– Во вторник? Тебе не кажется, что это несколько странно? – Он не мог скрыть сарказма. – Ты говорила, что вы собираетесь по средам.
– Это специальное собрание. И потом почему ты разговариваешь со мной в таком тоне?
– Тебе не нравится мой тон? – Райн подошел к жене и развернул ее лицом к себе. – Послушай меня, Карен. Я не слепой и не глупый, чтобы не понимать происходящего.
Она сбросила его руки со своих плеч.
– Я не собираюсь терпеть твои вечные придирки! Не мешайся. – Оттолкнув мужа, она взяла лежавшее на кресле платье.
– Что с нами случилось? – словно говоря сам с собой, недоуменно спросил Райн. – Как мы дошли до этого?
– Не понимаю, что ты имеешь в виду? – Надевая туфли, Карен пожала плечами.
– Сколько продлится ваше собрание? – устало поинтересовался Райн.
– Не знаю. Не жди меня.
– Я в любом случае буду ждать Эшли. Полагаю, ваше собрание закончится до полуночи.
– Как скажешь.
Райн наблюдал, как Карен взяла валявшийся на кровати кошелек и проворно выбежала из дома. Она не сказала «до свидания» и не обернулась назад. Здесь было о чем задуматься. Но ему было не до того. Обхватив голову руками, Райн глубоко задумался. В который уже раз он спрашивал себя, за что Господь так жестоко наказал его? Спрашивал и не находил ответа.
Если говорить честно, он женился на Карен поспешно. Но Райн искренне хотел сделать этот брак счастливым. Он во всем потакал Карен и девочкам. Он во всем отказывал себе, лишь бы они были счастливы. И вот результат: Бетани больше нет, Карен бесстыдно наставляет ему рога, а Эшли… Райн не мог понять, что происходит. Ребенком Эшли любила его, любила больше всех на свете. Отчего теперь она так переменилась к нему?
Он прошел в опустевшую комнату Бетани и включил свет. Многих из ее вещей уже не было. Карен сначала предложила Эшли выбрать все, что ей понравится, а потом сгребла в кучу оставшиеся предметы и отнесла их в Армию спасения. Но, несмотря на это, для Райна эта комната оставалась комнатой Бетани.
Он сел на кровать и вспомнил, как много ночей провел здесь, убаюкивая дочь. Она была такой милой, такой нежной. Не в пример вечно бунтующей Эшли, Бетани и слова не могла сказать наперекор.
Райн взял с кровати подушку и уткнулся в нее лицом. Хотя все постельное белье было выстирано, Райн чувствовал запах Бетани. На глаза навернулись слезы, и он был рад, что жена не увидит их.
По-видимому, у Карен печаль, связанная со смертью дочери, прошла. Она никогда не говорила о Бетани и становилась беспокойной, когда слышала ее имя. Время от времени Эшли вспоминала сестру, но это становилось все реже и реже. Райн же все еще не мог смириться со смертью Бетани. Иногда в такие дни, как этот, когда он оставался один, его горе было особенно сильным.
Положив подушку и расправив складки на одеяле, Райн вдруг с отчаянием подумал, что со временем исчезнет и запах Бетани. От этого ему стало так горько, так невыносимо!..
Райн прошел в кабинет. Единственное, что оставалось у него, так это Челси. Он взял чистый лист бумаги и ручку. Она поймет его, ей он может написать все без утайки. По сути дела, Челси, а не Карен, его первая и, последняя любовь. Ему было все равно, что подумает жена, когда узнает об этом письме; он оставался верен ей всю их совместную жизнь, теперь же о совместной жизни говорить не приходилось.
Карен твердо отказывалась и писать, и звонить Челси, говоря, что они больше не дружат друг с другом, да и зачем, если она и без того не хочет даже слышать о ней. Райн знал, что это неправда, но переубедить Карен не смог – если она вбила себе что-нибудь в голову, то никакие доводы не помогут. Их дружбе пришел конец. Но отношения Карен и Челси никоим образом не касались Райна. Вопреки желанию первой он по-прежнему считал вторую своим самым большим и самым давним другом.
Письмо давалось с трудом. Он писал Челси, как сильно волнуется за Эшли, как любит девочку, как боится, что с ней может что-нибудь случиться. Ему было трудно разобраться в поведении своей тринадцатилетней дочери, ему хотелось всего лишь поговорить с Челси об Эшли, об отношениях с Карен, обо всем, что накопилось за эти годы.
Свободное от занятий время Челси проводила, гуляя по улице Руа Якоб, и заглядывая в витрины магазинов. Она не хотела идти домой.
После той вечеринки Жан-Поль стал чаще уходить из дома. Она спросила его, куда он ходит, и Жан-Поль честно ответил: «К Мариетте». После этого случая разговаривать им было не о чем.
Старую квартиру Челси уже сдали другим людям, о чем ей стало известно сразу же после вечеринки. Если бы не это обстоятельство, то она немедленно бы вернулась назад. Найти недорогую квартиру недалеко от дома Менэйра Челси пока не удавалось. Деньги, которые она отложила на Париж, закончились, и теперь ей предстояло сделать выбор – остаться и истратить последние деньги или же вернуться в Штаты?
С самого первого дня своего пребывания в Париже Челси скучала по Далласу. Ей никогда не нравилось переезжать с места на место, и она с трудом привыкала к новому окружению. Она также знала, что Менэйр когда-нибудь скажет ей «хватит».
Тем более великий художник оказался весьма посредственным учителем. Он то и дело говорил о своей технике, о своих выставках, об отзывах критиков. Учебе же уделялось все меньше и меньше времени. К тому же давали себя знать и годы: старик часто стал забываться и не помнил, что говорил. Челси ничего не оставалось, как самостоятельно изучать его полотна и копировать их. Не сколько последних недель он не брал кисти, и поэтому она даже не могла следить за его техникой. Похоже, оставаться в Париже ей было уже незачем.
Отношения с Жан-Полем портились день ото дня. Челси попыталась перебраться в соседнюю комнату, но он категорически отказал ей в этом. Когда же, в конце концов, она собрала свои вещи, Жан-Поль обвинил ее в том, что ей наплевать на его вдохновение, и несколько дней ходил хмурым. Это вынудило Челси спать с ним и чувствовать себя как последняя шлюха, которая к тому же еще и платит за то, что ей позволили полежать в чужой кровати.
Всю свою жизнь Челси мечтала учиться у великого художника. Время от времени она даже задумывалась о переезде в Париж. Но она не предполагала, что все будет так печально.
Владелец одного из магазинчиков стоял в дверях и дружелюбно смотрел на Челси. Она часто проходила по этой улочке и уже все знали ее в лицо.
Пройдя по Руа де Сени и по бульвару Сен-Жермен, Челси вышла па Руа Делакруа. В окнах их дома не было света. Жан-Поль снова ушел куда-то, она же снова осталась одна. «Все! – сказала себе Челси. – Пора вернуться в Даллас».
На следующий день она рассказала Менэйру о своем решении. Сначала это привело его в замешательство, словно он забыл, что Челси приехала из другой страны и не была парижанкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110