Что же насторожило старшего дружинника? Ему показалось, что между деревьями, которыми густо поросли берега Двины там, где в нее впадает Кокна, мелькнули какие-то тени. Утро было еще такое несмелое, такое темное, что даже он, при его остром зрении, не смог определить, шевельнулись ли это ветки деревьев под порывом ветра, пробежал ли пугливый зверь или, может, промчались вооруженные всадники в черных плащах.
Холодок, не отрывая взгляда от леса, поднял руку в боевой перчатке, подзывая к себе кого-нибудь из дружинников. Подбежал светловолосый Грикша.
– Что ты видишь вон там, где над самой Двиной растет кривостволая сосна? – спросил у Грикши Холодок.
Младший дружинник Грикша внимательно глянул в ту сторону, долго присматривался, высунув кончик влажного розового языка, наконец покачал головой:
– Ничего. Один туман вижу.
– Зажги походню, – приказал Холодок. Стуча сапогами по вымощенной камнем дорожке, Грикша побежал на свое дозорное место, выбил из кремня искру и зажег скрученные в клубок, облитые смолой сухие сосновые ветки, насаженные на длинный ореховый шест. Вспыхнуло яркое пламя, отблески от него заплясали на кольчуге Холодка, рядом с которым стоял, держа высоко в руке походню, Грикша.
– Меченосцы! – воскликнул Грикша и от неожиданности выпустил из руки факел. Тот упал с вала, внизу послышался всплеск воды. Снова стало темно, еще темнее, чем было до этого. Но и Холодок уже успел заметить большой отряд конных меченосцев, который неторопливо выезжал из леса, выливаясь на луг напротив подъемного моста Кукейноса.
– Рубон! – крикнул Холодок, со звоном выхватывая меч из ножен. И сразу ожила, застучала десятками ног, зазвенела мечами и копьями предрассветная мгла. Яростно залаяли сторожевые собаки. Повсюду вспыхнули факелы-походни. Грикша ударил в колокол.
– Всем на заборолы! – приказал Холодок, и те из дозорных, что спали в боевых отсеках, оборудованных в толще городского вала, просыпались, хватали оружие и щиты, по лестницам, по стволам суковатых деревьев, прислоненных к валу, взбирались наверх, туда, где гремел, созывая всех, тревожный голос колокола.
Кукейносские лучники уже натягивали тетивы своих луков, сделанных из рогов тура и тисового дерева. Закаленные стрелы со свистом полетели навстречу меченосцам. И тут вырвался вперед меченосец-герольд на белом коне, протрубил в серебряный рог и закричал:
– Слушайте, люди Кукейноса! Слушайте, отважные люди Кукейноса! Дочь вашего князя княжна Софья прибыла в свой город!
К герольду подъехал еще один меченосец в черной епанче, резким движением распахнул ее, и все, кто стоял на заборолах, увидели светловолосую девочку, сидевшую впереди меченосца, крепко ухватившись тонкими руками за конскую гриву. Она зажмурилась от неожиданности – свет ударил ей в глаза после тьмы, в которой она была под епанчой. На высоком городском валу громко вразнобой закричали люди, захлебываясь, залаяли собаки, зазвенели мечи.
– Софья, – удивленно и одновременно растерянно сказал Холодок, взглянув, словно ожидая помощи, на Грикшу. – Наша княжна. Что делать?
Кукейносские лучники перестали стрелять, хотя никто не отдавал такого приказа. Боялись попасть в княжну. Маленькая Софья была тем шитом, за которым прятался весь отряд меченосцев.
– Побегу к князю, а ты оставайся за меня, – строго сказал Грикше Холодок. – Подъемный мост не опускать, ворота не открывать. Полезут тевтоны на вал – бить, как псов.
Забросив за спину щит и засунув меч в ножны, Холодок торопливо спустился с вала. Тут, в городе, было темнее, чем на заборолах, – лучи солнца, выкатывавшегося из леса, еще не долетали сюда. Холодок побежал по узкой извилистой улочке к княжескому терему. «Беда подступила, – думал он, спеша сообщить князю новость. – Из-за дочери князь Вячка словно переродился. Не улыбнется, не поговорит толком с дружиной, меч Всеслава на стену повесил. Жалко, конечно, дочку. Родная кровь, родная душа. Да, взяли тевтоны князя за горло».
Холодок спешил к терему и не знал, что уже вторую ночь не спит Вячка, жжет в церкви свечи, один, без чужого глаза, молится, навсегда прощается с дочерью. Или дочь, или меч Всеслава – третьего пути не было. Захочет князь вернуть себе дочь, должен будет спрятать меч в ножны, смириться с тевтонами, пустить их на Двину, подставить шею под чужой хомут, а нет…
Вторую ночь князь прощался с Софьей. Трепетали огоньки свечей, будто настороженные желтые глаза глядели на него, пронизывая насквозь. Мрак, падая из-под купола церкви, наваливался на князя, давил, пригибал к каменным плитам. Князь стоял на коленях.
«Прости меня, доченька, прости, ласточка моя. Прости своему отцу, что не может освободить тебя из клетки злодея. Ножки и ручки твои целую. Прости».
Когда-то он ждал наследника, но родилась дочь, и он сразу же забыл про сына – такой светленькой, такой синеглазой, такой улыбчивой была дочка. Он брал на руки маленький теплый комочек, и руки, привыкшие к мечу и копью, делались мягкими, легкими.
«Прости меня, – прощался с дочерью Вячка. – Я твой отец, но ведь я и князь полоцкого рода. Землю, полученную в наследство от предков, надо от врагов защищать, веру нашу отстаивать. Прости, что выбрал землю и веру, а не тебя».
– Князь! – позвали вдруг его. – Князь! Вячка вскочил, как разъяренный тур, тяжело топнув ногой, закричал:
– Кто посмел нарушить мой разговор с богом? Шумно дыша, он искал рукой меч на поясе.
– Это я – твой старший дружинник, – дрогнувшим голосом сказал Холодок, приближаясь из тьмы.
– Пес! Голову отрублю! – взмахнул кулаком взбешенный Вячка.
– Бери мою голову, но сначала выслушай меня. – Холодок остановился напротив Вячки, глянул ему в лицо. – У городских ворот ждут твоего слова меченосцы. Они привезли княжну Софью.
– Привезли дочь? – Вячка недоумевающе смотрел на старшего дружинника. Лицо то бледнело, то краснело, словно то заходило, то всходило в душе его солнце. – Говоришь, привезли Софью? – еще раз переспросил он, потом левой рукой схватил старшего дружинника за ворот, сверкая глазами, прошептал: – Ну, Холодок, смотри, – если не к добру твоя весть, заберет тебя Карачун.
– Не боюсь я Карачуна, – тихо ответил Холодок и с каким-то сожалением взглянул на Вячку, будто прощался с ним навсегда.
Они выбежали из церкви на улицу, где уже ярко синело утреннее небо. Вячка бежал первым, придерживая рукой ножны с мечом.
– Я – князь Кукейноса Вячеслав Борисович! Что надо вам, люди из Риги?! – зычным голосом закричал Вячка, вскочив на самую высокую площадку надворотной башни. Ветер сразу же ударил ему в грудь, распахнул красное корзно, наброшенное на плечи. Сбоку казалось, что фигура князя охвачена пламенем.
Герольд-меченосец на белом коне снова затрубил в рог, рыцарь в епанче развел полы плаща, и все, в том числе и Вячка, увидели Софью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85