Они двигались теперь намного быстрее, и ветки проносились над головой с гораздо большей скоростью. Это было приятно, поскольку в знойный коридор из сплетенных ветвей задувал легкий ветерок. Ну и вдобавок раз они плывут быстрее, значит, будут на месте намного раньше.
Грант не знал точно, сколько они уже проплыли, но от домика на территории завроподов, где они провели прошлую ночь, их отделяло несколько километров. Может быть, семь-восемь. А может, и больше. Следовательно, им останется около часа ходьбы, когда они высадятся на берег. Но после авиария Грант не спешил покидать лодку. Пока и так хорошо…
– Интересно, как там Ральф? – задумчиво произнесла Лекси. – Наверное, его убили…
– Да нет, я уверен, что с ним все нормально!
– Я все думаю: разрешил бы он мне покататься верхом? – Лекси зевнула: ее разморило на жаре. – Было бы чудесно прокатиться на Ральфе.
Тим обратился к Гранту:
– Помните, мы были вчера вечером у стегозавра?
– Помню.
– Почему вы тогда их спросили про ДНК лягушки?
– Из-за размножения. Они не могли понять, почему их динозавры размножаются, несмотря на облучение и на то, что все динозавры в Парке – самки.
– Да, действительно, – согласился Тим.
– На облучение полагаться нельзя, от него часто никакого проку.
По-моему, это уже тут сказалось. Однако другое возражение остается в силе: если все динозавры – самки, как они могут размножаться?
– В самом деле, – откликнулся Тим.
– В животном царстве размножение существует в самых неожиданных вариантах.
– Тим очень любит слушать про размножение, – вставила Лекси.
Они не обратили на нее внимания.
– Например, – продолжал Грант, – некоторые животные размножаются без того, что мы называем сексом. Самец выделяет сперматофор, содержащий сперматозоиды, а самка позже его захватывает. При таком варианте между самцами и самками вовсе не обязательно должны существовать телесные различия, хотя мы и привыкли считать это необходимым. Самцы и самки у животных более сходны между собой, чем у людей.
Тим кивнул:
– Но при чем тут лягушки?
Внезапно вверху, на деревьях, раздался визг, и микроцератопсы в панике кинулись наутек, раскачивая ветки. Огромная голова тиранозавра просунулась сквозь листву слева от путников. Лекси в ужасе застонала. Грант судорожно погреб к правому берегу, но река здесь была всего три метра шириной. Тиранозавр запутался в густых зарослях. Он ревел и вертел головой. Затем голова скрылась.
Меж деревьев, росших на берегу, проглядывал огромный темный силуэт зверя: он двигался в северном направлении, ища просвет между деревьями, окаймляющими берег. Все микроцератопсы перебежали на противоположный берег и, вереща, метались и прыгали с ветки на ветку, вверх-вниз… Сидевшие в лодке Грант, Тим и Лекси беспомощно наблюдали за попытками тиранозавра продраться сквозь заросли. Но деревья росли слишком густо. Тиранозавр снова пошел вниз по течению, обогнал лодку и опять попробовал пробиться к реке, яростно сотрясая ветки.
Но его попытка снова не удалась.
Тогда он двинулся дальше.
– Я его ненавижу, – прошептала Лекси. Грант сидел потрясенный.
Если тиранозавр прорвется сквозь заросли, детей уже не спасти. Река сузилась настолько, что была чуть пошире лодки. Лодка плыла, словно по туннелю. Резиновые борта нередко терлись об илистые берега, вдоль которых быстрое течение проносило лодку.
Грант посмотрел на часы. Почти десять. Лодка по-прежнему неслась вниз по течению.
– Эй, – крикнула Лекси. – Слышите?
Грант услышал рычание, прерывавшееся настойчивым уханьем. Крики доносились из-за поворота, ниже по течению. Грант прислушался: снова уханье…
– Что это? – спросила Лекси.
– Не знаю, – ответил Грант. – Но их там несколько. Он подгреб к противоположному берегу и схватился за ветку, чтобы удержать лодку на месте. Рычание повторилось. И уханье – тоже.
– Словно стая сов, – заметил Тим.
***
Малкольм застонал:
– Не пора ввести еще морфин?
– Еще не пора, – откликнулась Элли. Малкольм вздохнул:
– А сколько у нас воды?
– Не знаю. Из крана она хлещет вовсю…
– Нет, я спрашиваю: какие у нас запасы воды? Есть хоть какие-нибудь?
Элли покачала головой:
– Никаких.
– Пройдите по номерам на нашем этаже, – приказал Малкольм, – и наполните водой ванны. Элли нахмурилась.
– И еще, – продолжал Малкольм, – у нас есть воки-токи? А карманные фонари? Спички? Примусы или что-нибудь еще в этом роде?
– Я поищу. Вы что, готовитесь к землетрясению?
– Примерно так. При эффекте Малкольма возможны катастрофические изменения.
– Но Арнольд уверяет, что все системы работают нормально!
– Да, и именно тогда и происходят катастрофы.
– А вы невысокого мнения об Арнольде, да? – спросила Элли.
– Нет, этого бы я не сказал. Он не математик. Как и Ву. У обоих нет настоящего ума. Я называю это умишком. Они не мыслят на два шага вперед. Их мышление ограниченно, и они называют это умением сфокусироваться. Они не замечают привходящих обстоятельств и не видят возможных последствий. Так получилось и с этим островом. Все наши беды из-за их умишка. Как можно создать животных и ожидать, что они будут вести себя, словно неживые?! Не верить, что они смогут совершать непредсказуемые поступки? Убежать? Но – нет, они этого не предусмотрели!
– А вам не кажется, что просто такова человеческая порода? – спросила Элли.
– О Боже! Конечно же, нет! – воскликнул Малкольм. – Точно с таким же успехом можно утверждать, что в человеческой природе есть на завтрак яичницу с ветчиной. Ничего подобного! Это всего лишь продукт западного воспитания, а большинству человечества противно даже думать о таком завтраке. – Малкольм поморщился от боли. – Морфин настраивает меня на философский лад.
– Хотите воды?
– Нет. Я объясню вам разницу между учеными и инженерами. Ученые дружно пудрят всем мозги, расписывая, как они докапываются до истины. Это правда, но на самом деле ими движут другие мотивы. Никто не руководствуется абстракциями вроде «поисков истины».
В действительности ученых интересует результат их исследований. Они сосредоточены на одном: способны ли они что-либо свершить? И никогда не спрашивают себя: а нужно ли это свершать? Такой вопрос они называют бессмысленным, им так удобно. Дескать, если ты этого не сделаешь, то сделает кто-то другой. Они верят, что открытие неотвратимо, а посему каждый рвется быть первым. В науке идет игра. Даже абстрактное научное открытие – это акт агрессии, подобный взлому. Открытие требует большого оборудования и в буквальном смысле слова изменяет мир. Ускорители элементарных частиц уродуют землю и загрязняют ее радиоактивными продуктами. Астронавты оставили мусор на поверхности Луны. Ученые, совершающие открытия, неизбежно оставляют следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120
Грант не знал точно, сколько они уже проплыли, но от домика на территории завроподов, где они провели прошлую ночь, их отделяло несколько километров. Может быть, семь-восемь. А может, и больше. Следовательно, им останется около часа ходьбы, когда они высадятся на берег. Но после авиария Грант не спешил покидать лодку. Пока и так хорошо…
– Интересно, как там Ральф? – задумчиво произнесла Лекси. – Наверное, его убили…
– Да нет, я уверен, что с ним все нормально!
– Я все думаю: разрешил бы он мне покататься верхом? – Лекси зевнула: ее разморило на жаре. – Было бы чудесно прокатиться на Ральфе.
Тим обратился к Гранту:
– Помните, мы были вчера вечером у стегозавра?
– Помню.
– Почему вы тогда их спросили про ДНК лягушки?
– Из-за размножения. Они не могли понять, почему их динозавры размножаются, несмотря на облучение и на то, что все динозавры в Парке – самки.
– Да, действительно, – согласился Тим.
– На облучение полагаться нельзя, от него часто никакого проку.
По-моему, это уже тут сказалось. Однако другое возражение остается в силе: если все динозавры – самки, как они могут размножаться?
– В самом деле, – откликнулся Тим.
– В животном царстве размножение существует в самых неожиданных вариантах.
– Тим очень любит слушать про размножение, – вставила Лекси.
Они не обратили на нее внимания.
– Например, – продолжал Грант, – некоторые животные размножаются без того, что мы называем сексом. Самец выделяет сперматофор, содержащий сперматозоиды, а самка позже его захватывает. При таком варианте между самцами и самками вовсе не обязательно должны существовать телесные различия, хотя мы и привыкли считать это необходимым. Самцы и самки у животных более сходны между собой, чем у людей.
Тим кивнул:
– Но при чем тут лягушки?
Внезапно вверху, на деревьях, раздался визг, и микроцератопсы в панике кинулись наутек, раскачивая ветки. Огромная голова тиранозавра просунулась сквозь листву слева от путников. Лекси в ужасе застонала. Грант судорожно погреб к правому берегу, но река здесь была всего три метра шириной. Тиранозавр запутался в густых зарослях. Он ревел и вертел головой. Затем голова скрылась.
Меж деревьев, росших на берегу, проглядывал огромный темный силуэт зверя: он двигался в северном направлении, ища просвет между деревьями, окаймляющими берег. Все микроцератопсы перебежали на противоположный берег и, вереща, метались и прыгали с ветки на ветку, вверх-вниз… Сидевшие в лодке Грант, Тим и Лекси беспомощно наблюдали за попытками тиранозавра продраться сквозь заросли. Но деревья росли слишком густо. Тиранозавр снова пошел вниз по течению, обогнал лодку и опять попробовал пробиться к реке, яростно сотрясая ветки.
Но его попытка снова не удалась.
Тогда он двинулся дальше.
– Я его ненавижу, – прошептала Лекси. Грант сидел потрясенный.
Если тиранозавр прорвется сквозь заросли, детей уже не спасти. Река сузилась настолько, что была чуть пошире лодки. Лодка плыла, словно по туннелю. Резиновые борта нередко терлись об илистые берега, вдоль которых быстрое течение проносило лодку.
Грант посмотрел на часы. Почти десять. Лодка по-прежнему неслась вниз по течению.
– Эй, – крикнула Лекси. – Слышите?
Грант услышал рычание, прерывавшееся настойчивым уханьем. Крики доносились из-за поворота, ниже по течению. Грант прислушался: снова уханье…
– Что это? – спросила Лекси.
– Не знаю, – ответил Грант. – Но их там несколько. Он подгреб к противоположному берегу и схватился за ветку, чтобы удержать лодку на месте. Рычание повторилось. И уханье – тоже.
– Словно стая сов, – заметил Тим.
***
Малкольм застонал:
– Не пора ввести еще морфин?
– Еще не пора, – откликнулась Элли. Малкольм вздохнул:
– А сколько у нас воды?
– Не знаю. Из крана она хлещет вовсю…
– Нет, я спрашиваю: какие у нас запасы воды? Есть хоть какие-нибудь?
Элли покачала головой:
– Никаких.
– Пройдите по номерам на нашем этаже, – приказал Малкольм, – и наполните водой ванны. Элли нахмурилась.
– И еще, – продолжал Малкольм, – у нас есть воки-токи? А карманные фонари? Спички? Примусы или что-нибудь еще в этом роде?
– Я поищу. Вы что, готовитесь к землетрясению?
– Примерно так. При эффекте Малкольма возможны катастрофические изменения.
– Но Арнольд уверяет, что все системы работают нормально!
– Да, и именно тогда и происходят катастрофы.
– А вы невысокого мнения об Арнольде, да? – спросила Элли.
– Нет, этого бы я не сказал. Он не математик. Как и Ву. У обоих нет настоящего ума. Я называю это умишком. Они не мыслят на два шага вперед. Их мышление ограниченно, и они называют это умением сфокусироваться. Они не замечают привходящих обстоятельств и не видят возможных последствий. Так получилось и с этим островом. Все наши беды из-за их умишка. Как можно создать животных и ожидать, что они будут вести себя, словно неживые?! Не верить, что они смогут совершать непредсказуемые поступки? Убежать? Но – нет, они этого не предусмотрели!
– А вам не кажется, что просто такова человеческая порода? – спросила Элли.
– О Боже! Конечно же, нет! – воскликнул Малкольм. – Точно с таким же успехом можно утверждать, что в человеческой природе есть на завтрак яичницу с ветчиной. Ничего подобного! Это всего лишь продукт западного воспитания, а большинству человечества противно даже думать о таком завтраке. – Малкольм поморщился от боли. – Морфин настраивает меня на философский лад.
– Хотите воды?
– Нет. Я объясню вам разницу между учеными и инженерами. Ученые дружно пудрят всем мозги, расписывая, как они докапываются до истины. Это правда, но на самом деле ими движут другие мотивы. Никто не руководствуется абстракциями вроде «поисков истины».
В действительности ученых интересует результат их исследований. Они сосредоточены на одном: способны ли они что-либо свершить? И никогда не спрашивают себя: а нужно ли это свершать? Такой вопрос они называют бессмысленным, им так удобно. Дескать, если ты этого не сделаешь, то сделает кто-то другой. Они верят, что открытие неотвратимо, а посему каждый рвется быть первым. В науке идет игра. Даже абстрактное научное открытие – это акт агрессии, подобный взлому. Открытие требует большого оборудования и в буквальном смысле слова изменяет мир. Ускорители элементарных частиц уродуют землю и загрязняют ее радиоактивными продуктами. Астронавты оставили мусор на поверхности Луны. Ученые, совершающие открытия, неизбежно оставляют следы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120