– Мне никогда не казалось, что ты глупый.
– Чуть было не поглупел. – Получилось грубее, чем он собирался сказать. – А теперь давай представим, что мы с тобой просто парочка знакомых, флиртующих друг с другом. Думаешь, у нас получится забыть прошлое ради этого настоящего? И не смотри на меня вот так.
Октавия вдруг без перехода превратилась во флиртующую кокетку. Перемена была такой разительной, что Норт вдруг подумал, это искусство ей в полной мере потребуется в первую брачную ночь. Но он решил ничего не говорить. Ему не хотелось делать ей больно. Она причинила ему боль неосознанно. Он злился не на нее, ну если только самую малость. Главным образом он злился на себя, и еще на ее деда, да еще, пожалуй, на судьбу, но только не на Октавию.
Желание вернуть ее рождало беспокойство. Словно легкое землетрясение пронеслось внутри. Когда Октавия объявилась снова, восприятие стало острым, мир засиял красками. Словно часть его «я», которую он потерял двенадцать лет назад, неожиданно вернулась на свое место.
Его мир вдруг стал уязвимым и непредсказуемым. Она перевернула в нем все с ног на голову и дала повод для заботы о ней. Возникло желание заполучить то, чего у него никогда не было, о чем он много лет назад перестал даже мечтать. Возникло желание сделать свою жизнь достойнее, чем она была. Норту захотелось, чтобы Октавия гордилась им, а не пеняла, что он прячется от всех.
Она стала его самым уязвимым местом. И если Харкер поймет это, Октавия окажется в опасности, какую ни она, ни Спинтон даже не могут себе представить.
Если бы Норт не знал, что она скоро снова уйдет из его жизни, он наверняка прислушался бы к постоянным увещеваниям Дункана и занялся бы собственной карьерой. Но какой смысл менять все, к чему он привык, на что-то неизвестное? То, о чем говорил Дункан, было краснобайством, а Боу-стрит – его настоящей жизнью.
Хотя, с другой стороны, если он займется политикой, у него появится возможность войти в высший свет. Он сможет видеться с Октавией. Никто не станет обращать внимания на разницу в их положении. Если только она не станет графиней, это непоправимо отдалит их. После ее замужества им уже никогда не быть друзьями. Она не захочет, чтобы Спинтон обнаружил, что ее мать занимала положение немногим выше, чем куртизанка. Октавия не допустит, чтобы он узнал о ее происхождении и о том, что она отдала самое ценное ублюдку виконта Крида, незаконнорожденному сыну самого известного пьяницы и бабника во всей истории Англии.
Спинтон может сколько угодно верить в то, что он первым окажется между ее трепещущих бедер. Пусть думает, что получит все. Но он никогда не испытает настоящего благоговения, которое довелось пережить Норту, когда Октавия сама отдалась в его руки. Спинтон, возможно, будет ласковым. Возможно, будет нежным. Но он никогда не будет таким осторожным и понимающим, каким был Норт. Она тоже была у него первой. Ничего этого Спинтон не получит.
– Мне и дальше придется кокетничать одной, мистер Шеффилд, или вы все-таки присоединитесь?
Ее голос, в котором не было язвительности, только легкая насмешка, вывел Норта из задумчивости. Он обратился к ней с улыбкой, которую посчитал очаровательной:
– Я всего лишь пытался вызвать в памяти слова, которые в полной мере могли бы оценить вашу красоту, леди Октавия.
Она захлопала глазами, и на какой-то момент рядом с Н ортом оказалась его прежняя Ви. Она никогда не знала, как относиться к комплиментам, но всегда любила выслушивать их. Так захотелось разрушить фасад из хороших манер, который она возвела, изо всех сил стараясь стать леди.
Норт предпочел бы, чтобы она была просто женщиной.
– Осторожнее, мистер Шеффилд, – наполовину застенчиво, наполовину шутливо ответила Октавия. – У меня может закружиться голова.
Оглянувшись на всадников, гарцевавших неподалеку, Норт рассмеялся:
– Мне кажется, у нас и так голова идет кругом.
Напряжение, повисшее между ними, исчезло, и Октавия придирчиво оглядела парк. Она не могла долго сердиться на Норта, как, впрочем, и он на нее. В юности они могли разговаривать или спорить до хрипоты, пока ситуация не начинала веселить кого-нибудь из них. Норт знал: если они могут посмеяться над чем-нибудь, значит, все в порядке. Если нет, значит, у них что-то неладно.
Смогут ли они когда-нибудь посмеяться над ее дедом? Или над ее замужеством?
– Кто бы мог подумать, что все эти люди будут пялиться на меня? – заметила она, улыбнувшись и помахав рукой знакомым в ландо.
– Ты льстишь себе, – откликнулся он. – Эти дамы пялятся на меня, а не на тебя.
Ее смех был легче весеннего ветерка. Нежнее молодой травки, сиявшей изумрудом на солнце, уже клонившемся к закату. Услышав, как Октавия смеется, Норт постарался отложить эти звуки в памяти, чтобы потом можно было беспрепятственно достать и вновь насладиться их звучанием. Смех, такой чистый, звонкий и радостный, должен был привлечь внимание людей. И привлек. Это был еще один способ возбудить о себе толки. Тут же появилась отрезвляющая мысль, что ее таинственный «обожатель» может находиться среди этого множества лиц. И закипит от ревности, увидев с ней рядом Норта.
Впрочем, этот незнакомец – один из прогуливающихся здесь аристократов, можно не волноваться. Лишь бы не Харкер.
Господи, чем Норт занимается здесь, в Гайд-парке, вместо того чтобы искать Харкера? Неужели смерть Черной Салли была бессмысленной? Неужели Норт настолько обезумел, что бросил все, стоило только Октавии вновь появиться на горизонте?
Норт помогал ей, потому что она – его лучший друг, как и Уин. Но все-таки нельзя забывать о том, что по-настоящему важно.
Голос Октавии отвлек его от мыслей:
– Помнишь, как мы убегали из дома, чтобы посмотреть на бродячий зверинец?
Норт кивнул:
– Там нам давали поиграть с обезьянками.
Она задела его за ногу, когда кобылка вплотную приблизилась к мерину Норта.
– Я чувствую себя одной из них. Он усмехнулся:
– Просто ты любишь внимание. В юности тебе его очень не хватало.
– Мне нравится, когда мной восхищаются и говорят комплименты, но не нравится, когда смотрят как удав на кролика.
Странное сравнение.
– Кто так на тебя смотрит?
– Лорд Хоторн и его друзья. Там, слева от тебя.
Он не спеша скользнул взглядом в ту сторону. Лорд Хоторн был вполне симпатичным мужчиной, которому давно перевалило за тридцать. Несклонность к поэтическим выкрутасам и довольно-таки грубые манеры давали мало оснований подозревать его в том, что он является восторженным поклонником Октавии. Но он действительно пожирал ее хищным взглядом. Точно так же разглядывали Октавию и его спутники. Судя по всему, они решили, что Октавия бросила Спинтона ради Норта, а потом бросит Норта ради одного из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76