Скользкий как угорь! Мишель решил сменить тему:
— В то время когда вы еще работали, у вас был консультационный кабинет?
— Да. Здесь же.
— У вас были пациенты?
— Да.
— А в Лазале?
— Вероятно, тоже, но я не помню. Нужно просмотреть архив. Но я почти уверен, что нет.
— Жаль. А я думал, вашими пациентами были Эмиль Массар или Антонен Думерг, хозяин кафе в Лазале.
— Почему?
— Хотелось бы ознакомиться с историями их болезней.
— Для этого вам надо обратиться к другим докторам, которые здесь работают. В Лазале есть доктор Моруа, он должен знать, кто кого лечит… — Полен сделал акцент на этой фразе, и его лицо приняло лукавое выражение.
Мишель ответил ему улыбкой и продолжил:
— Вы по-прежнему близкий друг Элен Дюваль?
— Да, насколько это возможно. Элен восхитительная женщина.
— Через кого вы познакомились с семьей Дюваль, через нее или через Бернара?
Полен выпрямился. Казалось, ему все труднее было скрывать раздражение.
— Послушайте, инспектор, ваши вопросы меня не задевают, если они профессиональны и помогают вашему расследованию. Но теперь я вижу, что вы отклоняетесь от ваших прямых обязанностей, поскольку то, о чем вы спрашиваете, касается моей личной жизни. И я даже начинаю думать, не являюсь ли подозреваемым…
— Ну что вы, успокойтесь! Мне и в голову такое не приходило, просто иногда в начале расследования возникает небольшая путаница…
— Хорошо, я спокоен! В таком случае вы должны знать, что я познакомился с Элен раньше ее мужа. Наши семьи, издавна жившие в этих местах, всегда общались. Но, предугадывая ваш вопрос, скажу, что я никогда не был любовником Элен. Нас связывает другое.
— И что же это?
— Определенное восприятие жизни, общие вкусы и интересы, типичные для нашего светского общества.
— То есть?
— Мы происходим из старинного рода протестантов этой провинции, и нас объединяет сама история.
— Интересно, ведь именно Эмиль…
— Кто это?
— Эмиль Массар, жертва…
— Ах да, я забыл!
— Он мне много рассказывал о тайном протестантском обществе, целые века существовавшем в этой провинции.
— Ничего не знаю об этом, но расскажите мне! — с иронией воскликнул Полен. — Мне интересно, куда может завести людей воображение.
— Эмиль говорил, что оно возникло в эпоху религиозных войн. Протестанты тогда боялись католиков и, чтобы защитить себя, якобы создали здесь тайное общество, причем его члены были в каждой деревне. По его словам, тайное общество брало на себя ответственность за исчезновения людей, убийства, доносы во время войн, в особенности во время последней. Он говорил о том, что после периода бездействия оно вновь появилось в восьмидесятых годах по неизвестной причине, и если в округе начинали твориться странные вещи, все приписывалось ему.
— Какая забавная история! А у тайного общества не было названия?
— Нет!
— Очевидно… Послушайте, инспектор! — сказал доктор, раздвинув ноги и облокотившись на ручки кресла. — Я думаю, мы уклонились от вашего дела. У этой истории нет ни конца, ни начала. Если бы такое общество существовало, я бы непременно об этом знал. — После этой реплики он встал. — Разрешите мне закончить наш разговор, полагаю, мы все сказали друг другу. Меня ждет работа.
Мишель тоже встал.
— А вы разве не на пенсии?
— Вы правы. Но я занимаюсь имением, а это требует очень много времени.
— Понимаю.
Полен проводил Мишеля до крыльца и пожал руку.
— Если вам будут необходимы другие сведения, я к вашим услугам.
— Спасибо, доктор. Кстати, забыл спросить у вас кое-что еще…
— Пожалуйста…
— А от чего умер Бернар Дюваль?
— От сердечного приступа.
— У себя дома?
— Да.
— Вас вызвала Элен?
— Верно, но, к сожалению, я приехал слишком поздно.
— Жаль…
— Да… Это был чудесный человек, — заключил Полен с напускной грустью.
Когда собеседник Мишеля скрылся в доме, он невольно залюбовался ротондой из гравия, которую окаймлял газон, а также платановой аллеей, расположенной как раз напротив. Весь ансамбль состоял из строгих геометрических форм. Все было ясно, четко, как ответы доктора на его вопросы. Но Мишель считал, что они были не совсем искренни и начисто лишены воображения.
Окинув взглядом в последний раз входную дверь дома, он сел в машину.
В 12 часов 30 минут Мюрьель уже стучала в дверь к Ноэми Майар. Ноэми открыла ей и пригласила войти. Судя по озабоченному виду и суетливым движениям, мадам Майар нервничала. Женщины расположились в гостиной. Сложив руки на коленях, Ноэми попыталась улыбнуться, но ее взгляд выражал одновременно недоверие и страх.
— Вы хотели меня видеть?
— Да. Прежде я хотела бы сообщить вам хорошую новость. Вероника… то есть Тома сегодня утром заговорил…
— И что она… то есть он сказал?
— Минуту, я все записала. — Она вынула небольшой блокнот из кармана. — «Бежать… Мост… Дьявол… Завтра на рассвете… Шарль… Козыри — пики… Люблю… Люблю… Но…».
— Боже мой! — воскликнула Ноэми.
— Что такое?
— Ничего, ничего! Просто я крайне удивлена, что кто-то говорит посредством моей дочери…
— И правда, это удивительно, — согласилась Мюрьель. — Пожалуй, даже страшновато. Признаюсь, когда я услышала этот голос, мне стало жутко…
Ноэми явно было не по себе, она то и дело смыкала и размыкала руки. Мюрьель продолжала:
— Интересно и то, что можно сравнить эти слова духа с тем, что он сказал несколько дней назад…
— Вот как? — удивилась Ноэми. — А разве он… она уже говорила?
— Да. Я об этом не упоминала, чтобы не беспокоить. — Она снова посмотрела в свои записи. — Он сказал: «Козыри — пики… Я — пас… Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь… Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это…»
Ноэми вдруг резко поднялась.
— Извините, я сейчас приду.
Она исчезла в другой комнате.
Ее волнение не ускользнуло от Мюрьель. Это показалось ей любопытным.
Ожидая возвращения Ноэми, она стала рассматривать комнату. Тут было уютно, светло и чисто. Тем не менее почти полное отсутствие картин, ваз и прочих милых вещиц указывало на некую отстраненность от реальной жизни. Внезапно внимание Мюрьель привлекла мандала, висевшая на стене. Появилось странное ощущение, словно какая-то сила притягивала ее к центру картины. Мюрьель пыталась сопротивляться — напрасно! Чем больше она смотрела на рисунок, тем отчетливее становилось впечатление, что она теряет контроль над собой. Ее охватила смутная тревога, в сознании вдруг стали возникать бессвязные сцены насилия, будто она приняла вещество, вызывающее галлюцинации.
В то же время она почувствовала, как на нее накатила волна ненависти, неведомая ей прежде. Сердце учащенно забилось, и ее охватил панический страх.
Мюрьель старалась вернуть себе душевное равновесие, но поняла, что находится под воздействием кого-то или чего-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— В то время когда вы еще работали, у вас был консультационный кабинет?
— Да. Здесь же.
— У вас были пациенты?
— Да.
— А в Лазале?
— Вероятно, тоже, но я не помню. Нужно просмотреть архив. Но я почти уверен, что нет.
— Жаль. А я думал, вашими пациентами были Эмиль Массар или Антонен Думерг, хозяин кафе в Лазале.
— Почему?
— Хотелось бы ознакомиться с историями их болезней.
— Для этого вам надо обратиться к другим докторам, которые здесь работают. В Лазале есть доктор Моруа, он должен знать, кто кого лечит… — Полен сделал акцент на этой фразе, и его лицо приняло лукавое выражение.
Мишель ответил ему улыбкой и продолжил:
— Вы по-прежнему близкий друг Элен Дюваль?
— Да, насколько это возможно. Элен восхитительная женщина.
— Через кого вы познакомились с семьей Дюваль, через нее или через Бернара?
Полен выпрямился. Казалось, ему все труднее было скрывать раздражение.
— Послушайте, инспектор, ваши вопросы меня не задевают, если они профессиональны и помогают вашему расследованию. Но теперь я вижу, что вы отклоняетесь от ваших прямых обязанностей, поскольку то, о чем вы спрашиваете, касается моей личной жизни. И я даже начинаю думать, не являюсь ли подозреваемым…
— Ну что вы, успокойтесь! Мне и в голову такое не приходило, просто иногда в начале расследования возникает небольшая путаница…
— Хорошо, я спокоен! В таком случае вы должны знать, что я познакомился с Элен раньше ее мужа. Наши семьи, издавна жившие в этих местах, всегда общались. Но, предугадывая ваш вопрос, скажу, что я никогда не был любовником Элен. Нас связывает другое.
— И что же это?
— Определенное восприятие жизни, общие вкусы и интересы, типичные для нашего светского общества.
— То есть?
— Мы происходим из старинного рода протестантов этой провинции, и нас объединяет сама история.
— Интересно, ведь именно Эмиль…
— Кто это?
— Эмиль Массар, жертва…
— Ах да, я забыл!
— Он мне много рассказывал о тайном протестантском обществе, целые века существовавшем в этой провинции.
— Ничего не знаю об этом, но расскажите мне! — с иронией воскликнул Полен. — Мне интересно, куда может завести людей воображение.
— Эмиль говорил, что оно возникло в эпоху религиозных войн. Протестанты тогда боялись католиков и, чтобы защитить себя, якобы создали здесь тайное общество, причем его члены были в каждой деревне. По его словам, тайное общество брало на себя ответственность за исчезновения людей, убийства, доносы во время войн, в особенности во время последней. Он говорил о том, что после периода бездействия оно вновь появилось в восьмидесятых годах по неизвестной причине, и если в округе начинали твориться странные вещи, все приписывалось ему.
— Какая забавная история! А у тайного общества не было названия?
— Нет!
— Очевидно… Послушайте, инспектор! — сказал доктор, раздвинув ноги и облокотившись на ручки кресла. — Я думаю, мы уклонились от вашего дела. У этой истории нет ни конца, ни начала. Если бы такое общество существовало, я бы непременно об этом знал. — После этой реплики он встал. — Разрешите мне закончить наш разговор, полагаю, мы все сказали друг другу. Меня ждет работа.
Мишель тоже встал.
— А вы разве не на пенсии?
— Вы правы. Но я занимаюсь имением, а это требует очень много времени.
— Понимаю.
Полен проводил Мишеля до крыльца и пожал руку.
— Если вам будут необходимы другие сведения, я к вашим услугам.
— Спасибо, доктор. Кстати, забыл спросить у вас кое-что еще…
— Пожалуйста…
— А от чего умер Бернар Дюваль?
— От сердечного приступа.
— У себя дома?
— Да.
— Вас вызвала Элен?
— Верно, но, к сожалению, я приехал слишком поздно.
— Жаль…
— Да… Это был чудесный человек, — заключил Полен с напускной грустью.
Когда собеседник Мишеля скрылся в доме, он невольно залюбовался ротондой из гравия, которую окаймлял газон, а также платановой аллеей, расположенной как раз напротив. Весь ансамбль состоял из строгих геометрических форм. Все было ясно, четко, как ответы доктора на его вопросы. Но Мишель считал, что они были не совсем искренни и начисто лишены воображения.
Окинув взглядом в последний раз входную дверь дома, он сел в машину.
В 12 часов 30 минут Мюрьель уже стучала в дверь к Ноэми Майар. Ноэми открыла ей и пригласила войти. Судя по озабоченному виду и суетливым движениям, мадам Майар нервничала. Женщины расположились в гостиной. Сложив руки на коленях, Ноэми попыталась улыбнуться, но ее взгляд выражал одновременно недоверие и страх.
— Вы хотели меня видеть?
— Да. Прежде я хотела бы сообщить вам хорошую новость. Вероника… то есть Тома сегодня утром заговорил…
— И что она… то есть он сказал?
— Минуту, я все записала. — Она вынула небольшой блокнот из кармана. — «Бежать… Мост… Дьявол… Завтра на рассвете… Шарль… Козыри — пики… Люблю… Люблю… Но…».
— Боже мой! — воскликнула Ноэми.
— Что такое?
— Ничего, ничего! Просто я крайне удивлена, что кто-то говорит посредством моей дочери…
— И правда, это удивительно, — согласилась Мюрьель. — Пожалуй, даже страшновато. Признаюсь, когда я услышала этот голос, мне стало жутко…
Ноэми явно было не по себе, она то и дело смыкала и размыкала руки. Мюрьель продолжала:
— Интересно и то, что можно сравнить эти слова духа с тем, что он сказал несколько дней назад…
— Вот как? — удивилась Ноэми. — А разве он… она уже говорила?
— Да. Я об этом не упоминала, чтобы не беспокоить. — Она снова посмотрела в свои записи. — Он сказал: «Козыри — пики… Я — пас… Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь… Только не мост! Нет! Нет! Только не мост! Только не это…»
Ноэми вдруг резко поднялась.
— Извините, я сейчас приду.
Она исчезла в другой комнате.
Ее волнение не ускользнуло от Мюрьель. Это показалось ей любопытным.
Ожидая возвращения Ноэми, она стала рассматривать комнату. Тут было уютно, светло и чисто. Тем не менее почти полное отсутствие картин, ваз и прочих милых вещиц указывало на некую отстраненность от реальной жизни. Внезапно внимание Мюрьель привлекла мандала, висевшая на стене. Появилось странное ощущение, словно какая-то сила притягивала ее к центру картины. Мюрьель пыталась сопротивляться — напрасно! Чем больше она смотрела на рисунок, тем отчетливее становилось впечатление, что она теряет контроль над собой. Ее охватила смутная тревога, в сознании вдруг стали возникать бессвязные сцены насилия, будто она приняла вещество, вызывающее галлюцинации.
В то же время она почувствовала, как на нее накатила волна ненависти, неведомая ей прежде. Сердце учащенно забилось, и ее охватил панический страх.
Мюрьель старалась вернуть себе душевное равновесие, но поняла, что находится под воздействием кого-то или чего-то.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72