— Это, очевидно, у нас в крови. Ну, чего ждешь? Можешь уходить. Сейчас же. Или когда захочешь.
Она покачала головой.
— Никуда я не пойду, пока не узнаю, что произошло. Ты же не рассчитываешь, что я поверю, будто мать вдруг передумала и осознала свои ошибки, правда? Это какая-то игра?
— О, ради Бога. Убирайся отсюда, сделай одолжение, пока я не передумал.
Исъют ухмыльнулась, облокотилась о стену, сползла вниз и села на корточки.
— Чем сильнее ты хочешь, чтобы я что-то сделала, тем больше я буду сопротивляться. Как ты думаешь, я буду первым человеком в истории, которого выкинут из тюрьмы?
Горгас вздохнул и удобно устроился на кровати, подложив под голову руки.
— На самом деле это место обладает некоторой притягательностью. Неудивительно, что ты к нему привыкла, так приятно, наверное, купаться в ощущении того, что самое худшее позади. Когда дойдешь до этой точки, будет нечего бояться. Замечательное чувство — когда ничего не страшно.
Исъют вскочила и нависла над ним, сложив на груди руки.
— О, в таком месте боишься многого, — сказала она. — Например, что никогда отсюда не выберешься. Или что тебя похоронят здесь. Полагаю, есть специальные ямы или шахты, куда спускают заключенных. Когда я думаю об этом, то бегу к двери и начинаю барабанить по ней, пока руки не начинают кровоточить, крича, чтобы меня выпустили. Мне не нравится здесь, дядя, но я никуда не уйду, пока не узнаю, в чем дело.
— Как угодно, — сонно пробормотал Горгас. — Никакой тайны здесь нет. Я постоянно просил Ньессу выпустить тебя, с тех пор, как ты сюда попала, а теперь, благослови Господь ее душу, она согласилась. Наверное, устала от моего голоса, как я от твоего.
Девушка не пошевельнулась, продолжая смотреть на него.
— Значит, мне можно идти, просто так? Куда угодно?
— М-м-м…
— Хорошо. А что, если я скажу, что собираюсь прямо в Бриору, ведь так называется эта деревня, чтобы найти дядю Бардаса и убить его?
— Пожалуйста.
— Правда? — Она нахмурилась. — И ты не попытаешься остановить меня?
— Можешь попробовать. Все равно у тебя ничего не выйдет. Вперед.
Она опустилась на колени рядом с ним, и Горгас заметил, как грациозно девушка двигается.
— Ну же, дядечка Горгас, будь душкой, расскажи мне, в нем дело. Пожалуйста.
Она сложила руки, положила на них голову и улыбнулась.
— Ради Бога! — выкрикнул Горгас.
В том, что она вела себя, как обычная девушка ее возраста, было что-то неправильное. Она напоминала чудище с растрепанными волосами и костлявыми руками с непропорционально крупными кистями, покрытыми белыми шрамами.
— Уйди от меня, пожалуйста! Ты отвратительна.
— Спасибо, — серьезно ответила она. — Скажи мне, что происходит?
— Повторяю последний раз: ничего не происходит.
— Тогда почему ты меня отпускаешь, когда первое, что я сделаю…
— Не сделаешь, — сердито возразил Горгас. — Потому что его здесь нет. Он исчез. Уехал со Сконы. И прежде чем ты спросишь — нет, я не знаю куда, честно.
— Ясно.
Исъют внимательно смотрела на него своими большими карими глазами, а потом плюнула в лицо. Горгас вздрогнул и дал ей пощечину, от которой она потеряла равновесие и упала назад.
— Извини, — сразу же сказал Горгас. — Я не хотел, просто…
— Тебя спровоцировали, — сказала она, поднимаясь с пола. — Моя вина. Правда, дядя Горгас, я совсем на тебя не обиделась. Но почему ты его отпустил?
Горгас поежился.
— Он хотел уйти, а я не мог его остановить. Вот и все.
— А теперь я. Цыплята улетают из курятника, дядя Горгас. Мать, наверное, в бешенстве.
— Ну, нельзя сказать, что она очень довольна. — Он встал. — Слушай, с тобой все в порядке? Я не хотел так сильно бить, просто в последнее время на меня столько навалилось, и я выплеснул все на тебя. Не стоило мне так поступать.
— Все в порядке, правда. — Исъют улыбнулась, и Горгас заметил, что ее глаз уже начал отекать. — Знаешь, тебе все же не чуждо что-то человеческое. Именно это меня всегда удивляло. Несмотря на все, что ты сделал, ты не чудовище. Я часто думала, лежа здесь, какой человек способен убить своего собственного отца недрогнувшей рукой? Очевидно, он должен быть настоящим чудовищем, но ты — не такой. — Горгас облокотился о стену и потер щеки ладонями.
— Это была ошибка. Люди несовершенны, знаешь ли. И самое неприятное во всей истории то, что на все про все у меня ушло три, ну, от силы четыре минуты, дольше чайник закипает. Все остальное, что я сделал за всю жизнь, не выходило за рамки обыденности, того, чего в глубине души я не стыжусь. Но окружающие помнят только об одном, для всех я Горгас-отцеубийца, человек, лишивший жизни собственного отца. Они говорят обо мне так, как будто я этим зарабатывал на жизнь, занимался каждый день, как будто по утрам я целовал жену и детей на прощание и уходил убивать членов своей семьи. Но это же не я. Меня опускают до уровня какого-то сумасшедшего, который просто так убивает людей, пока его не поймают, или наемного убийцы, убивающего за деньги. — Он замолчал и покачал головой. — Бог знает, зачем я тебе об этом рассказываю. Я не лгу о своем прошлом, но и не изливаю душу первому встречному.
— Все в порядке, — мягко сказала Исъют. — Ты можешь говорить со мной о вещах, о которых больше никому нельзя рассказать, ведь мы так похожи. Правда?
Горгас посмотрел на нее.
— Не обижайся, но я так не думаю. Кроме того, что я убил отца, а ты хочешь убить дядю, между нами нет ничего общего.
Девушка покачала головой:
— Ты забыл еще кое о чем. О моей матери.
— Прошу не путать, — зевнул Горгас. — Учти, я знаю ее всю жизнь, а ты с ней почти не знакома. Представляю, что ты себе насочиняла, пока сидела здесь, но я бы искренне удивился, если бы ты хоть что-нибудь о ней знала.
Она нахмурилась:
— Ты ведь ненавидишь ее. Из-за того, как она использует тебя, заставляет делать вещи, которые ты не хочешь делать… Она разрушила твою жизнь.
— Не говори так, — перебил Горгас. — Я люблю сестру. Бог знает, что стало бы с моей жизнью, если бы не она. Все эти годы Ньесса была моей единственной опорой. Посмотри, чего она добилась…
Исъют засмеялась:
— Ты правда так думаешь? Действительно во все это веришь? Странный ты, дядя Горгас.
Горгас наклонился вперед и выпрямился.
— Кажется, ты не понимаешь меня. Наверное, я лучше знаю, что чувствую. А ты просто умничаешь.
— Может быть. — Она убрала руки за спину и встала на носочки, как ребенок, ожидающий лакомства. — А теперь? Куда мне идти?
— Куда хочешь. Мы…
— Я серьезно. Денег у меня нет, идти некуда, заработать на жизнь негде. Я буду жить с матерью, или она сплавит меня на корабле на какой-нибудь остров? Я думала, вы все уже решили.
Горгас покачал головой.
— Ты имеешь в виду домашний арест? Собираешься строить из себя послушную, ответственную дочь, выполняющую домашнюю работу и улыбающуюся гостям?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123