растяжение порвет волокна в задней части, а сжатие разрушит древесину на животе. Согни лук, тысячу раз согнутую палку, и у тебя в руках оружие, несущее смерть всему живому. — Он ухмыльнулся и вытер пот со лба. — Настоящая пытка. Снова и снова, когда дерево думает, что больше уже не сможет согнуться, ты добавляешь еще полдюйма, увеличивая напряжение и сжатие, и лук понимает, что и с этим можно в конце концов справиться, но теперь он стал чуточку сильнее. И ты вдруг замечаешь, что теперь он растягивается на длину стрелы. Вот это — изготовление лука.
— Пытка, — повторил мальчуган. — Смешно сказал. — Лордан пожал плечами.
— Именно этим мы и занимаемся. Учим палку вести себя неестественно. Для нее естественно было бы переломиться; мы учим ее, растягивая и сжимая, делать то, что она никогда бы не научилась делать, если бы осталась на дереве и обросла листьями. Кто-то однажды сравнил это с доведением палки до белого каления; издевательством над ней, он сказал, что это то же самое, что делать ее дикой, полной насилия. — Лордан продолжал сгибать, отпускать, снова сгибать палку, как опытный мучитель — жертву. — Тогда мне показалось, что это звучит чересчур мелодраматично, однако в таком сравнении все же есть смысл.
— Значит, сгибать и разгибать? — спросил мальчик. — И все?
Лордан покачал головой.
— Не так просто. Когда делаешь лук, следи за тем, чтобы он одинаково гнулся с обеих сторон, не только на концах, но по всей длине, пропорционально, чтобы лук сгибался правильно.
— А как правильно?
— По-разному. Некоторые луки должны иметь форму полукруга, другие могут быть более квадратными, чтобы дерево в футе от ручки почти не гнулось. Итак, во время работы постоянно следи за изгибом, и если одна половина гнется меньше, то надо срезать лишнее в соответствующем месте, пока она не выровняется со второй половиной. Это непросто.
— А, — сказал мальчик, и с полчаса он наблюдал за тем, как Лордан работал, сгибал и разгибал, снова и снова, иногда останавливаясь, чтобы немного срезать, держа острый нож под прямым углом к дереву.
Наблюдая, он понял, о чем говорил наставник. В какой-то момент палка уже перестала быть палкой и превратилась во что-то совершенно другое.
— Конечно, — продолжал Лордан, не поднимая головы от работы, — наступает момент, когда дальше сгибать невозможно, иначе дерево сломается; и как раз в этот момент лук закончен и готов стрелять. Забавно, когда он наиболее хрупок, когда надави еще чуть-чуть, и он переломится надвое, именно в этот момент он может стрелять дальше и сильнее всего. Волокна на животе сжаты так туго, что просто не могут сжаться сильнее, это называется наложением. Обычно спина растягивается больше, чем живот, потому что мы укрепляем спину, чтобы она не ломалась. На живот очень легких луков можно наложить рог, чтобы он выдержал большее давление. Вот почему лучшие луки получаются из животных. Животные сгибаются и сжимаются лучше, чем деревья. Конечно, только после того, как умрут.
Впрочем, — вдруг подумал он, — мы сами, в сущности, живот и спина лука.
— Вот теперь твоя очередь мучить лук, я хочу посмотреть со стороны.
Лук как раз достигал этапа, о котором говорил Лордан, момента, когда из куска дерева он превращался в оружие. Мужчина следил за двумя концами, верхним и нижним, сгибаемыми под одним углом с одинаковой силой, все ближе и ближе подбираясь к тому моменту, когда механическое воздействие преобразуется в разрушительную силу. Очень важно, чтобы оба конца были максимально схожи, как братья-близнецы, испытывали равное воздействие, одинаково сгибаясь и разгибаясь, копя в себе силу, ярость, чтобы превратить ее в насилие, как пчела превращает пыльцу в мед.
— Выглядит отлично.
— А ты собираешься что-нибудь прикреплять к спине? — поинтересовался парнишка.
Лордан отрицательно покачал головой.
— Это всего лишь мусор для войны. Сам ясень — что означает, что он сделан из ясеня, и еще плоский лук, что означает, что он вырезан ровно, как прямоугольник, без изгибов в обратном направлении. Вполне сойдет для правительства, нет смысла стараться сделать лучше.
— Изгиб в обратном направлении — это когда ты его нагреваешь? — спросил мальчик.
— Верно, распариваешь дерево, пока не размякнет, и оно застывает в этом положении. — Лордан зевнул. — Все для увеличения продолжительности воздействия, которому мы можем подвергнуть лук, пока он не сломается. Самые лучшие луки, с укрепленными животами и спинами, настолько сильно согнуты, что, когда убираешь веревку, они выглядят как подкова, а когда связываешь и гнешь, они могут выгнуться наизнанку.
— Ясно, — ответил мальчик. — А ты когда-нибудь делал такой?
Лордан кивнул.
— Однажды, много лет назад, я создал самый лучший лук, он тянул на сто футов, но стрелял, как будто был в два раза сильнее. И его нельзя было сломать, он только гнулся и гнулся. С тех пор такого не получалось, а жаль.
— Он у тебя?
— Нет, я сделал его для брата, а когда попытался сделать еще лучше для себя, то ничего у меня не вышло, он переломился, а больше у меня не было такого сорта рога. У меня получаются отличные луки, но вот стрелок я посредственный, в то время как мой брат — первоклассный лучник. Ну ладно, как там наш лук? Еще два дюйма, и достаточно.
Когда лук был готов, Лордан приладил к нему пеньковую веревку подходящей длины, и они вышли во двор, чтобы пострелять. Мальчик нырнул в заросли и вернулся, покачиваясь под тяжестью соломенной мишени, которую он подвесил на цепь, прикрепленную к колу. Как только он ушел с дороги, Лордан, стоявший в двадцати ярдах, быстро прицелился и выстрелил. Стрела, острая, как шило, в форме листочка, прошла сквозь солому, как будто это были всего лишь облака над холмом.
— Неплохо, — сказал Лордан. — Немного отдает в плечо, но это поправимо. После стрельбы наложим пчелиный воск, и дело с концом.
Он отошел на пятьдесят ярдов и выпустил из лука одну за другой оставшиеся стрелы, часть из них попала на фут ниже цели, другие — на фут левее. Следующая попытка оказалась удачнее, большинство стрел попали в центр мишени. Из третьей дюжины большинство стрел не попали в центр, некоторые даже оказались за пределами внешнего кольца.
— Можно я попробую? — спросил мальчик. Лордан отрицательно покачал головой.
— Это восьмидесятифутовый лук, ты поранишься, даже если только попытаешься прицелиться. А он еще считается легким. Принеси мне стрелы, а я пока отойду на семьдесят пять ярдов.
С такого расстояния стрелы едва задевали мишень, а одна пролетела сквозь ветви дерева, через живую изгородь и упала в яблоневом саду. Лордан выругался.
— Надо бы пойти и найти ее, — сказал он, вставая между луком и веревкой, и начал сгибать его, пока не смог снять веревку с верхней зазубрины на луке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
— Пытка, — повторил мальчуган. — Смешно сказал. — Лордан пожал плечами.
— Именно этим мы и занимаемся. Учим палку вести себя неестественно. Для нее естественно было бы переломиться; мы учим ее, растягивая и сжимая, делать то, что она никогда бы не научилась делать, если бы осталась на дереве и обросла листьями. Кто-то однажды сравнил это с доведением палки до белого каления; издевательством над ней, он сказал, что это то же самое, что делать ее дикой, полной насилия. — Лордан продолжал сгибать, отпускать, снова сгибать палку, как опытный мучитель — жертву. — Тогда мне показалось, что это звучит чересчур мелодраматично, однако в таком сравнении все же есть смысл.
— Значит, сгибать и разгибать? — спросил мальчик. — И все?
Лордан покачал головой.
— Не так просто. Когда делаешь лук, следи за тем, чтобы он одинаково гнулся с обеих сторон, не только на концах, но по всей длине, пропорционально, чтобы лук сгибался правильно.
— А как правильно?
— По-разному. Некоторые луки должны иметь форму полукруга, другие могут быть более квадратными, чтобы дерево в футе от ручки почти не гнулось. Итак, во время работы постоянно следи за изгибом, и если одна половина гнется меньше, то надо срезать лишнее в соответствующем месте, пока она не выровняется со второй половиной. Это непросто.
— А, — сказал мальчик, и с полчаса он наблюдал за тем, как Лордан работал, сгибал и разгибал, снова и снова, иногда останавливаясь, чтобы немного срезать, держа острый нож под прямым углом к дереву.
Наблюдая, он понял, о чем говорил наставник. В какой-то момент палка уже перестала быть палкой и превратилась во что-то совершенно другое.
— Конечно, — продолжал Лордан, не поднимая головы от работы, — наступает момент, когда дальше сгибать невозможно, иначе дерево сломается; и как раз в этот момент лук закончен и готов стрелять. Забавно, когда он наиболее хрупок, когда надави еще чуть-чуть, и он переломится надвое, именно в этот момент он может стрелять дальше и сильнее всего. Волокна на животе сжаты так туго, что просто не могут сжаться сильнее, это называется наложением. Обычно спина растягивается больше, чем живот, потому что мы укрепляем спину, чтобы она не ломалась. На живот очень легких луков можно наложить рог, чтобы он выдержал большее давление. Вот почему лучшие луки получаются из животных. Животные сгибаются и сжимаются лучше, чем деревья. Конечно, только после того, как умрут.
Впрочем, — вдруг подумал он, — мы сами, в сущности, живот и спина лука.
— Вот теперь твоя очередь мучить лук, я хочу посмотреть со стороны.
Лук как раз достигал этапа, о котором говорил Лордан, момента, когда из куска дерева он превращался в оружие. Мужчина следил за двумя концами, верхним и нижним, сгибаемыми под одним углом с одинаковой силой, все ближе и ближе подбираясь к тому моменту, когда механическое воздействие преобразуется в разрушительную силу. Очень важно, чтобы оба конца были максимально схожи, как братья-близнецы, испытывали равное воздействие, одинаково сгибаясь и разгибаясь, копя в себе силу, ярость, чтобы превратить ее в насилие, как пчела превращает пыльцу в мед.
— Выглядит отлично.
— А ты собираешься что-нибудь прикреплять к спине? — поинтересовался парнишка.
Лордан отрицательно покачал головой.
— Это всего лишь мусор для войны. Сам ясень — что означает, что он сделан из ясеня, и еще плоский лук, что означает, что он вырезан ровно, как прямоугольник, без изгибов в обратном направлении. Вполне сойдет для правительства, нет смысла стараться сделать лучше.
— Изгиб в обратном направлении — это когда ты его нагреваешь? — спросил мальчик.
— Верно, распариваешь дерево, пока не размякнет, и оно застывает в этом положении. — Лордан зевнул. — Все для увеличения продолжительности воздействия, которому мы можем подвергнуть лук, пока он не сломается. Самые лучшие луки, с укрепленными животами и спинами, настолько сильно согнуты, что, когда убираешь веревку, они выглядят как подкова, а когда связываешь и гнешь, они могут выгнуться наизнанку.
— Ясно, — ответил мальчик. — А ты когда-нибудь делал такой?
Лордан кивнул.
— Однажды, много лет назад, я создал самый лучший лук, он тянул на сто футов, но стрелял, как будто был в два раза сильнее. И его нельзя было сломать, он только гнулся и гнулся. С тех пор такого не получалось, а жаль.
— Он у тебя?
— Нет, я сделал его для брата, а когда попытался сделать еще лучше для себя, то ничего у меня не вышло, он переломился, а больше у меня не было такого сорта рога. У меня получаются отличные луки, но вот стрелок я посредственный, в то время как мой брат — первоклассный лучник. Ну ладно, как там наш лук? Еще два дюйма, и достаточно.
Когда лук был готов, Лордан приладил к нему пеньковую веревку подходящей длины, и они вышли во двор, чтобы пострелять. Мальчик нырнул в заросли и вернулся, покачиваясь под тяжестью соломенной мишени, которую он подвесил на цепь, прикрепленную к колу. Как только он ушел с дороги, Лордан, стоявший в двадцати ярдах, быстро прицелился и выстрелил. Стрела, острая, как шило, в форме листочка, прошла сквозь солому, как будто это были всего лишь облака над холмом.
— Неплохо, — сказал Лордан. — Немного отдает в плечо, но это поправимо. После стрельбы наложим пчелиный воск, и дело с концом.
Он отошел на пятьдесят ярдов и выпустил из лука одну за другой оставшиеся стрелы, часть из них попала на фут ниже цели, другие — на фут левее. Следующая попытка оказалась удачнее, большинство стрел попали в центр мишени. Из третьей дюжины большинство стрел не попали в центр, некоторые даже оказались за пределами внешнего кольца.
— Можно я попробую? — спросил мальчик. Лордан отрицательно покачал головой.
— Это восьмидесятифутовый лук, ты поранишься, даже если только попытаешься прицелиться. А он еще считается легким. Принеси мне стрелы, а я пока отойду на семьдесят пять ярдов.
С такого расстояния стрелы едва задевали мишень, а одна пролетела сквозь ветви дерева, через живую изгородь и упала в яблоневом саду. Лордан выругался.
— Надо бы пойти и найти ее, — сказал он, вставая между луком и веревкой, и начал сгибать его, пока не смог снять веревку с верхней зазубрины на луке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123