ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Да здравствует король!» От этих слов у Элистэ на глаза навернулись слезы. Если он и успел еще что-то крикнуть, она уже не могла услышать: его голос потонул в оглушительном реве возмущенной толпы. В обнаженных узников полетели камни и комья земли. Кое-кто из жертв, пригнувшись, упал на колени – связанные за спиной руки не давали возможности защититься. Другие и не думали уклоняться. Горстка патриотов из числа самых буйных слишком близко подбежала к повозкам, и гвардейцы оттеснили их прикладами мушкетов.
Процессия проследовала по улице Клико. Толпа еще немного потопталась на месте, но никто больше не появлялся, и люди стали расходиться. Элистэ неподвижно стояла у оконца. Она впервые увидела знаменитые повозки обреченных. Разговоры о них шли вот уже несколько месяцев, и зрелище полностью отвечало тому, что ей доводилось слышать, тем не менее у нее кровь застыла в жилах. Воображение сыграло с ней злую шутку. Она воочию увидела себя стоящей на одной из этих повозок. Угол зрения вдруг сместился до уровня мостовой, и она оказалась внизу: это ее влекли лошади мимо «Приюта лебедушек», на фасаде которого пряталось под нависающим карнизом слуховое оконце, и, раздвоившись, как в кошмарном сне, она, побледнев, смотрела сверху на саму себя. Ее обнаженное тело хлестали ледяные порывы зимнего ветра, в запястья впивалась веревка, она ощущала голыми подошвами, как повозка подпрыгивает на булыжниках. Рядом стояли Цераленн, Аврелия и Кэрт. Аврелия жаловалась, а бабушка ее ободряла.
«О Чары, как же долго тянется время, бабуля! Мне уже надоело!»
«Терпение, юница Аврелия. Рано или поздно мы непременно доберемся до места».
Тут до Элистэ дошло, что они и вправду разговаривают. Она отвернулась от оконца. Ее била дрожь, хотя в комнате было сравнительно тепло.
Подойдя к койке, Элистэ достала из саквояжа волшебное зеркальце в золотой оправе – подарок дядюшки Кинца – и, погрузившись в созерцание розовых пейзажей. Забыла про громыханье повозок. Но вот отраженный мир начал расплываться, по мере того как розовый цвет переходил в бледно-лиловый. Элистэ подняла голову и увидела, что на улице стало смеркаться. Через полчаса Кэрт опустила шторы на обоих оконцах и зажгла свечу; помещение озарилось слабым желтоватым светом, по стенам запрыгали тени. Немного погодя Цераленн решила, что можно без опаски сойти вниз.
Под жалобный скрип дощатого настила они пробрались через захламленный чердак, не без труда откинули люк и спустились по лесенке с перекладинами. Кэрт досталось больше всех – она несла пустой кувшин. Затем преодолели два длинных пролета и очутились на кухне, где за столом в полном составе сидело семейство Кенубль: мастер Кенубль, чьи обширные телеса были чуть припорошены сахарной пудрой; мадам Кенубль, моложе супруга на несколько лет, но столь же полная, со сдобной талией и также следами чего-то белого на одежде; и двое парнишек, юные Кенубли, Тьер и Брев, соответственно восьми и девяти лет от роду, точные уменьшенные копии своего родителя. У стула юного Брева обретался выклянчивающий кусочки Принц во Пух. Он настолько в этом преуспел, что откликнулся на приход хозяйки лишь номинальными изъявлениями восторга.
Спустившихся встретили сердечно, но без всяких церемоний. Для них мигом поставили тарелки и пододвинули стулья. Дамам предложили отведать рагу из свинины, хлеба и красного вина. Они сразу бы приступили к еде, если бы не Кэрт, решительно взявшаяся прислуживать госпожам. Мастер Кенубль дрогнул. Он был готов вскочить и помочь Кэрт, но быстрый взгляд, которым наградила кондитера мадам Кенубль, привел его в чувство. Ни мадам, ни дети, похоже, не разделяли его преувеличенного почтения ко всем Возвышенным. Ранг беглянок заслуживал верности, почитания, защиты и даже любви, но уж положить еду на тарелки они вполне могли и сами. Элистэ и Цераленн восприняли это как должное, Аврелия смирилась скрепя сердце, и только Кенубль и Кэрт чувствовали себя неудобно.
И еда, и беседа пришлись как нельзя кстати, тем более что последнюю весьма оживляли новости, которые мадам Кенубль почерпнула из сплетен покупательниц. Так, она сообщила о случившихся в этот день беспорядках на площади Равенства, когда разъяренные граждане напали на группу дружков и подружек Кокотты, каковые своими громоздкими смехотворными шляпами мешали публике смотреть казнь герцога Ривеньерского. В числе казненных в тот день были несколько родичей герцога в'Эстэ, включая его красавицу внучку, некогда фрейлину Чести при королеве, а также рыжеволосый барон во Пленьер в'Оренн и один из виднейших придворных покойного короля, великий острослов виконт во Ренаш.
«Меранотте!»
Сердце Элистэ пронзила боль. У нее пропал аппетит, она отодвинула тарелку. Благороднейших и виднейших уничтожили в мгновение ока – и мир вокруг не содрогнулся от ужаса.
Этот день вообще отличался особо изысканным подбором жертв, и собравшаяся толпа, не желая упустить редкостное зрелище из-за помешанных на Кокотте, принялась забрасывать их камнями и пустыми бутылками. Десятки людей с той и с другой стороны получили синяки и ранения, прежде чем Вонарская гвардия вмешалась и положила конец беспорядкам. Но пока народ буянил, Кокотта и ее верховный жрец Бирс Валёр спокойно занимались своим делом, методично уничтожая одного за другим двадцать четыре человека. К тому времени, как в толпе навели порядок, экзекуция подошла к концу. Нынче до всякого, если он не безнадежный кретин, дошло, что публичные казни – прямая угроза гражданскому согласию и порядку; это пора бы понять даже таким кровожадным ослам, как экспры. Так считала мадам Кенубль.
Супруг был полностью с ней согласен. По ходу ее рассказа он время от времени разражался привычными проклятиями в адрес экспроприационистов, явно обделенных от природы как умом, так и душой, – судя по всему, излюбленная тема разговоров в семействе Кенубль. Несмотря на протесты со стороны гостей, парнишки Кенубль так же выказали наследственную непримиримость, стараясь перещеголять друг друга по части наиболее красноречивых эпитетов и выражений. Юный Тьер проявил особую изобретательность, развив гипотезу о происхождении партии экспров: «Жила была жаба, вся в бородавках, потом подохла, валялась и гнила в своем болоте, солнце ее нагрело, она стала пучиться от вонючего газа, пучилась, пучилась и лопнула, из нее полезла слизь, а из этой слизи родился первый экспр. А то еще…»
Брев, в свою очередь, пустился в рассуждения о том, как надлежит ответить на нападение экспроприациониста.
– Хочете знать, что я сделаю, коли меня схватит экспр? – осведомился он и сам же себе ответил, не упустив и малейшей подробности. – Но у тебя так не получится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227