Трупов в Москве не уменьшалось день ото дня, а становилось все больше и больше. Для опергруппы, приехавшей по вызову жильцов девятиэтажки к Павелецкому вокзалу, это был сегодня уже пятый вызов. Ей посчастливилось побывать уже на двух убийствах, ограблении ларька и разнимать две драки – одну между пьяными завсегдатаями аварийных вагонов на запасных путях Курского вокзала, другую – между обкурившимися подростками, устроившими разборку во дворе школы недалеко от Парка Горького... Общий итог дня – два трупа, пять проломленных голов, несколько сломанных ребер и конечностей.
У Павелецкого их ждал сюрприз, перекрывший весь дневной итог – сразу три трупа в одном доме. Мужчина с бутылкой водки в руке и тремя пулевыми ранами в груди на площадке восьмого этажа, женщина со сломанной шеей на площадке первого и старушка лет семидесяти, получившая пулю в нижнюю часть лица, когда она выглядывала в дверной глазок, а кто-то выстрелил в дверь ее квартиры.
Опергруппа довольно быстро восстановила случившееся в доме событие со слов жильцов всего подъезда. Каждый из них в отдельности видел не много, но в целом их показания складывались в довольно красноречивую картину. В подъезде, по их рассказам, устроили разборку две бандитские группировки, насчитывающие человек по пятнадцать каждая. Топот и грохот в подъезде стоял оглушающий. Стреляли из автоматов и даже из минометов, как сообщил один глуховатый старичок. На вопрос руководителя группы, – «С чего это он решил, что из минометов, он что видел, что ли?» – старичок ответил, что обязательно из минометов, так как он глуховат и никакого другого оружия сейчас не расслышит.
Старший группы выматерилсся про себя, но старичка вежливо поблагодарил и велел медикам отправлять трупы в морг, на исследование. Его интересовали пули, которые, возможно, будут обнаружены в телах.
Опергруппа целиком была занята установлением личностей убитых и обстоятельств убийства. Никто не преследовал Ивана, хотя он успел отойти от этого здания всего на несколько десятков метров.
Иван шел по Москве с совершенно пустой головой. Ни одна мысль не возникала в его голове. Даже о направлении своего движения он не мог бы сказать ничего определенного. Он просто шел вперед. Если впереди стоял дом или забор, он сворачивал направо или налево, не думая и не выбирая, повинуясь первому возникшему в нем импульсу... Он не смог бы объяснить, как он оказался на Щипке, а затем попал в кольцо Щипковских переулков. Очнулся он уже, наверное кольце на десятом, которое давал по Первому и Второму Щипковским. Он кружил на маленьком пятачке Москвы, не зная, куда ему пойти, что делать и кого искать.
Вдруг страшное и ненавистное имя всплыло в его памяти и заслонило собой все остальное – Крестный. Его Иван найдет обязательно. Это было единственное желание, еще оставшееся в нем. Желание, разгоравшееся все сильнее и сильнее и превращавшееся в источник энергии, в двигатель его жизни. Если и стоит продолжать свое существование, то только для того, чтобы найти Крестного и убить его.
Иван выбрался, наконец, из щипковского кольца, прошел по Первому Щипковскому еще метров сто и, попав в какой-то скверик, упал в траву, споткнувшись о невысокий каменный бордюр. Он лежал лицом вниз и, собирая пальцами обеих рук траву в пучки, рвал ее медленным движением и собирал снова...
Пенсионерка с приземистой неестественно длинной таксой остановилась около него, внимательно и строго посмотрела на него и поджала губы. Такса обнюхала ивановы ботинки и потеряла к нему всякий интерес.
– Безобразие... – пробормотала пенсионерка. – Пьяницы совсем обнаглели... Безобразие.
И продолжая бормотать еще что-то столь же недовольное себе под нос, гордо удалилась сопровождаемая своей таксой.
Иван и впрямь был пьян. Он не помнил себя от единственного оставшегося в нем чувства – ненависти к Крестному. Иван перевернулся на спину и посмотрел на небо над своей головой.
Над Москвой стояла редкая облачность, и небо было покрыто клочьями облачной ваты, кое-где разорванными улочками чистого неба. Ветер лениво гнал облака на север, и они слегка шевелились на небе.
Иван смотрел на облака и клялся этим облакам, потому, что больше ему клясться было некому. Он давал настоящую клятву, без всякой рисовки и красивой романтики.
Он клялся этим облакам и самому себе в том, что найдет Крестного, чего бы это ему ни стоило, и убьет его. А потом – убьет Никитина и всех, кто встанет у него на пути. На пути в неизвестность...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
У Павелецкого их ждал сюрприз, перекрывший весь дневной итог – сразу три трупа в одном доме. Мужчина с бутылкой водки в руке и тремя пулевыми ранами в груди на площадке восьмого этажа, женщина со сломанной шеей на площадке первого и старушка лет семидесяти, получившая пулю в нижнюю часть лица, когда она выглядывала в дверной глазок, а кто-то выстрелил в дверь ее квартиры.
Опергруппа довольно быстро восстановила случившееся в доме событие со слов жильцов всего подъезда. Каждый из них в отдельности видел не много, но в целом их показания складывались в довольно красноречивую картину. В подъезде, по их рассказам, устроили разборку две бандитские группировки, насчитывающие человек по пятнадцать каждая. Топот и грохот в подъезде стоял оглушающий. Стреляли из автоматов и даже из минометов, как сообщил один глуховатый старичок. На вопрос руководителя группы, – «С чего это он решил, что из минометов, он что видел, что ли?» – старичок ответил, что обязательно из минометов, так как он глуховат и никакого другого оружия сейчас не расслышит.
Старший группы выматерилсся про себя, но старичка вежливо поблагодарил и велел медикам отправлять трупы в морг, на исследование. Его интересовали пули, которые, возможно, будут обнаружены в телах.
Опергруппа целиком была занята установлением личностей убитых и обстоятельств убийства. Никто не преследовал Ивана, хотя он успел отойти от этого здания всего на несколько десятков метров.
Иван шел по Москве с совершенно пустой головой. Ни одна мысль не возникала в его голове. Даже о направлении своего движения он не мог бы сказать ничего определенного. Он просто шел вперед. Если впереди стоял дом или забор, он сворачивал направо или налево, не думая и не выбирая, повинуясь первому возникшему в нем импульсу... Он не смог бы объяснить, как он оказался на Щипке, а затем попал в кольцо Щипковских переулков. Очнулся он уже, наверное кольце на десятом, которое давал по Первому и Второму Щипковским. Он кружил на маленьком пятачке Москвы, не зная, куда ему пойти, что делать и кого искать.
Вдруг страшное и ненавистное имя всплыло в его памяти и заслонило собой все остальное – Крестный. Его Иван найдет обязательно. Это было единственное желание, еще оставшееся в нем. Желание, разгоравшееся все сильнее и сильнее и превращавшееся в источник энергии, в двигатель его жизни. Если и стоит продолжать свое существование, то только для того, чтобы найти Крестного и убить его.
Иван выбрался, наконец, из щипковского кольца, прошел по Первому Щипковскому еще метров сто и, попав в какой-то скверик, упал в траву, споткнувшись о невысокий каменный бордюр. Он лежал лицом вниз и, собирая пальцами обеих рук траву в пучки, рвал ее медленным движением и собирал снова...
Пенсионерка с приземистой неестественно длинной таксой остановилась около него, внимательно и строго посмотрела на него и поджала губы. Такса обнюхала ивановы ботинки и потеряла к нему всякий интерес.
– Безобразие... – пробормотала пенсионерка. – Пьяницы совсем обнаглели... Безобразие.
И продолжая бормотать еще что-то столь же недовольное себе под нос, гордо удалилась сопровождаемая своей таксой.
Иван и впрямь был пьян. Он не помнил себя от единственного оставшегося в нем чувства – ненависти к Крестному. Иван перевернулся на спину и посмотрел на небо над своей головой.
Над Москвой стояла редкая облачность, и небо было покрыто клочьями облачной ваты, кое-где разорванными улочками чистого неба. Ветер лениво гнал облака на север, и они слегка шевелились на небе.
Иван смотрел на облака и клялся этим облакам, потому, что больше ему клясться было некому. Он давал настоящую клятву, без всякой рисовки и красивой романтики.
Он клялся этим облакам и самому себе в том, что найдет Крестного, чего бы это ему ни стоило, и убьет его. А потом – убьет Никитина и всех, кто встанет у него на пути. На пути в неизвестность...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49