Она отклонится и очень быстро превратится в нечто совершенно другое. Гроза вместо ясного солнца. Это и есть нелинейная динамика. Она чувствительна к начальным условиям: мельчайшие различия растут и превращаются в доминирующие.
– Кажется, я понимаю, – сказал Дженнаро.
– В двух словах это «эффект бабочки». Бабочка машет крыльями в Пекине, а погода меняется в Нью-Йорке, – Значит, хаос – это все случайное и непредсказуемое? – спросил Дженнаро. – Я правильно понял?
– Нет, – ответил Малкольм. – На самом деле мы находим скрытые закономерности внутри комплексного многообразия поведения системы. Вот почему столь широки возможности теории хаоса: с ее помощью можно изучать что угодно: уровни цен на бирже, поведение разбушевавшейся толпы, электрическую активность мозга при эпилепсии. Любой вид комплексной системы, где имеют место беспорядок и непредсказуемость. Мы можем найти порядок, лежащий в ее основе. Понятно?
– Да, – ответил Дженнаро. – Но что это за порядок?
– В основном он характеризуется движением системы внутри фазового пространства, – ответил Малкольм.
– Господи, – вырвалось у Дженнаро, – единственное, что я хочу знать, это почему вы считаете остров Хэммонда неперспективным.
– Понимаю, – сказал Малкольм. – Дойду и до этого. Теория хаоса утверждает два положения. Первое: в основе комплексных систем, подобных погоде, лежит порядок. Второе, противоположное первому, – поведение простых систем может носить сложный характер. Возьмем, например, шары при игре в пул /Разновидность бильярда/. Вы ударяете по шару, и он начинает отскакивать от краев стола. Теоретически это очень простая система, почти ньютоновская. Если вам известны сила, приложенная к шару, его масса и вы можете вычислить, под какими углами шар будет ударяться о стенки, то вы можете предсказать и все дальнейшее поведение шара. Теоретически вы могли бы предсказать все его поведение, пока он не остановится. Вы могли бы определить, где он остановится через три часа.
Ясно, – кивнул Дженнаро.
– Но на самом деле оказывается, что предсказать больше, чем на несколько секунд, вы не можете. Потому что почти сразу вступают в действие мельчайшие детали: неровности на поверхности шара, крошечные царапины на деревянной поверхности стола – и поведение шара меняется.
Нескольких секунд достаточно для того, чтобы перечеркнуть все ваши кропотливые расчеты. Таким образом, выходит, что поведение простой системы, каковой является шар для пула, непредсказуемо.
– Понятно.
– А проект Хэммонда, – продолжал Малкольм, – тоже простая система – животные в среде зоопарка, – которая в конечном счете поведет себя непредсказуемо.
– Вы так считаете из-за…
– Теории, – сказал Малкольм.
– Но, может быть, стоит сначала осмотреть остров, увидеть, что там сделано?
– Нет. В этом нет никакой необходимости. Детали несущественны. Теория говорит о том, что поведение острова очень скоро станет непредсказуемым.
– А вы уверены в вашей теории?
– Конечно, – сказал Малкольм. – Абсолютно уверен. – Он откинулся на спинку кресла. – С этим островом не все в порядке. Вас ждет катастрофа.
ISLA NUBLAR
Завывая, винты вертолета начали вращаться, отбрасывая тени на взлетную полосу аэропорта Сан-Хосе. В наушниках Гранта послышался треск: пилот говорил с механиком.
В Сан-Хосе они взяли еще одного пассажира, человека по имени Деннис Недри, который прилетел туда, чтобы к ним присоединиться. Толстый и неопрятный, он жевал шоколад. Пальцы у него были липкими, а к рубашке пристали клочки обертки. Недри пробормотал что-то о том, что он работает с компьютерами, и ни с кем не поздоровался за руку.
Глядя вниз сквозь стекло. Грант видел бетонное поле аэродрома, которое становилось все меньше и меньше, он смотрел на мчащуюся за ними тень вертолета, который уносил их на запад, к горам.
– Нам лететь около сорока минут, – сказал сидевший неподалеку Хэммонд.
Пролетая над невысокими горами, они оказались в гуще перистых облаков, сквозь которые пробивалось яркое солнце. Гранта поразила пустынность этих суровых гор: никакой растительности, лишь голая, выветренная порода.
– В Коста-Рике, – сказал Хэммонд, – контроль рождаемости лучше, чем в других странах Центральной Америки, но и здесь леса отсутствуют, особенно в последние десять лет.
Миновав облачную зону, вертолет оказался по другую сторону гор, и Грант увидел пляжи западного побережья. Они пролетели над маленькой прибрежной деревенькой.
– Байя Анаско, – сказал пилот, – рыбацкая деревня. – Он показал на север. – Дальше вдоль берега вы видите заповедник Кабо Бланко. Там великолепные пляжи.
Вертолет повернул к океану. Вода стала зеленой, а затем потемнела, приобретя цвет аквамарина. Солнце отражалось на ее поверхности. Было около десяти утра.
– Еще пара минут, – сказал Хэммонд, – и мы увидим Isla Nublar.
Хэммонд объяснил, что Isla Nublar – не настоящий остров. Скорее, это морское образование, вулканический взброс скалы со дна океана.
– Свидетельства его вулканического происхождения можно увидеть повсюду на острове, – сказал Хэммонд. – Там множество мест выхода подземных испарений, и очень часто земля под ногами горячая. Из-за этого, а также из-за множества течений на острове очень туманно. Когда мы прилетим, вы увидите… А вот и он.
Вертолет рванулся вперед, снизившись над водой. Грант увидел резкие очертания острова, острыми шпилями скал круто поднимающегося над океаном.
– Господи, он похож на Алькатраз, – сказал Малкольм.
Над покрытыми зеленью склонами клубился туман, придавая острову таинственный вид.
– Только, конечно, намного больше, – ответил Малкольму Хэммонд. – Почти тринадцать километров в длину и пять в ширину в самом широком месте, а площадь его примерно пятьдесят шесть квадратных метров. Выходит, что это крупнейший биологический заповедник в Северной Америке.
Вертолет снова набрав высоту, направился к северной части острова. Грант пытался смотреть сквозь плотную пелену тумана.
– Туман здесь обычно не такой густой, – сказал Хэммонд. Он казался обеспокоенным.
У северного побережья горы были самыми высокими на острове. Они поднимались над океаном на высоту двух тысяч метров. Вершины их были в тумане, но Гранту видны были неровные скалы, о которые с грохотом разбивались волны океана. Вертолет поднялся над горами.
– К сожалению, – сказал Хэммонд, – мы должны приземлиться на острове. Мне это не по душе, поскольку мы потревожим животных. А это иногда небезопасно…
Его слова были прерваны голосом пилота:
– Начинаем снижение. Держитесь крепче, ребята. Вертолет начал снижаться, и они тут же оказались в гуще тумана. В наушники Грант слышал повторяющиеся электронные позывные, но видимости не было никакой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
– Кажется, я понимаю, – сказал Дженнаро.
– В двух словах это «эффект бабочки». Бабочка машет крыльями в Пекине, а погода меняется в Нью-Йорке, – Значит, хаос – это все случайное и непредсказуемое? – спросил Дженнаро. – Я правильно понял?
– Нет, – ответил Малкольм. – На самом деле мы находим скрытые закономерности внутри комплексного многообразия поведения системы. Вот почему столь широки возможности теории хаоса: с ее помощью можно изучать что угодно: уровни цен на бирже, поведение разбушевавшейся толпы, электрическую активность мозга при эпилепсии. Любой вид комплексной системы, где имеют место беспорядок и непредсказуемость. Мы можем найти порядок, лежащий в ее основе. Понятно?
– Да, – ответил Дженнаро. – Но что это за порядок?
– В основном он характеризуется движением системы внутри фазового пространства, – ответил Малкольм.
– Господи, – вырвалось у Дженнаро, – единственное, что я хочу знать, это почему вы считаете остров Хэммонда неперспективным.
– Понимаю, – сказал Малкольм. – Дойду и до этого. Теория хаоса утверждает два положения. Первое: в основе комплексных систем, подобных погоде, лежит порядок. Второе, противоположное первому, – поведение простых систем может носить сложный характер. Возьмем, например, шары при игре в пул /Разновидность бильярда/. Вы ударяете по шару, и он начинает отскакивать от краев стола. Теоретически это очень простая система, почти ньютоновская. Если вам известны сила, приложенная к шару, его масса и вы можете вычислить, под какими углами шар будет ударяться о стенки, то вы можете предсказать и все дальнейшее поведение шара. Теоретически вы могли бы предсказать все его поведение, пока он не остановится. Вы могли бы определить, где он остановится через три часа.
Ясно, – кивнул Дженнаро.
– Но на самом деле оказывается, что предсказать больше, чем на несколько секунд, вы не можете. Потому что почти сразу вступают в действие мельчайшие детали: неровности на поверхности шара, крошечные царапины на деревянной поверхности стола – и поведение шара меняется.
Нескольких секунд достаточно для того, чтобы перечеркнуть все ваши кропотливые расчеты. Таким образом, выходит, что поведение простой системы, каковой является шар для пула, непредсказуемо.
– Понятно.
– А проект Хэммонда, – продолжал Малкольм, – тоже простая система – животные в среде зоопарка, – которая в конечном счете поведет себя непредсказуемо.
– Вы так считаете из-за…
– Теории, – сказал Малкольм.
– Но, может быть, стоит сначала осмотреть остров, увидеть, что там сделано?
– Нет. В этом нет никакой необходимости. Детали несущественны. Теория говорит о том, что поведение острова очень скоро станет непредсказуемым.
– А вы уверены в вашей теории?
– Конечно, – сказал Малкольм. – Абсолютно уверен. – Он откинулся на спинку кресла. – С этим островом не все в порядке. Вас ждет катастрофа.
ISLA NUBLAR
Завывая, винты вертолета начали вращаться, отбрасывая тени на взлетную полосу аэропорта Сан-Хосе. В наушниках Гранта послышался треск: пилот говорил с механиком.
В Сан-Хосе они взяли еще одного пассажира, человека по имени Деннис Недри, который прилетел туда, чтобы к ним присоединиться. Толстый и неопрятный, он жевал шоколад. Пальцы у него были липкими, а к рубашке пристали клочки обертки. Недри пробормотал что-то о том, что он работает с компьютерами, и ни с кем не поздоровался за руку.
Глядя вниз сквозь стекло. Грант видел бетонное поле аэродрома, которое становилось все меньше и меньше, он смотрел на мчащуюся за ними тень вертолета, который уносил их на запад, к горам.
– Нам лететь около сорока минут, – сказал сидевший неподалеку Хэммонд.
Пролетая над невысокими горами, они оказались в гуще перистых облаков, сквозь которые пробивалось яркое солнце. Гранта поразила пустынность этих суровых гор: никакой растительности, лишь голая, выветренная порода.
– В Коста-Рике, – сказал Хэммонд, – контроль рождаемости лучше, чем в других странах Центральной Америки, но и здесь леса отсутствуют, особенно в последние десять лет.
Миновав облачную зону, вертолет оказался по другую сторону гор, и Грант увидел пляжи западного побережья. Они пролетели над маленькой прибрежной деревенькой.
– Байя Анаско, – сказал пилот, – рыбацкая деревня. – Он показал на север. – Дальше вдоль берега вы видите заповедник Кабо Бланко. Там великолепные пляжи.
Вертолет повернул к океану. Вода стала зеленой, а затем потемнела, приобретя цвет аквамарина. Солнце отражалось на ее поверхности. Было около десяти утра.
– Еще пара минут, – сказал Хэммонд, – и мы увидим Isla Nublar.
Хэммонд объяснил, что Isla Nublar – не настоящий остров. Скорее, это морское образование, вулканический взброс скалы со дна океана.
– Свидетельства его вулканического происхождения можно увидеть повсюду на острове, – сказал Хэммонд. – Там множество мест выхода подземных испарений, и очень часто земля под ногами горячая. Из-за этого, а также из-за множества течений на острове очень туманно. Когда мы прилетим, вы увидите… А вот и он.
Вертолет рванулся вперед, снизившись над водой. Грант увидел резкие очертания острова, острыми шпилями скал круто поднимающегося над океаном.
– Господи, он похож на Алькатраз, – сказал Малкольм.
Над покрытыми зеленью склонами клубился туман, придавая острову таинственный вид.
– Только, конечно, намного больше, – ответил Малкольму Хэммонд. – Почти тринадцать километров в длину и пять в ширину в самом широком месте, а площадь его примерно пятьдесят шесть квадратных метров. Выходит, что это крупнейший биологический заповедник в Северной Америке.
Вертолет снова набрав высоту, направился к северной части острова. Грант пытался смотреть сквозь плотную пелену тумана.
– Туман здесь обычно не такой густой, – сказал Хэммонд. Он казался обеспокоенным.
У северного побережья горы были самыми высокими на острове. Они поднимались над океаном на высоту двух тысяч метров. Вершины их были в тумане, но Гранту видны были неровные скалы, о которые с грохотом разбивались волны океана. Вертолет поднялся над горами.
– К сожалению, – сказал Хэммонд, – мы должны приземлиться на острове. Мне это не по душе, поскольку мы потревожим животных. А это иногда небезопасно…
Его слова были прерваны голосом пилота:
– Начинаем снижение. Держитесь крепче, ребята. Вертолет начал снижаться, и они тут же оказались в гуще тумана. В наушники Грант слышал повторяющиеся электронные позывные, но видимости не было никакой;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120