И по их кончине земли возвратятся в Империю! Запретить, что ли, волхвам спать с бабами? Или войти в союз с Хайнрихом и Римом? Посмотрим, посмотрим.
Отказав мне, Любава оказала мне неоценимую услугу. Где она прячется, вот бы узнать. И кто ее прячет.
А также необходимо узнать, кто именно посмел увести Ингегерд у Свистуна из под носа. Два дня уже прошло, а Ярослав все еще ничего не предпринял. Не дал мне шанса выразить недоумение и возмущение — как, твою супругу похитили? А потом освободили? Странно, я ничего об этом не слышал… Как-то неудобно и боязно — молчит, медлит Ярослав. Впрочем, ничего страшного. Он остался один. Вся округа — моя. Близлежащие города — мои. Неустрашимые — мои, или будут мои, поможет Рагнхильд — Неустрашимые сентиментальны и уважают старость. Марьюшка — даже Марьюшка и все ее связи теперь мои. Новгород — мой. Осталось сделать последний шаг, лишить Ярослава шведской поддержки. Идея с Ингегерд, так вовремя предложенная Свистуном, провалилась. Ничего, наверстаем.
А с кем у меня нет союза? С Римом. Но это дело наживное. С Хайнрихом — это деликатный вопрос. С Базилем… э… договорюсь как-нибудь. С Киевом — это, пожалуй, самое интересное.
В Киеве Болеслав и поляки, помогают Святополку удерживать власть. Это, пожалуй, похуже, чем у нас варанги. Варангам с новгородцами делить особенно нечего, а вот Полония и Русь издревле друг друга ненавидят. И, наверное, правы поляки — противный народ эти ковши! И все же. Болеслав — враг Хайнриха. Что если поссорить Болеслава и Святополка? И заключить со Святополком союз? Именно со Святополком? Как говорил один известный римский свердомахатель — разделяй и властвуй.
Союз со Святополком был бы сейчас очень кстати. Сделал бы такой союз ненужными все эти сложные политические ходы, суды, варангов, и все прочее. Святополк — всеми признанный правитель Киева. Войско киевлян, пришедшее в Новгород поддержать меня, посадника Константина, как бы ни было мало — делает моим союзником Базиля. Что с того, что мне больше нравится Рим? Различия между Римом и Константинополем — никакие, похожи на незначительную банальную ссору мужа и жены. Они, Рим и Константинополь, ни разу друг с другом не воевали и воевать не будут. Они преследуют каждый свои интересы, но стоит Неустрашимым действительно заикнуться о перуново-одиновой империи Севера, как Базиль и Хайнрих тут же объединяться, под их знамена встанут и Гнезно и Киев, и в считанные месяцы от северной империи останется лишь зола, тут и там отмеченная редким ковылем. Так что надо обязательно договориться со Святополком. Он боится Ярослава — по глупости, конечно, но это хорошо. Надо это использовать. Он тщеславен — это тоже надо использовать. Он не сын Владимира — во всяком случае, так говорят — и это тоже надо использовать. После меня Святополк — любимый сын Рагнхильд. Это сложно использовать, но надо постараться. Он любил покойную жену и думает, что ее убили Неустрашимые — нужно сказать ему, что убили ее с ведома и благословения Ярослава.
Завтракать Житнику не хотелось. Он только выпил стакан воды. Привычный вид княжеских палат напротив за окном вызвал в нем прилив нетерпения и неприязни. Живу в какой-то халупе, подумал он, из халупы правлю Новгородом, и от этого весь город чем-то стал напоминать халупу.
— Горясер! — позвал он.
Горясер, расторопный, совершенно не сонный несмотря на ранний час, тут же вошел в комнату. Халупа, еще раз с раздражением подумал Житник.
— Приходил кто за Детиным вчера? Я хотел подождать, но уснул.
— Да, болярин.
— И что же?
— Отвели Детина кой-куда, помыли, подкормили, а потом был разговор. После разговора Детина опять опустили в яму.
— А тот, что с ним говорил? Да ну же!
— Как ты и велел, шли за ним на расстоянии, а в нужный момент приблизились.
— И что же?
— Их было двое. Пропуск на двоих был выписан.
— Да, я знаю. И что же?
— Ничего.
— То есть как?
— Как ты велел, стали их слегка теснить к двери, чтобы поговорить с ними без свидетелей. То есть, это так ратники подумали, что они будут теснить. На самом деле получилось все наоборот. Не тот, что говорил с Детиным, но второй, спутник его, стал теснить ратников. И они испугались, что он с ними поговорит без свидетелей, и ушли.
— Он что, этот второй — страшен так?
— Могуч. Ничего не скажешь. Один ратник замешкался, когда его теснили, вовремя не отступил на шаг, так опомнился только, уже вися пузом на ветке дуба. Знаешь, дуб такой там, недалеко от бани.
— И что же было дальше?
— Оба ушли себе. Сказал тот, который теснил, что вернутся сегодня вечером, и чтобы ни-ни.
— Так и сказал?
— Так и сказал. Ни-ни.
— Ну и леший с ними. Хотелось бы поговорить, конечно. Ну, улучу момент. Сам туда приду. Пусть он меня самого попробует потеснить. Как продвигается дело с остатками Косой Сотни?
— Восемь человек удалось приручить. Живут в разных местах, но все здесь, в округе.
— Только восемь? Сколько всего человек было в Сотне?
— Сто сорок, или около того.
— Скольких схватили и казнили?
— Человек пятьдесят.
— А отпустили не казня?
— Человек двадцать.
— Восемьдесят человек — как в воду?
— Похоже на то.
— И в Киеве их нет?
— Нет. В Киеве их всех знают в лицо.
— Может, они к Свистуну примкнули?
— Вряд ли.
— Подались к Базилю? Нанялись к Хайнриху?
— Базиль бы их не принял по союзным соображениям. А Хайнрих далеко слишком.
— Где же они?
— Не знаю.
Житник почесал в затылке.
— Кто это там на крыльце сидит? Верзила? А, Горясер?
— Дожидается, когда ты проснешься. Говорит, поручение у него к тебе есть.
— Это не тот, что вчера теснил?…
— Нет. Тот чуток меньше ростом, судя по откликам, и постарше.
— Что за поручение?
— Не знаю, Житник. Я пытался выспрашивать, но он молчит. По-моему, туповат он.
Житник еще раз выглянул в окно.
— Эй, парень! — сказал он. — Заходи!
— Мне выйти? — спросил Горясер.
— Да, пожалуй. Вот что, проведи его туда, — Житник кивнул, указывая направление.
— В опочивальню?
— Да какая опочивальня!… Халупа. Проводи не сразу, пусть сперва здесь подождет. Поскучает пусть.
Житник прошел в опочивальню. Уличная девка фальшиво-приветливо посмотрела на него. Очевидно, она хотела есть и ждала, что после исполнения обязанностей ее накормят. Житник прошел к сундуку, открыл крышку, достал две золотые монеты, и кинул ей на ложе.
— Все, одевайся и иди.
— А чего так, чего? — спросила она, обидясь.
— Иди, тебе говорят.
Насупясь, девка слезла с ложа — тощая, жалкая какая-то, натянула рубаху, подпоясалась, сверху поневу, еще раз подпоясалась, поискала повойник, надела, и, босая, надувшись, пошла к двери. В этот момент дверь распахнулась. Ровным шагом, левая рука на поммеле, в комнату вошел верзила с простоватым лицом, едва не задев головой притолоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
Отказав мне, Любава оказала мне неоценимую услугу. Где она прячется, вот бы узнать. И кто ее прячет.
А также необходимо узнать, кто именно посмел увести Ингегерд у Свистуна из под носа. Два дня уже прошло, а Ярослав все еще ничего не предпринял. Не дал мне шанса выразить недоумение и возмущение — как, твою супругу похитили? А потом освободили? Странно, я ничего об этом не слышал… Как-то неудобно и боязно — молчит, медлит Ярослав. Впрочем, ничего страшного. Он остался один. Вся округа — моя. Близлежащие города — мои. Неустрашимые — мои, или будут мои, поможет Рагнхильд — Неустрашимые сентиментальны и уважают старость. Марьюшка — даже Марьюшка и все ее связи теперь мои. Новгород — мой. Осталось сделать последний шаг, лишить Ярослава шведской поддержки. Идея с Ингегерд, так вовремя предложенная Свистуном, провалилась. Ничего, наверстаем.
А с кем у меня нет союза? С Римом. Но это дело наживное. С Хайнрихом — это деликатный вопрос. С Базилем… э… договорюсь как-нибудь. С Киевом — это, пожалуй, самое интересное.
В Киеве Болеслав и поляки, помогают Святополку удерживать власть. Это, пожалуй, похуже, чем у нас варанги. Варангам с новгородцами делить особенно нечего, а вот Полония и Русь издревле друг друга ненавидят. И, наверное, правы поляки — противный народ эти ковши! И все же. Болеслав — враг Хайнриха. Что если поссорить Болеслава и Святополка? И заключить со Святополком союз? Именно со Святополком? Как говорил один известный римский свердомахатель — разделяй и властвуй.
Союз со Святополком был бы сейчас очень кстати. Сделал бы такой союз ненужными все эти сложные политические ходы, суды, варангов, и все прочее. Святополк — всеми признанный правитель Киева. Войско киевлян, пришедшее в Новгород поддержать меня, посадника Константина, как бы ни было мало — делает моим союзником Базиля. Что с того, что мне больше нравится Рим? Различия между Римом и Константинополем — никакие, похожи на незначительную банальную ссору мужа и жены. Они, Рим и Константинополь, ни разу друг с другом не воевали и воевать не будут. Они преследуют каждый свои интересы, но стоит Неустрашимым действительно заикнуться о перуново-одиновой империи Севера, как Базиль и Хайнрих тут же объединяться, под их знамена встанут и Гнезно и Киев, и в считанные месяцы от северной империи останется лишь зола, тут и там отмеченная редким ковылем. Так что надо обязательно договориться со Святополком. Он боится Ярослава — по глупости, конечно, но это хорошо. Надо это использовать. Он тщеславен — это тоже надо использовать. Он не сын Владимира — во всяком случае, так говорят — и это тоже надо использовать. После меня Святополк — любимый сын Рагнхильд. Это сложно использовать, но надо постараться. Он любил покойную жену и думает, что ее убили Неустрашимые — нужно сказать ему, что убили ее с ведома и благословения Ярослава.
Завтракать Житнику не хотелось. Он только выпил стакан воды. Привычный вид княжеских палат напротив за окном вызвал в нем прилив нетерпения и неприязни. Живу в какой-то халупе, подумал он, из халупы правлю Новгородом, и от этого весь город чем-то стал напоминать халупу.
— Горясер! — позвал он.
Горясер, расторопный, совершенно не сонный несмотря на ранний час, тут же вошел в комнату. Халупа, еще раз с раздражением подумал Житник.
— Приходил кто за Детиным вчера? Я хотел подождать, но уснул.
— Да, болярин.
— И что же?
— Отвели Детина кой-куда, помыли, подкормили, а потом был разговор. После разговора Детина опять опустили в яму.
— А тот, что с ним говорил? Да ну же!
— Как ты и велел, шли за ним на расстоянии, а в нужный момент приблизились.
— И что же?
— Их было двое. Пропуск на двоих был выписан.
— Да, я знаю. И что же?
— Ничего.
— То есть как?
— Как ты велел, стали их слегка теснить к двери, чтобы поговорить с ними без свидетелей. То есть, это так ратники подумали, что они будут теснить. На самом деле получилось все наоборот. Не тот, что говорил с Детиным, но второй, спутник его, стал теснить ратников. И они испугались, что он с ними поговорит без свидетелей, и ушли.
— Он что, этот второй — страшен так?
— Могуч. Ничего не скажешь. Один ратник замешкался, когда его теснили, вовремя не отступил на шаг, так опомнился только, уже вися пузом на ветке дуба. Знаешь, дуб такой там, недалеко от бани.
— И что же было дальше?
— Оба ушли себе. Сказал тот, который теснил, что вернутся сегодня вечером, и чтобы ни-ни.
— Так и сказал?
— Так и сказал. Ни-ни.
— Ну и леший с ними. Хотелось бы поговорить, конечно. Ну, улучу момент. Сам туда приду. Пусть он меня самого попробует потеснить. Как продвигается дело с остатками Косой Сотни?
— Восемь человек удалось приручить. Живут в разных местах, но все здесь, в округе.
— Только восемь? Сколько всего человек было в Сотне?
— Сто сорок, или около того.
— Скольких схватили и казнили?
— Человек пятьдесят.
— А отпустили не казня?
— Человек двадцать.
— Восемьдесят человек — как в воду?
— Похоже на то.
— И в Киеве их нет?
— Нет. В Киеве их всех знают в лицо.
— Может, они к Свистуну примкнули?
— Вряд ли.
— Подались к Базилю? Нанялись к Хайнриху?
— Базиль бы их не принял по союзным соображениям. А Хайнрих далеко слишком.
— Где же они?
— Не знаю.
Житник почесал в затылке.
— Кто это там на крыльце сидит? Верзила? А, Горясер?
— Дожидается, когда ты проснешься. Говорит, поручение у него к тебе есть.
— Это не тот, что вчера теснил?…
— Нет. Тот чуток меньше ростом, судя по откликам, и постарше.
— Что за поручение?
— Не знаю, Житник. Я пытался выспрашивать, но он молчит. По-моему, туповат он.
Житник еще раз выглянул в окно.
— Эй, парень! — сказал он. — Заходи!
— Мне выйти? — спросил Горясер.
— Да, пожалуй. Вот что, проведи его туда, — Житник кивнул, указывая направление.
— В опочивальню?
— Да какая опочивальня!… Халупа. Проводи не сразу, пусть сперва здесь подождет. Поскучает пусть.
Житник прошел в опочивальню. Уличная девка фальшиво-приветливо посмотрела на него. Очевидно, она хотела есть и ждала, что после исполнения обязанностей ее накормят. Житник прошел к сундуку, открыл крышку, достал две золотые монеты, и кинул ей на ложе.
— Все, одевайся и иди.
— А чего так, чего? — спросила она, обидясь.
— Иди, тебе говорят.
Насупясь, девка слезла с ложа — тощая, жалкая какая-то, натянула рубаху, подпоясалась, сверху поневу, еще раз подпоясалась, поискала повойник, надела, и, босая, надувшись, пошла к двери. В этот момент дверь распахнулась. Ровным шагом, левая рука на поммеле, в комнату вошел верзила с простоватым лицом, едва не задев головой притолоку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116