А Мичкин думал о минах, расставленных Данкиным па шоссе, в повторял про себя: «Сюда, сукины дети, сюда!.. Сейчас вы увидите, что вас ждет… Пока вы приготовите свои минометы, мы отойдем».
Но его внимание неожиданно отвлекла стрельба, вспыхнувшая на склоне горы. Доносилась она с той стороны, куда отошли первые группы отряда. Мгновение спустя в небо взвилась зеленая ракета. Кто-то негромко выругался. Зеленая ракета означала, что в тылу – противник. Мичкин тоже выругался, но не потерял присутствия духа и сказал успокаивающе:
– Все по местам! Это засада белых андартов… обыкновенных паликаров… Наши с ними разделаются легко.
Но Мичкин знал, что это были отлично вооруженные бандиты, которые получали от греческих торговцев табаком деньги, от англичан – оружие, а от немцев – паек. Самые развращенные и жестокие негодяи на свете, они с одинаковым усердием служили трем сторонам. Больше всех они ненавидели коммунистов, потом – болгар, а люди, которым они сейчас устроили засаду, были и коммунистами и болгарами.
Стрельба быстро разгорелась на широком фронте. Среди людей, беспорядочными группами отходивших от станции, наступило замешательство. Некоторые повернули назад, другие пошли параллельно подножию горы с намерением обойти нападающих с фланга, а третьи залегли и открыли огонь по белым андартам. При лунном свете, который уже начал бледнеть, Мичкин и его товарищи видели, как темные согнувшиеся силуэты партизан бежали к оврагам, чтобы укрыться в них. В наступившей суматохе раздался голос Шишко, который, судя по всему, был где-то недалеко. Сердито крича, он старался организовать отступающих и посылал приказания через связных. Ему, видимо, удалось добиться своего – беспорядочная масса отступающих от станции разделилась на три группы, и каждая из них приняла боевой порядок с большими интервалами между бойцами, так что огонь андартов почти не задевал их.
Мичкин продолжал вести наблюдение за шоссе. Моторы ревели громче прежнего, но самих машин не было видно – они скрылись в лощине. Обернувшись назад, он увидел, что стрельба греков ослабевает. Они заметили обходное движение партизан и, чтобы предупредить его, стали перегруппировываться, удлиняя фронт. Удачный маневр Шишко вывел противника из засады, а в подвижном бою белые андарты, как и все наемники, были недостаточно храбры. Но бой этот требовал нового нечеловеческого напряжения от партизан, выбившихся из сил после трудного перехода до станции и сражения, длившегося всю ночь. Однако не было сомнения, что они сумеют прорваться к горам, и в этот миг Мичкин думал не о них, а о своей позиции на холме: они оказались в западне, так как находились между белыми андартами, которые могли спуститься с гор, немцами со станции и теми солдатами, что двигались на машинах по шоссе.
Итак, Мичкин снова почувствовал приближение смерти и понял, что. защита холма повлечет неминуемую гибель его группы, но у него и на этот раз не возникло мысля о бегстве. Оставалась крохотная надежда на спасение, если красная ракета поднимется в небо до того, как немцы обрушат на холм минометный огонь, и группе удастся пробить кольцо андартов, которое сомкнётся вокруг нее после отхода Шишко. Но рассчитывать на это не приходилось – ведь Шишко только начинал свой маневр, а группе на холме надлежало охранять его тыл. Мичкин почувствовал, что он со своими людьми обречен на верную гибель.
Пока бывший разносчик молока угрюмо размышлял, Ляте и еще несколько человек, которые залегли в окопах, открыли стрельбу по станции. Группа немцев, выбравшихся из помещения саперного взвода после отхода Шишко, тащила пулеметы к холму. Думая, что партизаны отступают без прикрытия, немцы решили установить пулемет на холме и обстрелять их с тыла. Стрельба Ляте и его товарищей отогнала солдат, и они скрылись в густом, непроницаемом дыму, который окутывал станцию. Один из них ничком упал на землю и уже не встал.
В это время Мичкин услышал знакомое пыхтение человека, страдающего одышкой, я обернулся. По склону холма карабкался Шишко, а за ним шла Варвара, поддерживая пожилого бойца, который тихо стонал и волочил раненую ногу, опираясь на винтовку. Шишко шел с трудом, его лицо и лысое темя блестели от пота. Дойдя до Мичкина, он остановился, тяжело дыша, и простоял так почти целую минуту. Одышка не давала ему говорить. Мичкин понял, что этому толстому, с трудом двигающемуся человеку нелегко было бы выйти целым и невредимым из подвижного боя с андартами. Стараясь дышать ровнее, Шишко делал какие-то знаки рукой, но ни Мичкин, ни его товарищи не могли ничего понять. Боец, раненный в ногу, заметил это и объяснил:
– Он велит уходить. Мы будем прикрывать ваш отход.
– Что? – произнес Мичкин.
– Он приказывает вам отходить, – повторил раненый.
– Как это «нам отходить»? А вы?
– Паша песенка спета. Мы будем защищать холм.
Он показал на свою ногу, потом спросил у Данкина:
– Нет ли у тебя, парень, бинта?… Нет?… Тогда оттащи меня к пулемету, а то эта баба совсем ослабела – ей меня не дотащить.
– Ты что же, одни будешь прикрывать отход? – спросил Мичкин.
– Вдвоем с комиссаром, – ответил раненый. – Ему тоже не по силам пробиться сквозь греков – ведь у него астма, да и брюхо толстое. Прости, товарищ комиссар… Брюхо у тебя толстое, зато сердце храброе… Не сердишься на меня, а?
Мичкин не обрадовался, услышав, что события приняли такой оборот. Он повернулся к Шишко и мрачно спросил:
– Это правда?
– Правда, Мичкин!.. – ответил Шишко. Приступ астмы и кашля у него наконец прошел. – Мне нужно только несколько добровольцев, чтобы удержать холм, пока остальные не отойдут.
Мичкин, пораженный, взглянул на старого толстяка. Грохот моторизованной колонны заметно усилился: машины выбрались из лощины и мчались к холму. Но Мичкин не обратил на это внимания. Он видел лишь удивительный свет, горевший в единственном глазу Шишко. Так светились глаза сына Мичкина во время последнего свидания перед казнью. Так светились глаза Динко, когда он шел в бой. Так светились глаза всех коммунистов, которые в трудном, отчаянном положении шли на последний шаг ради партии. В сознании человека, разносившего молоко в Чамкории, наступил хаос: могучий инстинкт жизни еще противостоял сверкающему взгляду Шишко, грохоту моторизованной колонны, воспоминаниям о повешенном сыне. Все ярче, все отчетливее, все горестнее и сильнее становились эти воспоминания. И Мичкин, чувствуя, что он подчиняется воле казненного сына, воскликнул:
– Ребята, я остаюсь с комиссаром!.. Есть еще кто?
Люди молчали. Моторы немецких машин выли зловеще и пронзительно. Время от времени, из клубов черного дыма над станцией вырывались огромные языки пламени и озаряли лица партизан призрачным желто-красным светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272
Но его внимание неожиданно отвлекла стрельба, вспыхнувшая на склоне горы. Доносилась она с той стороны, куда отошли первые группы отряда. Мгновение спустя в небо взвилась зеленая ракета. Кто-то негромко выругался. Зеленая ракета означала, что в тылу – противник. Мичкин тоже выругался, но не потерял присутствия духа и сказал успокаивающе:
– Все по местам! Это засада белых андартов… обыкновенных паликаров… Наши с ними разделаются легко.
Но Мичкин знал, что это были отлично вооруженные бандиты, которые получали от греческих торговцев табаком деньги, от англичан – оружие, а от немцев – паек. Самые развращенные и жестокие негодяи на свете, они с одинаковым усердием служили трем сторонам. Больше всех они ненавидели коммунистов, потом – болгар, а люди, которым они сейчас устроили засаду, были и коммунистами и болгарами.
Стрельба быстро разгорелась на широком фронте. Среди людей, беспорядочными группами отходивших от станции, наступило замешательство. Некоторые повернули назад, другие пошли параллельно подножию горы с намерением обойти нападающих с фланга, а третьи залегли и открыли огонь по белым андартам. При лунном свете, который уже начал бледнеть, Мичкин и его товарищи видели, как темные согнувшиеся силуэты партизан бежали к оврагам, чтобы укрыться в них. В наступившей суматохе раздался голос Шишко, который, судя по всему, был где-то недалеко. Сердито крича, он старался организовать отступающих и посылал приказания через связных. Ему, видимо, удалось добиться своего – беспорядочная масса отступающих от станции разделилась на три группы, и каждая из них приняла боевой порядок с большими интервалами между бойцами, так что огонь андартов почти не задевал их.
Мичкин продолжал вести наблюдение за шоссе. Моторы ревели громче прежнего, но самих машин не было видно – они скрылись в лощине. Обернувшись назад, он увидел, что стрельба греков ослабевает. Они заметили обходное движение партизан и, чтобы предупредить его, стали перегруппировываться, удлиняя фронт. Удачный маневр Шишко вывел противника из засады, а в подвижном бою белые андарты, как и все наемники, были недостаточно храбры. Но бой этот требовал нового нечеловеческого напряжения от партизан, выбившихся из сил после трудного перехода до станции и сражения, длившегося всю ночь. Однако не было сомнения, что они сумеют прорваться к горам, и в этот миг Мичкин думал не о них, а о своей позиции на холме: они оказались в западне, так как находились между белыми андартами, которые могли спуститься с гор, немцами со станции и теми солдатами, что двигались на машинах по шоссе.
Итак, Мичкин снова почувствовал приближение смерти и понял, что. защита холма повлечет неминуемую гибель его группы, но у него и на этот раз не возникло мысля о бегстве. Оставалась крохотная надежда на спасение, если красная ракета поднимется в небо до того, как немцы обрушат на холм минометный огонь, и группе удастся пробить кольцо андартов, которое сомкнётся вокруг нее после отхода Шишко. Но рассчитывать на это не приходилось – ведь Шишко только начинал свой маневр, а группе на холме надлежало охранять его тыл. Мичкин почувствовал, что он со своими людьми обречен на верную гибель.
Пока бывший разносчик молока угрюмо размышлял, Ляте и еще несколько человек, которые залегли в окопах, открыли стрельбу по станции. Группа немцев, выбравшихся из помещения саперного взвода после отхода Шишко, тащила пулеметы к холму. Думая, что партизаны отступают без прикрытия, немцы решили установить пулемет на холме и обстрелять их с тыла. Стрельба Ляте и его товарищей отогнала солдат, и они скрылись в густом, непроницаемом дыму, который окутывал станцию. Один из них ничком упал на землю и уже не встал.
В это время Мичкин услышал знакомое пыхтение человека, страдающего одышкой, я обернулся. По склону холма карабкался Шишко, а за ним шла Варвара, поддерживая пожилого бойца, который тихо стонал и волочил раненую ногу, опираясь на винтовку. Шишко шел с трудом, его лицо и лысое темя блестели от пота. Дойдя до Мичкина, он остановился, тяжело дыша, и простоял так почти целую минуту. Одышка не давала ему говорить. Мичкин понял, что этому толстому, с трудом двигающемуся человеку нелегко было бы выйти целым и невредимым из подвижного боя с андартами. Стараясь дышать ровнее, Шишко делал какие-то знаки рукой, но ни Мичкин, ни его товарищи не могли ничего понять. Боец, раненный в ногу, заметил это и объяснил:
– Он велит уходить. Мы будем прикрывать ваш отход.
– Что? – произнес Мичкин.
– Он приказывает вам отходить, – повторил раненый.
– Как это «нам отходить»? А вы?
– Паша песенка спета. Мы будем защищать холм.
Он показал на свою ногу, потом спросил у Данкина:
– Нет ли у тебя, парень, бинта?… Нет?… Тогда оттащи меня к пулемету, а то эта баба совсем ослабела – ей меня не дотащить.
– Ты что же, одни будешь прикрывать отход? – спросил Мичкин.
– Вдвоем с комиссаром, – ответил раненый. – Ему тоже не по силам пробиться сквозь греков – ведь у него астма, да и брюхо толстое. Прости, товарищ комиссар… Брюхо у тебя толстое, зато сердце храброе… Не сердишься на меня, а?
Мичкин не обрадовался, услышав, что события приняли такой оборот. Он повернулся к Шишко и мрачно спросил:
– Это правда?
– Правда, Мичкин!.. – ответил Шишко. Приступ астмы и кашля у него наконец прошел. – Мне нужно только несколько добровольцев, чтобы удержать холм, пока остальные не отойдут.
Мичкин, пораженный, взглянул на старого толстяка. Грохот моторизованной колонны заметно усилился: машины выбрались из лощины и мчались к холму. Но Мичкин не обратил на это внимания. Он видел лишь удивительный свет, горевший в единственном глазу Шишко. Так светились глаза сына Мичкина во время последнего свидания перед казнью. Так светились глаза Динко, когда он шел в бой. Так светились глаза всех коммунистов, которые в трудном, отчаянном положении шли на последний шаг ради партии. В сознании человека, разносившего молоко в Чамкории, наступил хаос: могучий инстинкт жизни еще противостоял сверкающему взгляду Шишко, грохоту моторизованной колонны, воспоминаниям о повешенном сыне. Все ярче, все отчетливее, все горестнее и сильнее становились эти воспоминания. И Мичкин, чувствуя, что он подчиняется воле казненного сына, воскликнул:
– Ребята, я остаюсь с комиссаром!.. Есть еще кто?
Люди молчали. Моторы немецких машин выли зловеще и пронзительно. Время от времени, из клубов черного дыма над станцией вырывались огромные языки пламени и озаряли лица партизан призрачным желто-красным светом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272