Поль остановился посреди тротуара.
– Дорогой Йахим, – очень мягко произнес он, – я не хочу продолжать вчерашний спор, но скажи мне честно: в глубине души ты понимаешь, не так ли, что в конце концов и тебе придется уехать отсюда?
Йахим отвернулся от Поля и прищурился от блеска снега.
– Возможно. Если жизнь не переменится к лучшему, то нам придется уехать.
– Только не жди слишком долго.
К концу недели Поль закончил все свои дела в Германии и чувствовал непреодолимое желание уехать: он задыхался в этой стране. Только в Париже он снова почувствует себя свободно.
Было мучительно расставаться с Натансонами. Что с ними будет, оторванными от привычного мира, в котором они родились. Это был мир уютных домов, музеев, парков, магазинов, заполненных прекрасными вещами, мир концертов, библиотек и школ. Но этот мир разрушается…
Как-то в сопровождении Элизабет он отправился за покупками; по дороге они были вынуждены остановиться, чтобы пропустить короткую процессию – группу пожилых мужчин, на шее каждого висел плакат: «Я еврейская свинья». Это зрелище среди будничной жизни улицы казалось чем-то нереальным. Он подумал, что самое удивительное в том, что никто из прохожих не обратил внимание на этот вопиющий кошмар.
Как будто прочитав мысли Поля, Элизабет сказала:
– Это происходит теперь часто. Мы уже привыкли.
Он спросил, что случится с этими людьми.
– Все зависит от обстоятельств. Их отведут в полицейский участок, где изобьют. Могут и пытать. Это зависит от настроения того, к кому попадешь. Но перед освобождением, если освободят, надо подписать бумагу, что никто не причинил тебе вреда.
– А если откажешься подписать?
– Тогда следующей остановкой будет лагерь. Потом она добавила:
– Мне кажется, именно это произошло с Марио Хершфельдом. Он бы ни за что не подписал такой бумаги. Скорее бы умер. Это такой человек, для него принципы дороже жизни. Ты понимаешь, кузен Поль?
Да, как всегда, лучшие из юношей, чистые и убежденные, идут на смерть первыми.
– Я понимаю, – тихо произнес он.
– Если бы было больше таких, как Марио, не было бы всего, что происходит сейчас! – Она остановилась и продолжала: – Если бы только у меня были какие-нибудь связи! В нацистской партии среди руководства есть люди, которые могут освободить человека из лагеря. Если есть деньги и знаешь, к кому обратиться, иногда получается.
Это был один из самых тяжелых разговоров за последнее время. Воспоминание о нем преследовало его и сейчас, когда он расплачивался с таксистом, вносил свои сумки в здание вокзала и стоял в очереди, чтобы купить билет до Парижа.
Очередь была длинной. Он медленно продвигался, ставя сумки рядом с собой. Окруженный обычным вокзальным шумом и суматохой, он мысленно видел другие картины: мужчины с плакатами, кровь на лице Йахима, Илзе Хершфельд в белом халате, и Элизабет, говорящую ему, что «Марио никогда бы не подписал… Марио скорее бы умер».
Поль вспомнил о фон Медлере. Как ни как тот был клиентом его банка с довоенных времен. Жена Медлера была американкой, поэтому его счета в американских банках не были заморожены, а благодаря умелому помещению капиталов Вернерами доходы его выросли и спасли Медлеров во время инфляции в Германии. «Он мне кое-что должен», – подумал Поль. В то же время он с отвращением вспомнил их последнюю встречу, на которой этот человек объявил всех пацифистов предателями, коммунистами, бабами или евреями.
Но у такого человека должны быть важные связи в правительстве. «К тому же он мне кое-что должен», – снова подумал Поль, продвигаясь к билетной кассе.
Да, это было безумием, но он решил попытаться помочь женщине, которую не видел тринадцать лет, – спасти ее сына, которого никогда не видел!
И все-таки… «Марио скорее бы умер». Дэн был таким же и вел бы себя так же, если бы был здесь. Мир держится на таких людях. Если бы он мог что-нибудь сделать… ведь он и приехал сюда для этого.
Он подошел к кассе, достал бумажник.
– Один в первом классе до Мюнхена.
В ее темных волосах, все так же уложенных в простой узел на затылке, появились седые пряди. Глаза ввалились от бессонных ночей. Но в остальном возраст не сказался на Илзе Хершфельд. Она стояла в белом халате, с гладким лбом, и ее слова были искренни:
– Но почему, Поль? Потому что мы спали вместе? Он оглядел комнату, словно пытался в ней найти объяснение неожиданному своему приезду. Это был кабинет Илзе с письменным столом, простыми стульями, дипломами и книжными полками.
– Почему? – повторила она. – Потому что я помогла Йахиму Натансону в тот день? Он не пришел, хотя и влиятельный человек.
– Люди боятся, ты же понимаешь. Они думают прежде всего о своих семьях. Но я американец. Я могу позволить себе попытаться. Если ты спрашиваешь меня, почему я хочу помочь, – он пожал плечами, – я не знаю. Мне это просто надо, вот и все.
Темные облака висели в небе за окном. Илзе включила лампу, и внезапно из темноты появилось юношеское лицо в рамке на столе. Поль, наклонившись, увидел большие печальные глаза и полный нежный рот; мужественная восточная красота этого лица поразила его.
Илзе заметила взгляд Поля.
– Да, это Марио.
– Давай перейдем к делу, – предложил он. – Расскажи мне, что произошло.
– Марио – активист антивоенного движения. Я неоднократно предупреждала его. Сейчас не время для памфлетов, говорила я. Страна сошла с ума, ты ничего не добьешься, только напрасно рискуешь собой. Но, конечно, он не прислушивался. Они пришли за ним ночью. Барабанили в дверь. Это было ужасно. Ты не можешь себе представить, что я испытала, когда в два часа ночи эти злобные люди ворвались в наш дом и увели его с собой.
Она прижала пальцы к дрожащим губам.
– Утром я пошла в полицию. Они ничего мне не сказали. Я приходила к ним каждый день, пока мне не пригрозили; теперь я больше не хожу туда и ничего не знаю о Марио.
Человек исчез, испарился в пространстве. Как немецкий народ допустил, чтобы такое случилось? В его стране, стоило только Палмеру преступить границы дозволенного, тут же сместили с высокого поста – американцам не нужен такой человек.
Поль сдержал себя.
– У меня есть знакомый, влиятельный человек. Я не обещаю, что смогу помочь, но обязательно попытаюсь это сделать.
– Это будет стоить денег. Я знаю, как происходят такие дела. – Илзе беспокойно двигала руками. – А у меня их нет. Моя практика развалилась. Арийцам не разрешается лечиться у меня. У меня были ожерелье и браслеты, но я продала их, и теперь ничего нет.
– Тебе не надо волноваться об этом. У меня будет столько денег, сколько потребуется.
Она помолчала, глядя на темнеющее небо. Потом, повернувшись к Полю, произнесла:
– Если я начну благодарить тебя от всего сердца, я заплачу, и мне кажется, это смутит тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97