Так пусть же она соблазняет его, пусть говорит все, что ей заблагорассудится. Все равно ничего у нее не выйдет.
— Тебе не придется заниматься со мной любовью.
Джонни с трудом поверил своим ушам. Эти слова слишком напоминали хитроумную западню. И все же, поразмыслив секунду, он обернулся.
— Слушаю тебя, — произнес он недоверчиво.
— Я могла бы укротить его, — дотронулась она до вздыбленного боевого коня, подававшего все признаки нетерпения. Был заметен даже беспокойный пульс вен под его бархатистой кожей.
— Я и сам бы не прочь, — повторил он, отводя ее руку.
— И все же как хорошо было бы, если бы это смогла сделать я.
— Я еле сдерживаюсь. Разве не видишь? И только потому лишь, что по-настоящему беспокоюсь за тебя.
— Тогда в горах, когда я упала, все было совсем по-другому. Поверь, Джонни. Я очень сильно ушиблась, да еще дрова навалились сверху… — Ее голос снизился до шепота. Она сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с волнением. — Все, все было совсем не так, как сейчас. Видишь, я вся горю. Прикоснись же ко мне.
Джонни колебался. Несмотря ни на что, у него хватало сил противиться соблазну. Казалось, внутри его тела возник стальной стержень, неподвластный никаким эмоциям. Никаким, кроме сочувствия к жене, страдания которой были сейчас столь очевидны.
— Послушай, не то чтобы мне не хотелось этого. Понимаешь?..
Она едва заметно кивнула.
Джонни шумно вздохнул.
— Вероятно, я мог бы… помочь тебе каким-нибудь другим образом, — несмело предложил он.
Ее улыбка почему-то напомнила ему ту непосредственность, с которой эта женщина занималась с ним любовью в памятную первую ночь в Голдихаусе. Еще не зная наверняка, к каким последствиям это может привести, она тем не менее отдавалась ему со всей страстью.
— Была бы очень тебе признательна. — Ее невинный шепот заключал в себе всю силу обольщения, которой прекрасная половина человечества за многие века научилась пользоваться в совершенстве.
— Я буду очень осторожен, — предупредил Джонни, все еще стоя в отдалении и надежно контролируя собственные порывы.
— Знаю, — откликнулась она, неподвижно замерев на месте. Лишь ее пальцы слегка подрагивали от нетерпения.
Беря ее за руку и ведя к кровати, Джонни не был уверен, сможет ли до конца сохранить благоразумие. Он опустил ее на ложе под балдахином. В жарко натопленной комнате их тела, чистые и молодые, пахли ароматическим мылом, волосы были все еще влажны, а неодолимая тяга друг к другу стала едва ли не материальной субстанцией.
Чтобы ей было удобнее, Джонни подложил под спину Элизабет взбитые подушки. И она лениво откинулась на них — само воплощение женского начала, дарящего жизнь. На фоне белоснежных простыней ее кожа казалась красной — она пылала от горячей ванны и нестерпимого желания, охватившего ее роскошное тело. Изнывая от потребности телесной близости, Элизабет прикрыла глаза.
Его первые движения были чрезмерно осторожны. Джонни не знал, насколько далеко ему позволено зайти, насколько полно можно отвечать на ее желания. Сидя рядом с женой, он несмело притронулся к ее соску. На нежно-розовом комочке плоти тут же появилась капелька. Заинтригованный, он наклонился, чтобы попробовать, какова эта жидкость на вкус.
При его прикосновении Элизабет еле слышно охнула, груди ее затрепетали, горячие волны забились между ног. На сосках появились новые капельки перламутровой жидкости.
Приподняв ее тяжелые груди на ладонях, Джонни сперва зачарованно посмотрел на эти капельки, а затем слизнул их. Элизабет едва не разразилась воплем страсти, когда его губы бережно прильнули к ее воспаленным соскам. Новая горячая волна окатила ее с головы до ног.
— Гляди-ка, — пробормотал Джонни, слегка стискивая ее груди, — у тебя появилось молоко…
При этих словах, в которых звучало простодушное восхищение, она открыла глаза. Улыбнувшись ей, он склонился и снова поймал влажный сосок губами. Джонни начал сосать ее грудь, и словно тысячи маленьких молний пронзили все ее тело до кончиков пальцев ног. Это было как стихийное бедствие — землетрясение, ураган и засуха одновременно. Ее глаза снова закатились, а руки крепко прижали его голову к груди. Так она стала обладательницей нового, не изведанного до сих пор богатства, от которого вся плоть ее словно пела.
— Еще, еще… — лепетала Элизабет в полузабытьи.
Не выпуская ее соска изо рта, Джонни слегка повернул голову.
— Вот так?
— М-м-м… — Стон получился необычно низким и гортанным. Пальцы Элизабет впились ему в волосы. Разум оставлял ее.
Джонни до сих добросовестно выполнял ее желания. Однако ей хотелось все большего. Она страстно хотела его — целиком. И тогда он осторожно пристроился у нее между ног и медленно, с величайшей бережностью открыл ее. Розовый бутон в ложбинке оказался в его власти. Джонни легко, одними лишь подушечками пальцев начал ласкать набухшую плоть. Его тонкие пальцы совершали размеренные круговые движения.
Казалось, что под его ладонью все жарче разгораются уголья. Через каких-нибудь несколько секунд она, потеряв последние остатки терпения, в немом призыве выгнулась перед ним дугой. Его нетерпение было не меньше.
Однако действовали по-прежнему лишь пальцы — все так же осторожно, продвигаясь миллиметр за миллиметром. Что же касается его собственной страсти, то она по-прежнему оставалась несчастной пленницей железной воли. Опытные пальцы неспешно блуждали по заветным уголкам, поглаживая, лаская, массируя… А Элизабет уже не владела собой.
Ей нужен был только он, и никакая замена, какой бы заманчивой ни казалась на первый взгляд, ее не устраивала. Опьяненная желанием, мощный пульс которого набатом гудел в ее мозгу, докатываясь до самых потаенных уголков ее тела, Элизабет попробовала притронуться к живому утесу, вздымавшемуся перед ней с прежним непокорством, однако Джонни, властно прижимавший ее к подушкам, не дал ей поднять руки.
Собрав все самообладание в кулак, он предупредил:
— Не делай этого, или я остановлюсь.
Она, сдавленно всхлипнув, подалась назад, и он, словно прося прошения за вынужденную жестокость, прильнул горячими губами к шелковистой коже ее бедра. Его язык заскользил вверх, чертя влажную дорожку, которая оборвалась, когда рот впился в трепетную плоть между ее ног. Нежная пряная мякоть словно таяла у него на губах. Его язык скользнул внутрь и ощутил пульсирующую сладость.
Руки и рот Джонни чувствовали, как извивается в любовном экстазе Элизабет. Он легонько сжал зубами нежный бугорок, и ответом на его укус стал спазм, тут же прокатившийся по скользким стенкам заветного туннеля. Элизабет страстно застонала. Тогда, по-прежнему упиваясь сладостью ее бутона, он ввел три пальца в этот туннель, открывавшийся под его ртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
— Тебе не придется заниматься со мной любовью.
Джонни с трудом поверил своим ушам. Эти слова слишком напоминали хитроумную западню. И все же, поразмыслив секунду, он обернулся.
— Слушаю тебя, — произнес он недоверчиво.
— Я могла бы укротить его, — дотронулась она до вздыбленного боевого коня, подававшего все признаки нетерпения. Был заметен даже беспокойный пульс вен под его бархатистой кожей.
— Я и сам бы не прочь, — повторил он, отводя ее руку.
— И все же как хорошо было бы, если бы это смогла сделать я.
— Я еле сдерживаюсь. Разве не видишь? И только потому лишь, что по-настоящему беспокоюсь за тебя.
— Тогда в горах, когда я упала, все было совсем по-другому. Поверь, Джонни. Я очень сильно ушиблась, да еще дрова навалились сверху… — Ее голос снизился до шепота. Она сделала глубокий вдох, пытаясь справиться с волнением. — Все, все было совсем не так, как сейчас. Видишь, я вся горю. Прикоснись же ко мне.
Джонни колебался. Несмотря ни на что, у него хватало сил противиться соблазну. Казалось, внутри его тела возник стальной стержень, неподвластный никаким эмоциям. Никаким, кроме сочувствия к жене, страдания которой были сейчас столь очевидны.
— Послушай, не то чтобы мне не хотелось этого. Понимаешь?..
Она едва заметно кивнула.
Джонни шумно вздохнул.
— Вероятно, я мог бы… помочь тебе каким-нибудь другим образом, — несмело предложил он.
Ее улыбка почему-то напомнила ему ту непосредственность, с которой эта женщина занималась с ним любовью в памятную первую ночь в Голдихаусе. Еще не зная наверняка, к каким последствиям это может привести, она тем не менее отдавалась ему со всей страстью.
— Была бы очень тебе признательна. — Ее невинный шепот заключал в себе всю силу обольщения, которой прекрасная половина человечества за многие века научилась пользоваться в совершенстве.
— Я буду очень осторожен, — предупредил Джонни, все еще стоя в отдалении и надежно контролируя собственные порывы.
— Знаю, — откликнулась она, неподвижно замерев на месте. Лишь ее пальцы слегка подрагивали от нетерпения.
Беря ее за руку и ведя к кровати, Джонни не был уверен, сможет ли до конца сохранить благоразумие. Он опустил ее на ложе под балдахином. В жарко натопленной комнате их тела, чистые и молодые, пахли ароматическим мылом, волосы были все еще влажны, а неодолимая тяга друг к другу стала едва ли не материальной субстанцией.
Чтобы ей было удобнее, Джонни подложил под спину Элизабет взбитые подушки. И она лениво откинулась на них — само воплощение женского начала, дарящего жизнь. На фоне белоснежных простыней ее кожа казалась красной — она пылала от горячей ванны и нестерпимого желания, охватившего ее роскошное тело. Изнывая от потребности телесной близости, Элизабет прикрыла глаза.
Его первые движения были чрезмерно осторожны. Джонни не знал, насколько далеко ему позволено зайти, насколько полно можно отвечать на ее желания. Сидя рядом с женой, он несмело притронулся к ее соску. На нежно-розовом комочке плоти тут же появилась капелька. Заинтригованный, он наклонился, чтобы попробовать, какова эта жидкость на вкус.
При его прикосновении Элизабет еле слышно охнула, груди ее затрепетали, горячие волны забились между ног. На сосках появились новые капельки перламутровой жидкости.
Приподняв ее тяжелые груди на ладонях, Джонни сперва зачарованно посмотрел на эти капельки, а затем слизнул их. Элизабет едва не разразилась воплем страсти, когда его губы бережно прильнули к ее воспаленным соскам. Новая горячая волна окатила ее с головы до ног.
— Гляди-ка, — пробормотал Джонни, слегка стискивая ее груди, — у тебя появилось молоко…
При этих словах, в которых звучало простодушное восхищение, она открыла глаза. Улыбнувшись ей, он склонился и снова поймал влажный сосок губами. Джонни начал сосать ее грудь, и словно тысячи маленьких молний пронзили все ее тело до кончиков пальцев ног. Это было как стихийное бедствие — землетрясение, ураган и засуха одновременно. Ее глаза снова закатились, а руки крепко прижали его голову к груди. Так она стала обладательницей нового, не изведанного до сих пор богатства, от которого вся плоть ее словно пела.
— Еще, еще… — лепетала Элизабет в полузабытьи.
Не выпуская ее соска изо рта, Джонни слегка повернул голову.
— Вот так?
— М-м-м… — Стон получился необычно низким и гортанным. Пальцы Элизабет впились ему в волосы. Разум оставлял ее.
Джонни до сих добросовестно выполнял ее желания. Однако ей хотелось все большего. Она страстно хотела его — целиком. И тогда он осторожно пристроился у нее между ног и медленно, с величайшей бережностью открыл ее. Розовый бутон в ложбинке оказался в его власти. Джонни легко, одними лишь подушечками пальцев начал ласкать набухшую плоть. Его тонкие пальцы совершали размеренные круговые движения.
Казалось, что под его ладонью все жарче разгораются уголья. Через каких-нибудь несколько секунд она, потеряв последние остатки терпения, в немом призыве выгнулась перед ним дугой. Его нетерпение было не меньше.
Однако действовали по-прежнему лишь пальцы — все так же осторожно, продвигаясь миллиметр за миллиметром. Что же касается его собственной страсти, то она по-прежнему оставалась несчастной пленницей железной воли. Опытные пальцы неспешно блуждали по заветным уголкам, поглаживая, лаская, массируя… А Элизабет уже не владела собой.
Ей нужен был только он, и никакая замена, какой бы заманчивой ни казалась на первый взгляд, ее не устраивала. Опьяненная желанием, мощный пульс которого набатом гудел в ее мозгу, докатываясь до самых потаенных уголков ее тела, Элизабет попробовала притронуться к живому утесу, вздымавшемуся перед ней с прежним непокорством, однако Джонни, властно прижимавший ее к подушкам, не дал ей поднять руки.
Собрав все самообладание в кулак, он предупредил:
— Не делай этого, или я остановлюсь.
Она, сдавленно всхлипнув, подалась назад, и он, словно прося прошения за вынужденную жестокость, прильнул горячими губами к шелковистой коже ее бедра. Его язык заскользил вверх, чертя влажную дорожку, которая оборвалась, когда рот впился в трепетную плоть между ее ног. Нежная пряная мякоть словно таяла у него на губах. Его язык скользнул внутрь и ощутил пульсирующую сладость.
Руки и рот Джонни чувствовали, как извивается в любовном экстазе Элизабет. Он легонько сжал зубами нежный бугорок, и ответом на его укус стал спазм, тут же прокатившийся по скользким стенкам заветного туннеля. Элизабет страстно застонала. Тогда, по-прежнему упиваясь сладостью ее бутона, он ввел три пальца в этот туннель, открывавшийся под его ртом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136