Генерал и сам иной раз выражался так заковыристо, что Генка и понимал-то его не сразу. Хотя и материться любил, словно компенсируя этим свое равнодушие к женщинам...
«Не понял... – недоуменно подумал Герасимов. – В чем дело-то?»
«Куда же тебе на мое место дружок? – размышлял тем временем Никитин. – Ты же разговаривать еще не умеешь. Научился пока только мысли свои излагать. И то – позаковыристей обычно выразиться норовишь. Очень хочется, видно, в своих глазах выглядеть умным, интеллектуалом... А вот, как ты с Коробовым, к примеру, разговаривать будешь, особенно, когда он подставит тебя, как меня в Лужниках?.. Теории ему объяснять начнешь? Мораль читать? Нет, Геночка, рановато тебе на мое место... Впрочем, и я еще на покой не собираюсь. Так что – не торопись...»
– Мы в любом случае должны оказаться сверху, – нашелся, наконец, как ответить смущенный Герасимов. – Иначе Иван нас постреляет, как куропаток. Это он умеет, спорить не буду... Я только хотел сказать, что действовать мы должны активно, это – без всякого сомнения, но действовать внимательно и осторожно.
– Ну, а на десерт у тебя какой-нибудь вывод остался? – спросил Никитин, явно ожидая еще чего-то. С напряжением ожидая.
«Ждешь? – подумал в ответ Герасимов. – ну так получай!..»
– Третий вывод касается лично вас, товарищ генерал, – ответил он вслух. – Считаю, что вы должны принять личное участие в операции.
– Эка невидаль! – воскликнул Никитин. – Мало я, что ли, в них участия принимал? Боишься, что без меня не справится Коробов?
– Дело не в том, справится он или нет... – прояснил Герасимов. – Хотя в данном случае – он наверняка, не справится... И любой другой – не справится. Можете провести операцию – только вы. Ни к кому другому Иван просто не выйдет... К другому у него нет интереса. Ивану нужен только генерал Никитин, хотя зачем он ему нужен, бог свидетель, я не понимаю...
– Ты что это заговорил, как поп? – разозлился вдруг Никитин. – «Бог свидетель...» Не понимает он! Хули тут понимать? Замочить он меня хочет, что тут непонятного!? Иначе – зачем ему меня на улицу вытаскивать? Я же в последнее время только пару раз из управления выбрался... В Лужники и... Да и все! Один раз – недели за три, наверное. А он в это время и воспылал ко мне страстью... И выманить так хочет, чтобы со мной можно было поговорить прежде, чем на тот свет меня отправить. Если бы он просто – убить меня хотел, в Лужниках бы и шлепнул – прекрасная возможность для этого была. Стреляет он мастерски, лучше любого снайпера, Взял бы карабинчик и ебнул бы по мне метров так с трехсот! Никто бы даже не понял – откуда выстрелили... О встрече заранее узнать можно было свободно. Вынюхал же этот старый хрыч, Крестов, пришел... Не верю я, что он случайно там оказался. точно так же мог и Иван прийти... По мою душу. Но не пришел. Почему? Уже ответил – не просто убить меня хочет, а что-то то ли сказать мне, то ли от меня услышать хочет... Странно все это. Не любил раньше Марьев с теми, кого резал, как баранов, разговаривать. Он быстро всегда действовал – как говорится – «сунул, вынул и пошел»... Я – нож, имею в виду, сунул... Что это на него охота поболтать напала... Чувствую я за всем этим происки Крестова. Это его работа. Он на меня Ивана натравил. Только вот – как!? Иван никогда не мстит с таким упорством тем, кто ему лично причинил какой-то вред, пусть даже ранил серьезно. Значит – что-то с ним случилось, раз Крестов получил возможность им управлять, или я вообще ничего не понимаю...
– Боюсь, что узнаете вы об этом только от самого Марьева, – вставил Герасимов.
– А твое дело – думать, а не бояться, – оборвал его генерал. – Тебе-то чего бояться? Тебе под пулю не лезть... Хорошо еще, если под пулю... А то вон он что с толстым с этим сотворил, с украинцем – представишь себя на этом столе – сухо во рту становится и сразу поссать тянет... Извращенец!..
– Вас никто не сможет заменить в этой операции, – настаивал Герасимов. – Если при вашем участии есть шансы и, надо сказать, довольно высокие, что она окончится удачно, то в любом другом случае это – явный провал... Операция просто не состоится...
– Как ты сказал? – разозлился Никитин. – «...Надо сказать, довольно высокие шансы...» Ты хотя бы понимаешь, о чем ты говоришь? Я не про свою смерть. Это каждый в одиночку переживает... Я про то, что если меня Иван убьет – процентов семьдесят за то, что тебя на мое место поставят... а ты же не готов совсем! Рано тебе! Тебя еще надо пару лет мордой по грязи повозить, чтобы ты узнал откуда кровь у человека течет... Теоретик сопливый... Под пулю он меня толкает... Будто я боюсь под нее лезть... Конечно, боюсь! А кто не боится? Только идиоты...
Никитин уже не разговаривал со своим заместителем, он что-то бормотал сам себе, все меньше обращая внимание на продолжавшего стоять столбом Герасимова. Тот понимал, что Никитина нужно оставить одного, но не мог же он выйти без разрешения генерала...
– Я могу... – начал он говорить в затылок Никитину, потому что тот отвернулся и шарил в своем книжном шкафу, вероятно в поисках припрятанной от самого себя бутылки «Корвуазье».
– Можешь! – рявкнул на него генерал, не дав договорить.
«Если я сейчас не напорюсь, как свинья, – думал Никитин, через секунду забыв о существовании пулей выскочившего из кабинета Герасимова, – я не смогу пойти на встречу с Иваном... Это ж почти то же самое, что самому себе пулю в лоб пустить...»
Глава семнадцатая.
...Напиться Никитину, конечно удалось. Напиться и почувствовать себя вновь молодым и безрассудным, как в Сальвадоре или в Чили, когда жизнь не была для него такой привычной и расстаться с ней он мог в любой момент. Это, кстати, придавало операциям, в которых он участвовал, особую дерзость и изящество. Он любил «ходить по лезвию» и поражать своих противников, совершая то, что на их взгляд совершить было просто невозможно...
Никитин был готов к встрече с Иваном. Главное теперь было – «не просыхать». Он погрузил в свою машину две коробки своего любимого «Корвуазье», объявил охране, что не нуждается в их помощи, и, рискуя вписаться на каждом перекрестке во впереди идущую машину, приехал к Быковцу на Большую Красноказарменную площадь, куда тот перенес на ближайшие дни свой штаб Восточной зоны.
Коробов побледнел, когда увидел Никитина, вылезающего из машины и едва держащегося на ногах. Он решил, что опять где-то прокололся, и сейчас генерал просто голову с него снимет. Но все, к его удивлению, обошлось для него самым благоприятным образом.
Никитин вызвал его к себе в машину, приказал снять всех своих людей, что крутились около Быковца, и убираться ко всем чертям... То есть – в управление. Герасимов, мол, в курсе дела, от него Коробов получит дальнейшие указания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
«Не понял... – недоуменно подумал Герасимов. – В чем дело-то?»
«Куда же тебе на мое место дружок? – размышлял тем временем Никитин. – Ты же разговаривать еще не умеешь. Научился пока только мысли свои излагать. И то – позаковыристей обычно выразиться норовишь. Очень хочется, видно, в своих глазах выглядеть умным, интеллектуалом... А вот, как ты с Коробовым, к примеру, разговаривать будешь, особенно, когда он подставит тебя, как меня в Лужниках?.. Теории ему объяснять начнешь? Мораль читать? Нет, Геночка, рановато тебе на мое место... Впрочем, и я еще на покой не собираюсь. Так что – не торопись...»
– Мы в любом случае должны оказаться сверху, – нашелся, наконец, как ответить смущенный Герасимов. – Иначе Иван нас постреляет, как куропаток. Это он умеет, спорить не буду... Я только хотел сказать, что действовать мы должны активно, это – без всякого сомнения, но действовать внимательно и осторожно.
– Ну, а на десерт у тебя какой-нибудь вывод остался? – спросил Никитин, явно ожидая еще чего-то. С напряжением ожидая.
«Ждешь? – подумал в ответ Герасимов. – ну так получай!..»
– Третий вывод касается лично вас, товарищ генерал, – ответил он вслух. – Считаю, что вы должны принять личное участие в операции.
– Эка невидаль! – воскликнул Никитин. – Мало я, что ли, в них участия принимал? Боишься, что без меня не справится Коробов?
– Дело не в том, справится он или нет... – прояснил Герасимов. – Хотя в данном случае – он наверняка, не справится... И любой другой – не справится. Можете провести операцию – только вы. Ни к кому другому Иван просто не выйдет... К другому у него нет интереса. Ивану нужен только генерал Никитин, хотя зачем он ему нужен, бог свидетель, я не понимаю...
– Ты что это заговорил, как поп? – разозлился вдруг Никитин. – «Бог свидетель...» Не понимает он! Хули тут понимать? Замочить он меня хочет, что тут непонятного!? Иначе – зачем ему меня на улицу вытаскивать? Я же в последнее время только пару раз из управления выбрался... В Лужники и... Да и все! Один раз – недели за три, наверное. А он в это время и воспылал ко мне страстью... И выманить так хочет, чтобы со мной можно было поговорить прежде, чем на тот свет меня отправить. Если бы он просто – убить меня хотел, в Лужниках бы и шлепнул – прекрасная возможность для этого была. Стреляет он мастерски, лучше любого снайпера, Взял бы карабинчик и ебнул бы по мне метров так с трехсот! Никто бы даже не понял – откуда выстрелили... О встрече заранее узнать можно было свободно. Вынюхал же этот старый хрыч, Крестов, пришел... Не верю я, что он случайно там оказался. точно так же мог и Иван прийти... По мою душу. Но не пришел. Почему? Уже ответил – не просто убить меня хочет, а что-то то ли сказать мне, то ли от меня услышать хочет... Странно все это. Не любил раньше Марьев с теми, кого резал, как баранов, разговаривать. Он быстро всегда действовал – как говорится – «сунул, вынул и пошел»... Я – нож, имею в виду, сунул... Что это на него охота поболтать напала... Чувствую я за всем этим происки Крестова. Это его работа. Он на меня Ивана натравил. Только вот – как!? Иван никогда не мстит с таким упорством тем, кто ему лично причинил какой-то вред, пусть даже ранил серьезно. Значит – что-то с ним случилось, раз Крестов получил возможность им управлять, или я вообще ничего не понимаю...
– Боюсь, что узнаете вы об этом только от самого Марьева, – вставил Герасимов.
– А твое дело – думать, а не бояться, – оборвал его генерал. – Тебе-то чего бояться? Тебе под пулю не лезть... Хорошо еще, если под пулю... А то вон он что с толстым с этим сотворил, с украинцем – представишь себя на этом столе – сухо во рту становится и сразу поссать тянет... Извращенец!..
– Вас никто не сможет заменить в этой операции, – настаивал Герасимов. – Если при вашем участии есть шансы и, надо сказать, довольно высокие, что она окончится удачно, то в любом другом случае это – явный провал... Операция просто не состоится...
– Как ты сказал? – разозлился Никитин. – «...Надо сказать, довольно высокие шансы...» Ты хотя бы понимаешь, о чем ты говоришь? Я не про свою смерть. Это каждый в одиночку переживает... Я про то, что если меня Иван убьет – процентов семьдесят за то, что тебя на мое место поставят... а ты же не готов совсем! Рано тебе! Тебя еще надо пару лет мордой по грязи повозить, чтобы ты узнал откуда кровь у человека течет... Теоретик сопливый... Под пулю он меня толкает... Будто я боюсь под нее лезть... Конечно, боюсь! А кто не боится? Только идиоты...
Никитин уже не разговаривал со своим заместителем, он что-то бормотал сам себе, все меньше обращая внимание на продолжавшего стоять столбом Герасимова. Тот понимал, что Никитина нужно оставить одного, но не мог же он выйти без разрешения генерала...
– Я могу... – начал он говорить в затылок Никитину, потому что тот отвернулся и шарил в своем книжном шкафу, вероятно в поисках припрятанной от самого себя бутылки «Корвуазье».
– Можешь! – рявкнул на него генерал, не дав договорить.
«Если я сейчас не напорюсь, как свинья, – думал Никитин, через секунду забыв о существовании пулей выскочившего из кабинета Герасимова, – я не смогу пойти на встречу с Иваном... Это ж почти то же самое, что самому себе пулю в лоб пустить...»
Глава семнадцатая.
...Напиться Никитину, конечно удалось. Напиться и почувствовать себя вновь молодым и безрассудным, как в Сальвадоре или в Чили, когда жизнь не была для него такой привычной и расстаться с ней он мог в любой момент. Это, кстати, придавало операциям, в которых он участвовал, особую дерзость и изящество. Он любил «ходить по лезвию» и поражать своих противников, совершая то, что на их взгляд совершить было просто невозможно...
Никитин был готов к встрече с Иваном. Главное теперь было – «не просыхать». Он погрузил в свою машину две коробки своего любимого «Корвуазье», объявил охране, что не нуждается в их помощи, и, рискуя вписаться на каждом перекрестке во впереди идущую машину, приехал к Быковцу на Большую Красноказарменную площадь, куда тот перенес на ближайшие дни свой штаб Восточной зоны.
Коробов побледнел, когда увидел Никитина, вылезающего из машины и едва держащегося на ногах. Он решил, что опять где-то прокололся, и сейчас генерал просто голову с него снимет. Но все, к его удивлению, обошлось для него самым благоприятным образом.
Никитин вызвал его к себе в машину, приказал снять всех своих людей, что крутились около Быковца, и убираться ко всем чертям... То есть – в управление. Герасимов, мол, в курсе дела, от него Коробов получит дальнейшие указания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49