– Он не дурак, – сказала Мария с усмешкой. И потом Добавила тихо: – Завтра вы его увидите.
От волнения эксперт закурил сигару, чего ему не следовало делать, так как он страдал легкими приступами грудной жабы. Волнение его усилилось, когда Мария ясно дала понять, что не желает больше разговаривать о Борисе.
– Хотите, я вам поиграю? – спросила она.
– С удовольствием послушаю, – ответил Костов.
Он был музыкален, но сейчас ему совсем не хотелось слушать музыку. Мысли его были поглощены невероятным, ошеломляющим событием, о котором он только что узнал. Он сочувственно смотрел на бледное, малокровное лицо Марии, на ее пепельно-русые, гладко зачесанные назад волосы, на тонкие губы и тусклые глаза. Ее левое веко опускалось чуть ниже правого, левый уголок рта тоже казался слегка опущенным. Движения у нее были быстрые и порывистые. Они отличались какой-то странной, непроизвольной резкостью, как у человека, выпившего много кофе. Что-то в ее нервной системе разладилось, и это можно было скорее угадать, чем заметить. Но Костов, который знал все, и угадал и заметил это одновременно. И тогда он подумал: «Бедное дитя!»
Мария начала играть Шопена, но вскоре поняла, что играет плохо. Ее охватило гнетущее, давно знакомое ощущение, что пальцы не повинуются ей. Мелодия плавала в ее сознании, прекрасная и нежная, но то, что выходило из-под ее пальцев, было только сцеплением механических аккордов и походило на невыразительные сухие упражнения, заученные по указке высокооплачиваемых учителей. Она слышала, чувствовала, переживала подлинного Шопена и знала, как нужно его играть, но не могла играть так, потому что пальцы ее не подчинялись, потому что их движения были скованы страшной и все прогрессирующей болезнью. Мария походила на художника с изуродованными проказой, бессильными руками. И, поняв это, она перестала играть, сгорбилась и, закрыв лицо руками, тихо заплакала.
Костов подошел к ней и стал ее утешать, беспомощно твердя:
– Мария, успокойся!.. Все пройдет!.. Осенью тебе сделают последнюю серию уколов, а врачи возлагают на них большие надежды…
Но он знал, что и эти уколы ей не помогут.
На другой день Костов и Борис обошли весь склад, а лотом долго беседовали в конторе. Когда эксперт пришел к обеду, его лицо было сосредоточенно и задумчиво. Он сел за стол, не сказав ни слова. Мария смотрела на него вопросительно.
– Ну?… – спросила она наконец.
Костов вздрогнул, словно вопрос оторвал его от мыслей о Борисе.
– Умный юноша!.. – сказал он сухо. – Многообещающий и безупречно знает дело.
– Только-то? – разочарованно спросила Мария.
– Манеры у него прекрасные, хорош собой, – добавил эксперт, слабо усмехнувшись.
– Только-то? – повторила Мария.
– И холодный как лед, – с неожиданной резкостью проговорил Костов. Потом вдруг добавил: – Что тебе нравится в этом человеке?
– Все! – ответила она тихо.
Костов снова подумал о ее безнадежной болезни. Потом ему показалось, что Марии лучше сойтись с Борисом, чем с каким-нибудь избалованным франтом, из тех, что ухаживали за ней в Софии.
Он уехал на своей машине после обеда.
Под вечер, после короткого колебания, Мария подошла к телефону и пригласила Бориса пить чай. И лицо ее сразу же посвежело, порозовело, стало почти красивым.
День был дождливый. Из открытых окон, выходивших на лужайку, струился запах озона, мокрой земли и полевых цветов. И тогда, в уединении этого дома, в теплой влажности и умирающем свете дождливого дня, то, на что она решилась, показалось ей прекрасным.
V
Ирина вышла из дому, взглянула на свои часы и быстро направилась к зданию медицинского факультета. Она опаздывала на практические занятия по анатомии.
Она жила против Зоологического сада в закопченном сером кооперативном доме. Привезя дочь в Софию, Чакыр нашел ей квартиру в семье чиновника. Хозяева, молодые и бездетные, были люди скуповатые и мелочные, но вполне порядочные. Чакыр сразу это понял и согласился на довольно высокую плату, которую они запросили: ему было очень важно устроить дочь в хорошую семью.
Осень началась рано, туманами и дождями. Свинцовое небо почти касалось крыш высоких зданий на бульваре Царя Освободителя, а Витоша, которую так украшали багряные пятна листвы, когда Ирина приехала в Софию, теперь скрылась, окутанная туманами. С севера дул холодный ветер и гнал по бульвару облетевшие желтые листья диких каштанов. По мостовой бесшумно скользили такси и частные машины. Гвардейский взвод с барабаном и трубами, печатая шаг, направлялся к дворцу на смену караула. Подпоручик, который его вел, гордо выпячивал грудь, красуясь в элегантной шинели, и время от времени нехотя оглядывался, чтобы проверить, хорошо ли маршируют солдаты.
Проходя мимо здания ректората, Ирина стала перебирать в уме бесчисленные ответвления тройничного нерва и челюстной артерии, это были излюбленные темы главного ассистента, по которым он гонял студентов на занятиях. Она делала это отчасти по необходимости, отчасти – чтобы заглушить притупившееся, но постоянное чувство тоски, безнадежности и пустоты, которое ее изматывало. Как отличалась жизнь в Софии от той, которую она себе представляла!..
Медицинский факультет был расположен в старом, темном и мрачном здании, а из его подвала, в котором находились залы анатомического театра, несло зловещим запахом карболки, трупов и формалина. Ирина сняла пальто и надела чистый белый халат.
Всякий раз, как она это делала, она вспоминала свой первый приход в анатомические залы. Это был настоящий лабиринт мрачных помещений с двумя десятками столов, на которых лежали серо-коричневые трупы, покрытые белыми простынями. Над каждым столом висела лампа с рефлектором. Студенты-новички тогда замерли, потрясенные скорбной неподвижностью трупов. Под простынями угадывались очертания голов и ног; кое-где из-под простыни высовывались ступня или пальцы руки. Как много мертвецов!.. Неужели все эти бедняки, брошенные своими близкими или проданные за ничтожную сумму медицинскому факультету, были когда-то людьми, которые радовались, любили и ненавидели! Студенты испуганно озирались и разговаривали вполголоса. Одну девушку стошнило. Ирина испытывала давящее ощущение хрупкости жизни и силы смерти.
Но теперь она уже свыклась с этим чувством и, входя в зал равнодушно поздоровалась с молодым ассистентом. Ассистент, еще новичок, изучал материал вместе со студентами и легко смущался. Студенты, пользуясь этим, шутки ради задавали ему вопросы относительно несущественных тонкостей из области анатомии, предварительно прочитав о них в каком-нибудь объемистом учебнике, Главный ассистент, напротив, уже успел набить свою память всеми этими сведениями. Он мог два часа подряд рассказывать с мельчайшими подробностями о костях пяты и обнаруживал ошеломляющие знания в области кровообращения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272