ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

И не было смысла сопротивляться ему. Так или иначе – устрашением, лестью или грубостью – Уисс добивался своего. И добивался всегда.
– Я не специалист в этих вопросах. Прежде мне не приходилось иметь дело с такими машинами, – сказал наконец Хорл и, увидев, что лицо сына потемнело, поспешно добавил: – Но я встречал нечто подобное в книгах и скажу тебе, что я запомнил. Когда-то эти три Оцепенелости были магическими Чувствительницами, изготовленными для поддержания порядка и спокойствия в обществе. Вот эта, – он указал на элегантную серебристую двухголовую конструкцию, – которую зовут Заза, выдыхала огонь и пар для защиты своих хозяев. Она была страстной, раздражительной, капризной. Говорят, обидчивая и мстительная, она никогда не прощала неуважения к себе, действительного или мнимого. – Хорл повернулся теперь к огромному механическому жуку с золотой табличкой, окаймленной рамкой из глаз и гласившей «Нану». – Чувствительница Нану – королева-мать машин этого рода, когда-то была несравненным шпионом. Фанатичная, неутомимая и изобретательная, она вечно бодрствовала, следя за предполагаемыми врагами своих хозяев. Никто не мог ускользнуть из-под ее надзора, потому что ей помогали целые рои ее летучих отпрысков, научившихся искусству слежки от матери и способных внедрить свои крошечные тельца в любую среду. Нану была равнодушной матерью, считавшей своих детей заменимыми и подлежащими использованию. По сути, она была равнодушна и к своим хозяевам. Холодная по натуре, лишенная чувств, она с энтузиазмом предавалась лишь своим занятиям, сходным с функциями насекомого.
Хорл сделал несколько шагов и встал рядом с племянником перед свинцовым шкафом с надписью «Кокотта». Он бросил на молодого человека быстрый взгляд, выдававший неподдельный страх, но Бирс не заметил его. Он не сводил глаз с Оцепенелости. Рот его слегка приоткрылся, взор затуманился. Со вздохом облегчения Хорл продолжил:
– Последняя Чувствительница – Кокотта – некогда применялась для публичных казней и расправлялась с большим числом осужденных: как в одиночку, так и партиями. Свои обязанности она выполняла безупречно и с явным рвением. Кокотта слыла надежной, неутомимой и ненасытной. Но это было на поверхности, свои же сокровенные чувства она никому не открывала. Ее страхи, надежды, привязанности и желания всегда оставались тайной, остаются и доныне.
Какое-то время трое мужчин молча рассматривали три Оцепенелости. Наконец Бирс Валёр заговорил очень мягко, почти мечтательно:
– Может быть, она раскроет их мне.
– А? – Хорл бросил на племянника боязливый непонимающий взгляд.
– Прекрасная Кокотта, – словно в экстазе, пробормотал Бирс. – Заза. Нану.
Уисс в'Алёр не обратил внимания на своего кузена. Его глаза, загоревшиеся фанатичным огнем, были устремлены на Кокотту, когда он спросил:
– Так ты утверждаешь, что повреждения не слишком значительны?
– Может быть, повреждений и вовсе нет, – ответил Хорл. – Машины спят, или погрузились в транс, или, если угодно, застыли. Вне всякого сомнения, застыли от скуки и бездействия. Такое может случиться со всяким.
– Где же принц, чей поцелуй пробудит этих спящих красавиц? – осведомился Уисс со свойственным ему тяжеловесным юмором.
Слишком поздно распознав опасность, Хорл погрузился в испуганное молчание.
– Ну же, отец? Ты, конечно же, понял, чего я хочу. Оцепенелостям нужно вернуть чувствительность. Это твоя задача. Приступай немедленно.
– Я не могу. – Хорл облизал пересохшие губы. – Ты просишь слишком многого.
– Я ничего не прошу. Я требую – от имени вонарского народа!
– Ты не понимаешь, – взмолился Хорл. – Послушай. У меня просто не хватит знаний, чтобы справиться с такими механизмами.
– У тебя есть чародейная сила, как всем нам прекрасно известно.
– Но не в такой степени. Я же не изучал этого искусства в детстве. Оно пришло ко мне сравнительно поздно…
– И вытеснило все остальное, – перебил его Уисс. – Да, мне об этом прекрасно известно. Когда у тебя уже была жена, сыновья и дочь, вдруг случился этот взрыв чародейных способностей, потребовавший всех твоих сил и внимания. Ты потворствовал своим способностям как мог, а потом, когда прежние желания были удовлетворены, начал гоняться за новыми.
– Это не совсем так, – без убежденности заговорил Хорл, потому что жалобы сына пробудили в нем чувство вины. Обвинения Уисса, хоть и несправедливо преувеличенные, все же содержали зерно истины. Его чародейный дар проявился необычно поздно, и он в самом деле пренебрегал семьей ради развития своих способностей. Занятия поглощали его целиком, это было неизбежно. Часто чтение магических книг и практика требовали полной отдачи, в ущерб всему остальному, и хотя он признавал свои обязательства по отношению к супруге, которую взял за себя семнадцати лет от роду, и к четверым выжившим детям, которыми обзавелся к двадцати трем годам, чары всегда были на первом месте в его жизни – с того незабываемого дня, когда он впервые познал великолепие их могущества. Возможно, здесь сказался его эгоизм, бессердечие, может быть, он поступал неправильно, но он не мог помыслить себе иной жизни. Хорл верил, что жена понимает его или почти понимает. Она приняла все без жалоб, но ведь и он позаботился о ней, туповатой женщине из простонародья, которая за эти годы стала ему чужой. Он следил за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась, и, насколько ему было известно, она и в самом деле казалась более или менее довольна жизнью. Что же до детей, то трое из четверых не доставляли ему никаких хлопот, потому что унаследовали отцовский дар чародейства. К счастью, их способности проявились безотлагательно, и он принял меры к тому, чтобы их образование началось в соответствующем возрасте. Все трое в раннем детстве вступили в общину Божениль, и теперь, десятки лет спустя, каждый из них превзошел отца в чародейном искусстве. Печальным исключением, разумеется, был Уисс – его первенец, законный наследник, не унаследовавший ничего. К нему не пришел магический дар, а он никогда ничего не забывал и не прощал. Бедный обездоленный Уисс, всегда сердитый, всегда обманутый, вечно вызывающий у отца чувство вины, жалости, раскаяния, а в последнее время – страха.
– Ты задолжал народу, и долг твой велик. – Нахмурившись и скрестив руки, Уисс вплотную придвинулся к отцу. – И теперь, в целях частичного возмещения долга, я требую от тебя сущий пустяк, и ты должен бы с энтузиазмом отнестись к этому требованию.
Хорл ощутил привычный стыд, неуверенность, невольный импульс подчиниться, однако на сей раз подавил свои чувства. Распознав в Оцепенелостях источник могущества, он был вынужден задуматься о том, как сын использует их, и осознал, что попросту не может себе этого представить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227