, как тщеславие, и устойчивы, как надежда. Все зависит от тех, кто их видит, юноша.
– В таком случае эти бандиты окажутся здесь через несколько минут, – сказала Элистэ. – Нам лучше покинуть этот дом, и как можно скорей. Надеюсь, с глупыми разговорами, чтобы я осталась здесь, покончено?
Неожиданное нападение на неприкосновенное убежище дядюшки Кинца тысячекратно увеличило угрозу ее собственной жизни, но как же Элистэ обрадовалась этому – вопреки здравому смыслу! С большим трудом ей удалось подавить довольную улыбку.
– Ох, мое дорогое дитя, – искренне сокрушался дядюшка Кинц, – мне так жаль…
– Оставим сожаления на потом, сударь, – оборвал его Дреф. – Нам всем еще, может, придется жалеть. Когда шар будет готов к полету?
– Очень скоро, но точно не берусь сказать. Давайте посмотрим.
Они так и сделали, вернувшись на лужайку. В свете луны и двух фонарей перед ними возник огромный пузырь, темный, как закатное небо, и так же расписанный золотыми полосами и блестками. Элистэ замерла в восхищении. Удивительное зрелище, но не менее удивительной была скорость, с какою этот пузырь распухал. Он нависал над ними, рос на глазах, но шелковая его оболочка все еще обвисала многочисленными складками.
– Понадобится еще минут пятнадцать, – заметил Кинц. – Правда, он чудо?
– Нельзя ли побыстрее, сударь?
– Не думаю. Терпение, юноша. А фонари, пожалуй, возьмем с собой – Глориэль любит свет.
Следующие четверть часа они загружали корзину продуктами, топливом, фонарным маслом, кувшинами с водой и балластом. Всем распоряжался Дреф, который позаботился даже о равномерном распределении груза, о чем Кинц не подумал. Когда они с этим покончили, шар был готов к полету и рвался вверх, натягивая державшие его канаты, как струны. Глориэль, судя по всему, тоже полностью пробудилась – мигала огоньками, вибрировала своим металлическим корпусом и издавала напряженный пронзительный гул.
Под самой горловиной шара висела на цепях жаровня из стальной проволоки. Кинц во Дерриваль, стоя в корзине, то подбрасывал солому в отверстие жаровни, находящейся прямо под горловиной, то раздувал огонь. Элистэ с минуту понаблюдала за дядей, а потом, с тревогой и в то же время с любопытством, вернулась к зеркалу: чем там заняты дозорные?
На ее глазах один из собратьев прорвался сквозь скалу-наваждение, пробежал по инерции с десяток шагов, споткнулся и упал на руки. Потом сел, огляделся, и глаза у него полезли на лоб. Его товарищи, что остались внизу, словно с ума посходили – тыкались и изо всех сил стучали в скалу, которая представлялась им и на взгляд, и на ощупь твердым камнем. При этом они что-то кричали: Элистэ видела их широко открытые рты, хотя, понятно, не могла их услышать. Прорвавшийся дозорный встал на ноги, повернулся лицом к тому месту, где должны были находиться его собратья, и принялся звать их. При этом он размахивал фонарем, подавая сигналы. По ту сторону скалы все замерли, словно прислушиваясь. Конечно же, они слышали голос сгинувшего собрата; другое дело – доходил ли до них свет его фонаря. Тогда он спустился вниз, протягивая руку, и легко преодолел скалу-наваждение изнутри. Товарищам его наверняка показалось, что рука выступила из камня. И так, одного за другим, ом протащил остальных сквозь завесу наваждения.
Элистэ не стала ждать, что будет дальше. Подобрав юбки, она поспешила к шару и доложила:
– Прошли.
– В корзину, – приказал Дреф. – Шар готов к взлету.
– Шар-то готов, юноша, – согласился дядюшка Кинц. – Но не знаю, готова ли Глориэль. Мне кажется, ей требуется еще минута-другая.
– Для чего, дядюшка?
– Собраться с мыслями, как я полагаю.
– Так объясните ей, что у нас не осталось времени.
Дреф помог Элистэ забраться в корзину, что было не так-то просто: раздувшийся шар рвался вверх, дергал и раскачивал корзину.
– Нет, дитя мое. Нам нужно считаться с настроением Глориэли. Я, видимо, требовал от нее слишком многого, поэтому она у меня такая норовистая и порой склонна упираться по мелочам.
– Упираться?
– Если ее рассердить, она, чего доброго, опрокинет корзину, сбросив нас на землю с высоты в три тысячи футов. Только не поймите меня превратно – она вовсе не зла от природы, всего лишь немного капризна.
– Но, дядюшка Кинц, мы…
– Тише, дорогая моя. Глориэль требуется ублажить, поверь мне. – Кинц погладил Чувствительницу, и та засияла мигающими огоньками, переходящими в розоватое свечение. – По-моему, она немного боится – не совсем в себе уверена. Ей нужно время, чтобы обрести веру в себя. Пойдем ей навстречу и чуть-чуть подождем.
«Взять бы молот да хорошенько стукнуть по этой проволочно-шестереночной примадонне», – подумала Элистэ, но у нее хватило ума промолчать. Она посмотрела на Дрефа. Тот был, как всегда, невозмутим, но Элистэ почувствовала его нетерпение и нервно забарабанила пальцами по перильцам корзины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227