Теперь она хорошо различала рельеф мышц широкой груди, очертания удлиненного торса, бронзовый цвет кожи, перехваченной широким ремнем. Ее взгляд опустился ниже, на замшевые бриджи…
Будто читая мысли Роксаны, Робби взял ее ладонь и положил себе на грудь.
— Чувствуешь? Я весь горю при мысли о тебе, — возбужденно прошептал он. — Скажи, чувствуешь?
Он и в самом деле горел, хотя на нем почти не было одежды. Пальцы Роксаны затрепетали под его грубой ладонью.
— Я пытаюсь удержаться, — шепнула она в ответ, подняв на него беспомощный взор.
— Я тоже. Сколько раз говорил себе, что нехорошо, непорядочно нарушать твою скорбь. И что же? Я здесь, перед тобой, бесцеремонный, эгоистичный, нетерпеливый, глухой к любым доводам.
— Это угроза? — Она произнесла эти слова не так, как следовало. Слишком уж мягко и неуверенно они прозвучали.
Робби снова глубоко вздохнул и, зажмурившись, выпалил:
— Пока еще нет.
— Значит, недомолвка? — Сама того не желая, она игриво улыбнулась.
Он еле слышно прошипел проклятие. Ему еще ни разу не приходилось бороться со столь сильным желанием, и эта борьба складывалась явно не в его пользу.
— Поговори же со мной, — взмолился Робби, потянув ее за руку к креслам, стоящим у огня. — Только не говори, что тебе уже двадцать восемь и у тебя пятеро детей. — Он искоса взглянул на нее. — Потому что мне нет до этого ровным счетом никакого дела.
Она попыталась сесть в кресло напротив него, но он ловким движением усадил ее себе на колени и поправил пышный подол платья. В его объятиях было на редкость уютно.
— Я слушаю, — торжественно объявил Робби.
— Ты слишком легкомыслен, — произнесла Роксана, справившись с возбуждением, холодком пробежавшим по ее спине.
Он упрямо тряхнул головой.
— Напротив, слишком серьезен.
— А я слишком уязвима, особенно этой ночью. — Ее голос опять понизился до шепота.
— Я защищу тебя.
— Утром я буду ненавидеть себя за слабость.
— Я постараюсь, чтобы этого не случилось.
— Но что скажут слуги?
Он с некоторым сомнением посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.
— Они скажут: ну и негодник же!
Ее улыбка стала чуть более благосклонной.
— У меня даже голова разболелась.
— Я отлично лечу головную боль, — уверенно ответил Робби. — Итак, теперь, когда у тебя больше нет отговорок… — Правой рукой он подхватил ее, чтобы поднять.
— Подожди…
Не успев встать, он замер на месте.
— Знаешь, как-то глупо все это, — продолжила она тоном, полным сомнений.
Восемнадцатилетним редко свойственна осмотрительность. Тем более нельзя было сказать этого о Робби, у которого слова графини вызвали лишь улыбку.
— Пусть глупо, но разве у нас есть выбор?.. — Его левая рука крепче обхватила ее спину, и он почти без усилия поднялся вместе с ней с кресла. — Не бойся, я запру дверь, — успокоил ее юный поклонник. — На тот случай, если кто-то слишком рано встанет или какой-нибудь не в меру любопытный слуга захочет сунуть сюда нос, — добавил он с ухмылкой.
— Господи, до чего же мне стыдно, — прошептала Роксана ему в плечо, в то время как он, по-прежнему держа ее на руках, поворачивал ключ в замочной скважине. — Не могу решиться… Робби, я не знаю, что делать…
— Зато я знаю. — Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Через несколько минут ты почувствуешь себя намного лучше.
— Наглый юнец, — фыркнула она, однако в ее темно-синих глазах уже зажегся огонек желания, а руки цепко обвили его шею.
— О Боже, до чего жарко, — зашептал Робби. — Я весь горю, горю… — Он в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, не в силах более сдерживаться. Она сейчас была нужна ему как воздух. Осторожно положив ее на кровать, он снял с нес шелковые туфельки и вознамерился тут же лечь сверху.
— Сапоги! — строго напомнила ему Роксана материнским тоном.
— Потом, — сдавленно пробормотал он, наваливаясь на нее, и она ощутила, сколь восхитительно велик его боевой конь.
Затем Роксана почувствовала прикосновение его горячих губ. Его язык скользнул между ее зубов, обещая неземные наслаждения. Ненасытная жажда тут же наполнила каждую клеточку ее тела, и прохладный воздух словно ожег бедра, когда он рывком поднял на ней юбки. Робби, лихорадочно расстегивавший свои бриджи, давил на нее всем своим весом. Ей же его тело казалось сейчас невесомым как пух. И в следующий момент, когда он вошел в нее, графиня даже удивилась, что до сих пор не торопилась ответить ему согласием.
Она уже забыла, какая жизненная сила заключена в этом юном теле, каким быстрым, диким и жадным оно может быть в минуты страсти.
Она забыла, каким дразнящим и обворожительным может быть этот юнец, как умеет полностью наполнить ее собой. И буря восторга захлестнула все ее существо. Каждый ее нерв словно пел от радости.
Она забыла, как быстро он достигает наивысшей точки наслаждения, умея в то же время оставаться неутомимым, сколь изобретателен в любви.
— Ты просто не хотела помнить, — ответил Робби искренне, когда Роксана поделилась с ним своими мыслями той ночью или, вернее, утром. Он лежал рядом и гладил ее грудь, чертя ладонью все более широкие круги, а она выгибала от наслаждения спину. — Но ничего, теперь-то уж я не позволю тебе этого забыть. — Его ладонь заскользила по ее животу, потом еще ниже, и она согнула ноги в коленях, приглашая его внутрь. — Эта ночь запомнится надолго, — прошептал он, погружая в нее свои пальцы.
Роксана любила, любила вновь вопреки увещеваниям разума, вопреки всякой логике после нескольких безрадостных лет, казавшихся теперь вечностью. Она поняла это, едва открыла утром глаза, разбуженная его поцелуем. И ей стало страшно.
— Тебе пора идти, — панически зашептала она. Всего одна ночь, и столько проблем! Преодолеть все эти трудности казалось ей не под силу. После смерти Килмарнока ее жизнь вошла в спокойное русло, а эта непрошеная любовь могла только нарушить безмятежное существование, достигнутое ценой огромных потерь, внести сумятицу в жизнь ее детей. Стыд-то какой! Каждый будет перемывать ей косточки. Подумать только, десять лет разницы! Нет, этот разрыв непреодолим, эта связь не имеет будущего…
— Что ты предпочитаешь на завтрак — чашку шоколада? — Губы Робби блуждали по ее щеке.
— Тебе нельзя здесь оставаться! Я не могу позволить себе…
— Скандала?
— Да.
— Но чего ты боишься? Я оденусь в одну секунду и помогу одеться тебе. Чем я хуже горничной? И никуда я не уйду. Даже не мечтай об этом…
— О Господи…
— Но я люблю тебя, люблю с той самой летней ночи.
— Замолчи, не надо!
Его большие ладони сжали ее щеки.
— Посмотри на меня, — властно приказал он, поворачивая ее лицо к себе. — Я никуда не уйду, и моя любовь к тебе никуда не исчезнет. И я останусь здесь навсегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136
Будто читая мысли Роксаны, Робби взял ее ладонь и положил себе на грудь.
— Чувствуешь? Я весь горю при мысли о тебе, — возбужденно прошептал он. — Скажи, чувствуешь?
Он и в самом деле горел, хотя на нем почти не было одежды. Пальцы Роксаны затрепетали под его грубой ладонью.
— Я пытаюсь удержаться, — шепнула она в ответ, подняв на него беспомощный взор.
— Я тоже. Сколько раз говорил себе, что нехорошо, непорядочно нарушать твою скорбь. И что же? Я здесь, перед тобой, бесцеремонный, эгоистичный, нетерпеливый, глухой к любым доводам.
— Это угроза? — Она произнесла эти слова не так, как следовало. Слишком уж мягко и неуверенно они прозвучали.
Робби снова глубоко вздохнул и, зажмурившись, выпалил:
— Пока еще нет.
— Значит, недомолвка? — Сама того не желая, она игриво улыбнулась.
Он еле слышно прошипел проклятие. Ему еще ни разу не приходилось бороться со столь сильным желанием, и эта борьба складывалась явно не в его пользу.
— Поговори же со мной, — взмолился Робби, потянув ее за руку к креслам, стоящим у огня. — Только не говори, что тебе уже двадцать восемь и у тебя пятеро детей. — Он искоса взглянул на нее. — Потому что мне нет до этого ровным счетом никакого дела.
Она попыталась сесть в кресло напротив него, но он ловким движением усадил ее себе на колени и поправил пышный подол платья. В его объятиях было на редкость уютно.
— Я слушаю, — торжественно объявил Робби.
— Ты слишком легкомыслен, — произнесла Роксана, справившись с возбуждением, холодком пробежавшим по ее спине.
Он упрямо тряхнул головой.
— Напротив, слишком серьезен.
— А я слишком уязвима, особенно этой ночью. — Ее голос опять понизился до шепота.
— Я защищу тебя.
— Утром я буду ненавидеть себя за слабость.
— Я постараюсь, чтобы этого не случилось.
— Но что скажут слуги?
Он с некоторым сомнением посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.
— Они скажут: ну и негодник же!
Ее улыбка стала чуть более благосклонной.
— У меня даже голова разболелась.
— Я отлично лечу головную боль, — уверенно ответил Робби. — Итак, теперь, когда у тебя больше нет отговорок… — Правой рукой он подхватил ее, чтобы поднять.
— Подожди…
Не успев встать, он замер на месте.
— Знаешь, как-то глупо все это, — продолжила она тоном, полным сомнений.
Восемнадцатилетним редко свойственна осмотрительность. Тем более нельзя было сказать этого о Робби, у которого слова графини вызвали лишь улыбку.
— Пусть глупо, но разве у нас есть выбор?.. — Его левая рука крепче обхватила ее спину, и он почти без усилия поднялся вместе с ней с кресла. — Не бойся, я запру дверь, — успокоил ее юный поклонник. — На тот случай, если кто-то слишком рано встанет или какой-нибудь не в меру любопытный слуга захочет сунуть сюда нос, — добавил он с ухмылкой.
— Господи, до чего же мне стыдно, — прошептала Роксана ему в плечо, в то время как он, по-прежнему держа ее на руках, поворачивал ключ в замочной скважине. — Не могу решиться… Робби, я не знаю, что делать…
— Зато я знаю. — Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Через несколько минут ты почувствуешь себя намного лучше.
— Наглый юнец, — фыркнула она, однако в ее темно-синих глазах уже зажегся огонек желания, а руки цепко обвили его шею.
— О Боже, до чего жарко, — зашептал Робби. — Я весь горю, горю… — Он в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, не в силах более сдерживаться. Она сейчас была нужна ему как воздух. Осторожно положив ее на кровать, он снял с нес шелковые туфельки и вознамерился тут же лечь сверху.
— Сапоги! — строго напомнила ему Роксана материнским тоном.
— Потом, — сдавленно пробормотал он, наваливаясь на нее, и она ощутила, сколь восхитительно велик его боевой конь.
Затем Роксана почувствовала прикосновение его горячих губ. Его язык скользнул между ее зубов, обещая неземные наслаждения. Ненасытная жажда тут же наполнила каждую клеточку ее тела, и прохладный воздух словно ожег бедра, когда он рывком поднял на ней юбки. Робби, лихорадочно расстегивавший свои бриджи, давил на нее всем своим весом. Ей же его тело казалось сейчас невесомым как пух. И в следующий момент, когда он вошел в нее, графиня даже удивилась, что до сих пор не торопилась ответить ему согласием.
Она уже забыла, какая жизненная сила заключена в этом юном теле, каким быстрым, диким и жадным оно может быть в минуты страсти.
Она забыла, каким дразнящим и обворожительным может быть этот юнец, как умеет полностью наполнить ее собой. И буря восторга захлестнула все ее существо. Каждый ее нерв словно пел от радости.
Она забыла, как быстро он достигает наивысшей точки наслаждения, умея в то же время оставаться неутомимым, сколь изобретателен в любви.
— Ты просто не хотела помнить, — ответил Робби искренне, когда Роксана поделилась с ним своими мыслями той ночью или, вернее, утром. Он лежал рядом и гладил ее грудь, чертя ладонью все более широкие круги, а она выгибала от наслаждения спину. — Но ничего, теперь-то уж я не позволю тебе этого забыть. — Его ладонь заскользила по ее животу, потом еще ниже, и она согнула ноги в коленях, приглашая его внутрь. — Эта ночь запомнится надолго, — прошептал он, погружая в нее свои пальцы.
Роксана любила, любила вновь вопреки увещеваниям разума, вопреки всякой логике после нескольких безрадостных лет, казавшихся теперь вечностью. Она поняла это, едва открыла утром глаза, разбуженная его поцелуем. И ей стало страшно.
— Тебе пора идти, — панически зашептала она. Всего одна ночь, и столько проблем! Преодолеть все эти трудности казалось ей не под силу. После смерти Килмарнока ее жизнь вошла в спокойное русло, а эта непрошеная любовь могла только нарушить безмятежное существование, достигнутое ценой огромных потерь, внести сумятицу в жизнь ее детей. Стыд-то какой! Каждый будет перемывать ей косточки. Подумать только, десять лет разницы! Нет, этот разрыв непреодолим, эта связь не имеет будущего…
— Что ты предпочитаешь на завтрак — чашку шоколада? — Губы Робби блуждали по ее щеке.
— Тебе нельзя здесь оставаться! Я не могу позволить себе…
— Скандала?
— Да.
— Но чего ты боишься? Я оденусь в одну секунду и помогу одеться тебе. Чем я хуже горничной? И никуда я не уйду. Даже не мечтай об этом…
— О Господи…
— Но я люблю тебя, люблю с той самой летней ночи.
— Замолчи, не надо!
Его большие ладони сжали ее щеки.
— Посмотри на меня, — властно приказал он, поворачивая ее лицо к себе. — Я никуда не уйду, и моя любовь к тебе никуда не исчезнет. И я останусь здесь навсегда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136