— Если это произойдет, — объяснила она, — мне лучше быть одной, чтобы ваше биополе не исказило результаты.
Ноэми согласилась, но пожелала быть в курсе всего, о чем будет говорить Вероника. Мюрьель, воспользовавшись предлогом, расспросила ее о дочери. Была ли девочка предрасположена к спиритизму? Случалось ли с ней что-либо подобное прежде? Часто ли у нее был отсутствующий вид? И каждый раз Ноэми давала отрицательный ответ. Ее дочь была уравновешенной, слегка впечатлительной, обладающей хорошей интуицией. Ни один факт не указывал на то, что в нее вообще мог вселиться дух умершего.
После ухода Ноэми Мюрьель установила всю свою аппаратуру для обследования: устройство для записи голоса, камеру на штативах, снабженную сверхчувствительной пленкой, чтобы заснять все поведенческие реакции Вероники во время кризиса. Затем, подключив электроды энцефалографа, она подробно рассказала Жерому о своей методике.
— Необходимо понаблюдать за пациенткой и узнать, существует ли определенная периодичность проявления симптомов кризиса. Затем следует попытаться декодировать речь, определенные выражения, факты, упомянутые духом, и сопоставить результаты с реальными событиями, которые имели место в жизни умершего. На втором этапе надо предпринять попытку войти в подсознание пациента, чтобы установить контакт с «пришельцем».
Когда она все объяснила, Жером скептически поморщился:
— Понимаю ход твоих рассуждений, но ты рискуешь потерять много времени. Интервалы между приступами довольно большие, а сами приступы быстротечны. Боюсь, как бы тебе не пришлось слишком долго ждать твоего духа…
— Я буду ждать столько, сколько потребуется, — ответила Мюрьель. — Мне не привыкать.
Действительно, на протяжении своей карьеры ей не раз приходилось подолгу оставаться в ожидании. Можно сказать, что это была характерная особенность ее профессии, так что терпение стало ее постоянным спутником.
Мюрьель посмотрела на часы. Было около пяти вечера, и ничего не происходило. Она прошлась по палате, чтобы размять ноги, и остановилась около окна, которое выходило во двор клиники. Там осторожно прогуливались больные, шедшие на поправку, многие сидели на скамейках и разговаривали. Это было и грустно, и в то же время — обнадеживающе.
Эта картина унесла Мюрьель в прошлое, когда, будучи ребенком, она, совершенно беспомощная, присутствовала с родителями при агонии бабушки по материнской линии. Она бессознательно наблюдала за тем, что потом назовет последней прямой линией — линией, ведущей в небытие. Вне всякого сомнения, это тягостное событие предопределило ее профессию. На самом деле она так никогда и не смирилась со смертью этой женщины, которую обожала, и поклялась сделать все возможное, чтобы вступить с ней в контакт post mortern — после смерти. Сделать же это можно было, лишь изучив «биополя исчезнувших сознаний».
Мюрьель скоро поняла, что провести такие исследования реально только при наличии солидного научного багажа. Она стала изучать физику и уехала в Соединенные Штаты, поскольку там университетское сообщество более терпимо относится к изучению паранормальных явлений, чем во Франции…
Она отвлеклась от воспоминаний. Вероника стала что-то бормотать и вертеть головой, как будто отказывалась от чего-то. Потом, не открывая глаз, девушка удивительно серьезным голосом произнесла нечто нечленораздельное.
Мюрьель включила камеру и магнитофон как раз вовремя, чтобы записать первую фразу, произнесенную Вероникой:
— Козыри — пики… Я — пас…
Внезапно девушка села в постели, а затем снова легла. Пот ручьями струился по ее телу. Стрелку энцефалографа зашкалило. По-прежнему находясь в состоянии сна, Вероника начала читать стихотворение Виктора Гюго:
— «Я завтра на заре, когда светлеют дали, отправлюсь в путь…»
Потом она снова замерла и больше не двигалась.
В напряжении Мюрьель ожидала нового приступа, и он не заставил себя ждать. Вероника затрясла головой.
— Только не мост! — истошно закричала она. — Нет! Нет! Только не мост! Только не это… — Затем девушка умолкла, и ее лицо, как и прежде, обрело спокойное выражение.
Мюрьель села у кровати. Ее сердце бешено стучало. Не каждый день приходится слышать, как грациозная девушка говорит мужским голосом. Это производило весьма странное и неприятное впечатление.
Подавив в себе страх, Мюрьель принялась рассматривать спящую Веронику. Хотя она и не была точной копией матери, но сильно на нее походила.
У Вероники были менее тяжелые веки и более крупный рот, но такая же нежная, почти прозрачная, кожа, которой обладают лишь некоторые очень юные блондинки. Мюрьель подумала, что девушка скорее всего слаба здоровьем и очень впечатлительна. Остановив взгляд на безупречном овале ее лица, обрамленного пышными волосами, Мюрьель вспомнила о картинах, на которых живописцы изображали лики ангелов. Вероятно, не случайно духи выбрали именно ее.
После беседы с Элен Мишель направился в Лазаль, в кафе Антонена.
Он умирал от жажды и, зная, что Жером и Мюрьель вернутся не скоро, совсем не хотел оставаться в огромном доме один. А о том, чтобы сидеть у бассейна под раскаленным солнцем, он и думать не мог.
Мишель сел у стойки и заказал бочкового пива. Антонен, разговаривавший с двумя рабочими, прервал беседу, чтобы обслужить его. Но вопреки привычке хозяин кафе не произнес ни слова и, обслужив инспектора, вновь присоединился к своим друзьям. Мишель не придал этому значения. В конце концов, человек мог быть не в настроении.
Отдавая должное прохладному пиву, он пил маленькими глотками, глядя прямо в глаза своему отражению в зеркале напротив.
Мишель задумался о разговоре с Элен. Им овладело чувство дискомфорта, от которого он никак не мог избавиться. Создавалось впечатление, что во время беседы главный вопрос вообще не был затронут. Иногда инспектору казалось, что мадам Дюваль колеблется и отвечает, глядя куда-то в сторону. Она держалась так, словно во время их беседы за ней наблюдали.
Но самым непостижимым в рассказе Элен было то, что она ни разу не упомянула о Тома, так называемом любимом сыне, гибель которого стала для нее настоящей трагедией. И еще Мишеля беспокоило ощущение незримого присутствия Пьера, младшего брата погибшего. Тот словно находился где-то рядом.
Прочитав в полицейском отчете посвященные ему страницы, Мишель решил поговорить с ним позднее. Размышляя о деле, которое решил распутать во что бы то ни стало, инспектор вспомнил о таинственном человеке, появившемся рядом с Элен, когда он уезжал. Кто он? Член семьи, управляющий или служащий? Почему создалось впечатление, что незнакомец хотел остаться незамеченным? Не имея ответов на эти вопросы, Мишель вернулся к Элен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72