Приходилось применять весь свой дар убеждения, чтобы объяснить людям природу возникших трудностей и их временный характер.
Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.
Сергеев прибежал к Семенову радостно-возбужденный.
— Гриша, кажется, это то, что надо.
Вместе прошли по маршруту, по которому комиссарский «бенц» следовал на завод.
На окраине, где дорога делала крутой поворот, Сергеев вцепился в рукав пиджака Семенова.
— Гриш, знатное место, а? Лучше не сыскать!..
Семенов огляделся. Вокруг ни души — полнейшее безлюдье. Старая часовенка. За покосившимися от дряхлости домами с глухими заборами — пустырь. За ним река. Глухое, овражистое место.
— Гриш, смотри, и река рядом! Наверное, и лодка гденибудь к коряге привязана…
Семенов с восхищением слушал Сергеева: способный ученик! Соображает…
— Если что, в овраг и клодке, — продолжал Сергеев. — А там ищи ветра в поле…
Семенов и сам видел, что место для покушения Сергеев выбрал почти идеальное.
— Стрелять-то откуда намереваешься?
— Как откуда? От часовни, откуда же еще?
— Верно. Часовня — неплохое укрытие, — одобрил Семенов.
— Главное, естественное, — хохотнул боевик. — Бояться можно чего угодно — придорожных кустов, дерева, оврага, но только не часовни. Уж оттуда наверняка не грянет выстрел и не вылетит бомба. Даже самому осторожному человеку никогда не взбредет в голову, что отсюда может исходить опасность…
— Согласен. Ну а как думаешь остановить автомобиль? На ходу вряд ли попадешь, хотя водитель на таком крутом повороте непременно снизит скорость.
— И это предусмотрено. Набросаю горку гвоздей, битого стекла. Шофер увидит и затормозит. Остальное дело техники.
— А если не затормозит? Если заподозрит что-то неладное?
— Тогда швырну гранату. А дальше — по обстоятельствам.
Обсудив еще кое-какие технические детали предстояще операции, Семенов утвердил ее.
Двадцатого июня в половине одиннадцатого «бенц» Володарского подкатил к Смольному.
— После обеда поедем на Обуховку, — сказал водителю пассажир, вылезая из автомобиля. — Подготовьтесь, товарищ Юргенс.
— Я всегда готов, Моисей Маркович, — улыбнулся шофер.
— Ну и отлично, — рассеянно произнес Володарский.
Ни он, ни шофер не обратили внимания на миловидную молодую особу, оказавшуюся рядом в момент их разговора. Женщина, не торопясь, прогуливалась возле Смольного и, когда услышала шум мотора приближавшегося автомобиля, за которым она неустанно следила, незаметно подошла ближе к тому месту, где обычно шофер Володарского высаживал своего пассажира.
Она услышала все, о чем они говорили, и тут же помчалась на условленную встречу с Семеновым.
Руководитель боевиков внимательно выслушал информацию Елены Ивановой — так звали эту женщину, которая была одним из асов службы наружного наблюдения.
— Молодец! — похвалил ее Семенов, и щеки женщины зарделись от удовольствия. Не так просто было заслужить благодарность скупого на похвалы начальника.
Информация о послеобеденной поездке Володарского на Обуховский завод по цепочке была немедленно передана исполнителю.
Спустя короткое время Сергеев с браунингом и несколькими гранатами появился в районе часовни.
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Террористы не знали, что в тот день на Обуховский завод намечался приезд самого Зиновьева.
Есть предположение, что столь частые визиты Володарского к обуховским рабочим объяснялись стремлением комиссара по печати и пропаганде показать председателю Петроградского Совета хоть один образцово-показательный островок социальной умиротворенности. На Руси во все времена страсть как любили строить потемкинские деревни.
Не была исключением и большевистская власть. Недоучившиеся в молодости комиссары тоже пытались получить за свои посредственные знания «хорошо» и «отлично».
Однако любимый Володарским Обуховский завод подкачал. Из воспоминаний наркома Луначарского, который был в тот день в Петрограде и вместе с Зиновьевым ездил к обуховцам, следует, что рабочие встретили их враждебно, не желали слушать и выражали негативное отношение к советской власти. Полтора часа увещеваний ни к чему не привели, и освистанные комиссары вынуждены были ретироваться, ибо вместо конкретного ответа на вопрос, когда в городе будет хлеб, предпочитали пространно рассуждать о перспективах мировой революции.
Наверное, они выместили бы свою злость и унижение на Володарском, будь он рядом с ними. Но комиссар по печати и пропаганде не смог вовремя приехать на Обуховку, как намечал с утра. Непредвиденное обстоятельство изменило распорядок его рабочего дня и едва не сорвало эсерам тщательно спланированную террористическую акцию.
Около четырех часов пополудни он собрался ехать на Обуховку. По пути заскочил в трамвайный парк на Васильевском острове. Там перед ним поставили вопрос, для решения которого надо было заехать в Василеостровский районный Совет. На утряску ушло не более пяти минут. Из Совета вернулся в трамвайный парк, сообщил — все улажено.
В трамвайном парке ему сказали — звонили из Смольного, просили срочно связаться.
Соединившись со Смольным, он услышал, что ему немедленно следует прибыть туда. Дело неотложное.
В Смольном он узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Обстановку явно спровоцировали меньшевики и эсеры, которые разжигают недовольство железнодорожников, вызванное временными трудностями в обеспечении города продовольствием. Митингующие требуют Зиновьева. О работниках рангом ниже и слышать не хотят. Володарский — популярный оратор, может, его послушают?
Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал.
Сотни возмущенных железнодорожников сгрудились возле самодельной трибуны, поддерживая возгласами ораторов, поносивших большевиков.
Володарский смело взобрался на трибуну. Но едва он произнес первые слова, как толпа взорвалась оглушительным ревом:
— Долой комиссаров! Надоело! Детишки пухнут с голоду!
Говорить ему не давали. Звуки тонули в пронзительном свисте.
— Зиновьева давай! Зиновьева! — требовала толпа.
— Мы ему покажем мировую революцию! — выкрикнул кто-то.
Митингующие загоготали, заулюлюкали.
— Бей его!
К Володарскому потянулись жилистые, натруженные руки. Лица людей перекосились от ярости. Еще минута, и комиссара стащат с трибуны, растопчут, разорвут в клочья.
— Товарищ Володарский! — услышал он шепот сзади. — Надо уходить. Спускайтесь.
Говорил испуганный пожилой человек в железнодорожной форме. Уловив подозрительный взгляд Володарского, успокоил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168
Чуть ли не каждый день автомобиль Володарского видели у проходной Обуховки.
Сергеев прибежал к Семенову радостно-возбужденный.
— Гриша, кажется, это то, что надо.
Вместе прошли по маршруту, по которому комиссарский «бенц» следовал на завод.
На окраине, где дорога делала крутой поворот, Сергеев вцепился в рукав пиджака Семенова.
— Гриш, знатное место, а? Лучше не сыскать!..
Семенов огляделся. Вокруг ни души — полнейшее безлюдье. Старая часовенка. За покосившимися от дряхлости домами с глухими заборами — пустырь. За ним река. Глухое, овражистое место.
— Гриш, смотри, и река рядом! Наверное, и лодка гденибудь к коряге привязана…
Семенов с восхищением слушал Сергеева: способный ученик! Соображает…
— Если что, в овраг и клодке, — продолжал Сергеев. — А там ищи ветра в поле…
Семенов и сам видел, что место для покушения Сергеев выбрал почти идеальное.
— Стрелять-то откуда намереваешься?
— Как откуда? От часовни, откуда же еще?
— Верно. Часовня — неплохое укрытие, — одобрил Семенов.
— Главное, естественное, — хохотнул боевик. — Бояться можно чего угодно — придорожных кустов, дерева, оврага, но только не часовни. Уж оттуда наверняка не грянет выстрел и не вылетит бомба. Даже самому осторожному человеку никогда не взбредет в голову, что отсюда может исходить опасность…
— Согласен. Ну а как думаешь остановить автомобиль? На ходу вряд ли попадешь, хотя водитель на таком крутом повороте непременно снизит скорость.
— И это предусмотрено. Набросаю горку гвоздей, битого стекла. Шофер увидит и затормозит. Остальное дело техники.
— А если не затормозит? Если заподозрит что-то неладное?
— Тогда швырну гранату. А дальше — по обстоятельствам.
Обсудив еще кое-какие технические детали предстояще операции, Семенов утвердил ее.
Двадцатого июня в половине одиннадцатого «бенц» Володарского подкатил к Смольному.
— После обеда поедем на Обуховку, — сказал водителю пассажир, вылезая из автомобиля. — Подготовьтесь, товарищ Юргенс.
— Я всегда готов, Моисей Маркович, — улыбнулся шофер.
— Ну и отлично, — рассеянно произнес Володарский.
Ни он, ни шофер не обратили внимания на миловидную молодую особу, оказавшуюся рядом в момент их разговора. Женщина, не торопясь, прогуливалась возле Смольного и, когда услышала шум мотора приближавшегося автомобиля, за которым она неустанно следила, незаметно подошла ближе к тому месту, где обычно шофер Володарского высаживал своего пассажира.
Она услышала все, о чем они говорили, и тут же помчалась на условленную встречу с Семеновым.
Руководитель боевиков внимательно выслушал информацию Елены Ивановой — так звали эту женщину, которая была одним из асов службы наружного наблюдения.
— Молодец! — похвалил ее Семенов, и щеки женщины зарделись от удовольствия. Не так просто было заслужить благодарность скупого на похвалы начальника.
Информация о послеобеденной поездке Володарского на Обуховский завод по цепочке была немедленно передана исполнителю.
Спустя короткое время Сергеев с браунингом и несколькими гранатами появился в районе часовни.
НЕПРЕДВИДЕННОЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВО
Террористы не знали, что в тот день на Обуховский завод намечался приезд самого Зиновьева.
Есть предположение, что столь частые визиты Володарского к обуховским рабочим объяснялись стремлением комиссара по печати и пропаганде показать председателю Петроградского Совета хоть один образцово-показательный островок социальной умиротворенности. На Руси во все времена страсть как любили строить потемкинские деревни.
Не была исключением и большевистская власть. Недоучившиеся в молодости комиссары тоже пытались получить за свои посредственные знания «хорошо» и «отлично».
Однако любимый Володарским Обуховский завод подкачал. Из воспоминаний наркома Луначарского, который был в тот день в Петрограде и вместе с Зиновьевым ездил к обуховцам, следует, что рабочие встретили их враждебно, не желали слушать и выражали негативное отношение к советской власти. Полтора часа увещеваний ни к чему не привели, и освистанные комиссары вынуждены были ретироваться, ибо вместо конкретного ответа на вопрос, когда в городе будет хлеб, предпочитали пространно рассуждать о перспективах мировой революции.
Наверное, они выместили бы свою злость и унижение на Володарском, будь он рядом с ними. Но комиссар по печати и пропаганде не смог вовремя приехать на Обуховку, как намечал с утра. Непредвиденное обстоятельство изменило распорядок его рабочего дня и едва не сорвало эсерам тщательно спланированную террористическую акцию.
Около четырех часов пополудни он собрался ехать на Обуховку. По пути заскочил в трамвайный парк на Васильевском острове. Там перед ним поставили вопрос, для решения которого надо было заехать в Василеостровский районный Совет. На утряску ушло не более пяти минут. Из Совета вернулся в трамвайный парк, сообщил — все улажено.
В трамвайном парке ему сказали — звонили из Смольного, просили срочно связаться.
Соединившись со Смольным, он услышал, что ему немедленно следует прибыть туда. Дело неотложное.
В Смольном он узнал, что на товарной станции Николаевского вокзала чрезвычайно опасная ситуация. Возник стихийный митинг, рабочие взбунтовались, требуют изгнания большевиков из Советов. Обстановку явно спровоцировали меньшевики и эсеры, которые разжигают недовольство железнодорожников, вызванное временными трудностями в обеспечении города продовольствием. Митингующие требуют Зиновьева. О работниках рангом ниже и слышать не хотят. Володарский — популярный оратор, может, его послушают?
Моисей Маркович поехал на Николаевский вокзал.
Сотни возмущенных железнодорожников сгрудились возле самодельной трибуны, поддерживая возгласами ораторов, поносивших большевиков.
Володарский смело взобрался на трибуну. Но едва он произнес первые слова, как толпа взорвалась оглушительным ревом:
— Долой комиссаров! Надоело! Детишки пухнут с голоду!
Говорить ему не давали. Звуки тонули в пронзительном свисте.
— Зиновьева давай! Зиновьева! — требовала толпа.
— Мы ему покажем мировую революцию! — выкрикнул кто-то.
Митингующие загоготали, заулюлюкали.
— Бей его!
К Володарскому потянулись жилистые, натруженные руки. Лица людей перекосились от ярости. Еще минута, и комиссара стащат с трибуны, растопчут, разорвут в клочья.
— Товарищ Володарский! — услышал он шепот сзади. — Надо уходить. Спускайтесь.
Говорил испуганный пожилой человек в железнодорожной форме. Уловив подозрительный взгляд Володарского, успокоил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168