Хенк порылся в карманах и бросил монетку человеку, стараясь не касаться его грязной руки. Потом ему стало стыдно и захотелось вернуться, и что-нибудь сказать, и посмотреть на нищего как на человека. Но он не знал, что сказать, и, кроме того, опаздывал на поезд в Филадельфию.
«Я могу сочувствовать людям и по-настоящему понимаю, что такое братство людей. Но временами я эгоистичный подонок, думающий только о себе. Высший класс. Нобелевская премия по медицине. И все такое», – думал Хенк.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
– Ты просто дура, – говорил Донал. – Какие у тебя шансы в суде? Ты ушла из дома. Взяла моих детей и ушла из нашего дома.
Они сидели в кон горке Элфи в задней части дома – первоначальной части фермерского дома с низким потолком и единственным ромбовидным окошком. Хотя Донал спокойно сидел на стуле и говорил тихо, присутствие его было невыносимо для Мэг. Ей приходилось отворачиваться от него к окну, за которым был сад и падал слабый снег.
– У меня была причина, – проговорила она, все еще не глядя на него. – Что ты сделал со мной…
Воспоминание той ночи, чувства унижения, беспомощности, сознание неприкосновенности ее собственного тела – все это вновь ожило в ней.
– Причина? Кто будет ее слушать? Ты моя жена. У меня есть право. Причина! Это смехотворно.
– Придет время, когда так не будет. Когда свидетельство о браке не будет давать право мужчине насиловать.
– «Насиловать»! «Придет время»! Да, это время наступит, когда мы будем гулять по Луне! Нет, Мэг, у тебя нет никакого шанса при разводе. У тебя нет ни одной настоящей претензии ко мне. Все, что ты хотела, ты получала.
– Я никогда не хотела тех вещей, которые ты давал мне.
– Не так, так этак! Ты оставила мою постель и кров – и это главное, что принимается во внимание.
– Я не вернусь.
Они уже почти три часа спорили, она устала и чувствовала собственную слабость перед его властностью; но тем не менее она нашла в себе силы сказать:
– Я не вернусь. Ничто и никто не смогут заставить меня.
Донал встал, рассматривая ее с таким видом, словно он никогда не видел ее раньше.
– Ну, если ты так ненавидишь меня…
– Я не ненавижу тебя, Донал.
Она думала, что ненавидеть – значит желать смерти. Она просто хотела, чтобы он ушел. Пусть процветает дальше, как он процветает сейчас. Он чужой. Все в нем вдруг стало чужим: слухи о его преступлениях, его политика и его жажда денег.
– Ты всегда была странной… отличной от других, – задумчиво сказал он.
– Так ты поэтому выбрал меня, что я отличалась от знакомых тебе женщин.
Он подошел к окну. Мальчишки играли в снежки в саду. Какое-то время он смотрел на них.
– Что это за дети с нашими мальчиками?
– Они вместе учатся.
– Я бы догадался об этом. Кто они? Откуда? Она поняла, о чем он думает.
– Один из них сын священника, остальные пришли из деревни. Отец Джимми косит траву летом и делает любую работу зимой. Семья Анжело только что приехала из Италии. Отец парикмахер.
Она увидела, что она злится.
– Ты взяла их из первоклассной частной школы и запихнула в дыру с детьми парикмахеров!
– Ты сам ходил в школу в Хелл-Китчен. Боже мой, о чем ты говоришь?
Донал стукнул рукой по столу:
– И ты думаешь, что я позволю им вернуться в то место, откуда начинал сам? Нет! Я хочу, чтобы мои сыновья соперничали с лучшими и были лучше всех. Кастовость, классы определяют все, неужели ты этого не понимаешь? Лучшие школы, связи – это пронизывает весь деловой мир и правительство. Нет, они не могут оставаться здесь. Это окончательно.
Ей был отвратителен его снобизм. Но все-таки в его словах был смысл. Она сама получила лучшее образование.
– Послушай, Мэг, я снова все скажу. Есть два пути, как справиться с этим. Мы можем тихо, пристойно развестись. Я не хочу этого, но хочешь ты, поэтому ты начнешь разводиться несмотря ни на что. Я понимаю это. Но если ты запросишь слишком много, я буду бороться. В этом случае будет много грязи, и я все равно одержу верх. Так как это будет? Это или спокойный компромисс?
– Какой компромисс ты хочешь?
– Я хочу сохранить свою власть над детьми. Тим-ми и Том должны уехать в хорошую начальную школу. Им уже двенадцать и тринадцать, так что пора. Девочки еще малы, чтобы оставаться здесь какое-то время. Я буду тебя поддерживать. – Рот Донала искривился в подобии насмешки. – Конечно, не будет горностаевой накидки и шофера, как было.
– Я никогда не просила этого. Вспомни. Горностаевая накидка противоречит моим принципам. Мне неприятно думать, что бедное животное мучилось в капкане, чтобы потом я смогла закутаться в его мех.
– Хорошо, что я сохранил это место для твоего отца, – сказал Донал, не обращая внимания на ее ответ. – Боже мой, здесь достаточно места для всех вас. Если только ты не вернешься в наш дом с девочками, без меня, конечно. Я уже присматриваю себе квартиру в Нью-Йорке. Не Пятой авеню.
– Мы останемся здесь, – сказала она. – Я здесь выросла.
Было что-то элегическое в словах «я здесь выросла», что-то далекое, грустное и спокойное.
– Ты уверена, что не хочешь дом?
Мэг покачала головой. Этот богато украшенный пригородный дом, его дом, его выбор – нет! Кроме того, он будет волен приезжать туда, когда захочет, подниматься по лестнице, заходить в спальню. Она не верила, что какой-то закон запретит ему это делать. Он будет делать то, что захочет. Как всегда.
– В квартире будет достаточно места для всех детей. Мы поделим их. Я буду справедливым.
Она подумала: «Они все равно с возрастом будут больше его, чем мои. Это ясно. Даже посторонние замечают это. Все, кроме Агнесс. Он тоже понимает это. Он уже разочаровался в Агнесс, хотя никогда не признался бы в этом. В ней он видит слишком много от меня».
Кто-то постучал в дверь.
– О, простите меня, – сказала Эмили, входя в комнату. – Простите, я подумала, что вы уже кончили и готовы немного перекусить. Ранний ужин, Донал, перед тем, как вы уедете.
– Спасибо, мама, это очень приятно, но я не голоден.
Он нарочно подчеркнул «мама», а Эмили была так смиренно-сердечна. Конечно, ведь их единственный доход – это зарплата отца за управление недвижимостью Донала! Депрессия еще далеко не закончилась. Сколько миллионов безработных? И не закончится, говорил Поль, пока не разразится война.
Донал взял пальто, переброшенное через стул.
– Так мы договорились, Мэг? Если да, то я поеду.
– Да.
Эмили вопросительно смотрела на них.
– Мы разводимся, мама, – сказал ей Донал, – что называется «полюбовно». Но вам с папой не о чем волноваться. Работа у него будет.
– Спасибо, Донал. Вы всегда так добры.
– Я только погляжу детей перед отъездом.
– Они играют во дворе. – Эмили поспешила за ним. – Мне так жаль, что так случилось, Донал.
– Судьба. Нельзя все время выигрывать. Пока, Мэг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
«Я могу сочувствовать людям и по-настоящему понимаю, что такое братство людей. Но временами я эгоистичный подонок, думающий только о себе. Высший класс. Нобелевская премия по медицине. И все такое», – думал Хенк.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
– Ты просто дура, – говорил Донал. – Какие у тебя шансы в суде? Ты ушла из дома. Взяла моих детей и ушла из нашего дома.
Они сидели в кон горке Элфи в задней части дома – первоначальной части фермерского дома с низким потолком и единственным ромбовидным окошком. Хотя Донал спокойно сидел на стуле и говорил тихо, присутствие его было невыносимо для Мэг. Ей приходилось отворачиваться от него к окну, за которым был сад и падал слабый снег.
– У меня была причина, – проговорила она, все еще не глядя на него. – Что ты сделал со мной…
Воспоминание той ночи, чувства унижения, беспомощности, сознание неприкосновенности ее собственного тела – все это вновь ожило в ней.
– Причина? Кто будет ее слушать? Ты моя жена. У меня есть право. Причина! Это смехотворно.
– Придет время, когда так не будет. Когда свидетельство о браке не будет давать право мужчине насиловать.
– «Насиловать»! «Придет время»! Да, это время наступит, когда мы будем гулять по Луне! Нет, Мэг, у тебя нет никакого шанса при разводе. У тебя нет ни одной настоящей претензии ко мне. Все, что ты хотела, ты получала.
– Я никогда не хотела тех вещей, которые ты давал мне.
– Не так, так этак! Ты оставила мою постель и кров – и это главное, что принимается во внимание.
– Я не вернусь.
Они уже почти три часа спорили, она устала и чувствовала собственную слабость перед его властностью; но тем не менее она нашла в себе силы сказать:
– Я не вернусь. Ничто и никто не смогут заставить меня.
Донал встал, рассматривая ее с таким видом, словно он никогда не видел ее раньше.
– Ну, если ты так ненавидишь меня…
– Я не ненавижу тебя, Донал.
Она думала, что ненавидеть – значит желать смерти. Она просто хотела, чтобы он ушел. Пусть процветает дальше, как он процветает сейчас. Он чужой. Все в нем вдруг стало чужим: слухи о его преступлениях, его политика и его жажда денег.
– Ты всегда была странной… отличной от других, – задумчиво сказал он.
– Так ты поэтому выбрал меня, что я отличалась от знакомых тебе женщин.
Он подошел к окну. Мальчишки играли в снежки в саду. Какое-то время он смотрел на них.
– Что это за дети с нашими мальчиками?
– Они вместе учатся.
– Я бы догадался об этом. Кто они? Откуда? Она поняла, о чем он думает.
– Один из них сын священника, остальные пришли из деревни. Отец Джимми косит траву летом и делает любую работу зимой. Семья Анжело только что приехала из Италии. Отец парикмахер.
Она увидела, что она злится.
– Ты взяла их из первоклассной частной школы и запихнула в дыру с детьми парикмахеров!
– Ты сам ходил в школу в Хелл-Китчен. Боже мой, о чем ты говоришь?
Донал стукнул рукой по столу:
– И ты думаешь, что я позволю им вернуться в то место, откуда начинал сам? Нет! Я хочу, чтобы мои сыновья соперничали с лучшими и были лучше всех. Кастовость, классы определяют все, неужели ты этого не понимаешь? Лучшие школы, связи – это пронизывает весь деловой мир и правительство. Нет, они не могут оставаться здесь. Это окончательно.
Ей был отвратителен его снобизм. Но все-таки в его словах был смысл. Она сама получила лучшее образование.
– Послушай, Мэг, я снова все скажу. Есть два пути, как справиться с этим. Мы можем тихо, пристойно развестись. Я не хочу этого, но хочешь ты, поэтому ты начнешь разводиться несмотря ни на что. Я понимаю это. Но если ты запросишь слишком много, я буду бороться. В этом случае будет много грязи, и я все равно одержу верх. Так как это будет? Это или спокойный компромисс?
– Какой компромисс ты хочешь?
– Я хочу сохранить свою власть над детьми. Тим-ми и Том должны уехать в хорошую начальную школу. Им уже двенадцать и тринадцать, так что пора. Девочки еще малы, чтобы оставаться здесь какое-то время. Я буду тебя поддерживать. – Рот Донала искривился в подобии насмешки. – Конечно, не будет горностаевой накидки и шофера, как было.
– Я никогда не просила этого. Вспомни. Горностаевая накидка противоречит моим принципам. Мне неприятно думать, что бедное животное мучилось в капкане, чтобы потом я смогла закутаться в его мех.
– Хорошо, что я сохранил это место для твоего отца, – сказал Донал, не обращая внимания на ее ответ. – Боже мой, здесь достаточно места для всех вас. Если только ты не вернешься в наш дом с девочками, без меня, конечно. Я уже присматриваю себе квартиру в Нью-Йорке. Не Пятой авеню.
– Мы останемся здесь, – сказала она. – Я здесь выросла.
Было что-то элегическое в словах «я здесь выросла», что-то далекое, грустное и спокойное.
– Ты уверена, что не хочешь дом?
Мэг покачала головой. Этот богато украшенный пригородный дом, его дом, его выбор – нет! Кроме того, он будет волен приезжать туда, когда захочет, подниматься по лестнице, заходить в спальню. Она не верила, что какой-то закон запретит ему это делать. Он будет делать то, что захочет. Как всегда.
– В квартире будет достаточно места для всех детей. Мы поделим их. Я буду справедливым.
Она подумала: «Они все равно с возрастом будут больше его, чем мои. Это ясно. Даже посторонние замечают это. Все, кроме Агнесс. Он тоже понимает это. Он уже разочаровался в Агнесс, хотя никогда не признался бы в этом. В ней он видит слишком много от меня».
Кто-то постучал в дверь.
– О, простите меня, – сказала Эмили, входя в комнату. – Простите, я подумала, что вы уже кончили и готовы немного перекусить. Ранний ужин, Донал, перед тем, как вы уедете.
– Спасибо, мама, это очень приятно, но я не голоден.
Он нарочно подчеркнул «мама», а Эмили была так смиренно-сердечна. Конечно, ведь их единственный доход – это зарплата отца за управление недвижимостью Донала! Депрессия еще далеко не закончилась. Сколько миллионов безработных? И не закончится, говорил Поль, пока не разразится война.
Донал взял пальто, переброшенное через стул.
– Так мы договорились, Мэг? Если да, то я поеду.
– Да.
Эмили вопросительно смотрела на них.
– Мы разводимся, мама, – сказал ей Донал, – что называется «полюбовно». Но вам с папой не о чем волноваться. Работа у него будет.
– Спасибо, Донал. Вы всегда так добры.
– Я только погляжу детей перед отъездом.
– Они играют во дворе. – Эмили поспешила за ним. – Мне так жаль, что так случилось, Донал.
– Судьба. Нельзя все время выигрывать. Пока, Мэг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97