– Сегодня у меня было пятнадцать вызовов, Тони. Пятнадцать наших друзей. Все они были избиты. Большинство из них пришлось выводить из шока.
– Я могу чем-нибудь помочь, Карл? Как только Йозеф вернется, я могу пойти с тобой по вызовам.
– Спасибо, Тони, не нужно, – улыбнулся доктор Грюнбаум. – Ты должна оставаться с Гизелой, ей нужна ее мама. Она тяжело больна. А где Йозеф?
– У друзей. – Она пожала плечами. – Он сходит с ума от вечного сидения в четырех стенах. Я сама ему советую почаще выбираться из дому.
– А где Даниэль?
– Он наверху с Леопольдом. Он часто читает дяде после школы. Даниэль хороший мальчик.
– Будем надеяться, он не заразится от своей сестренки. – Доктор допил кофе и поднялся, собираясь уходить. – Покрепче запри сегодня все двери, Тони, и не подходи к окнам.
Она проводила его до дверей, нервно поправляя волосы.
– Карл… Гизела перенесет дорогу?
– Безусловно, нет, – решительно ответил он. – Скарлатина может дать осложнения. Иногда бывает даже менингит. Это маловероятно, Тони, но постельный режим очень важен, его надо соблюдать.
– Понятно. – Антония поцеловала его в щеку. – Спасибо тебе, Карл.
Двенадцатого ноября, в десять минут четвертого, пока Антония давала балетный урок маленькой группе учениц, а Даниэль сидел с Гизелой в детской, за Йозефом пришли два гестаповца. Услыхав дверной звонок, Антония инстинктивно угадала, в чем дело, и всем сердцем возблагодарила бога за то, что Йозефа опять не оказалось дома.
Она быстро распустила класс, выпустив детей через дверь студии, написала записку Йозефу и отдала ее фрау Кон, таперше. Потом она побежала наверх, велела Даниэлю запереться в детской вместе с Гизелой и пошла открывать дверь.
– Фрау Зильберштейн? Где ваш муж?
– Я не знаю. Его нет дома.
Они вошли, плотно притворив за собой входную дверь.
– Мы подождем.
Два с половиной часа, пока гестаповцы ждали возвращения Йозефа, Антония просидела напротив них в ледяном молчании, вставая лишь затем, чтобы налить им еще по чашке чая. Два с половиной часа, пока они перебрасывались короткими, нарочито зловещими фразами между собой, часто вставали и ходили по ее гостиной, разглядывая книги и картины, по-хозяйски ощупывая жадными, толстыми пальцами тяжелые бархатные шторы, великолепный концертный «Бехштейн», ореховую, отделанную позолотой мебель, Антония молилась, чтобы фрау Кон успела вовремя предупредить Йозефа и чтобы ему хватило ума не броситься домой со всех ног, а затаиться и выждать.
А потом гестаповцам, видимо, надоело ждать, они стали проявлять нетерпение и вдруг поднялись так же неожиданно, как появились.
– Будьте любезны, позаботьтесь, чтобы завтра ваш супруг остался дома.
Антония не отвела глаз.
– Разумеется, – ответила она.
Йозеф вернулся через подвальный вход, когда уже совсем стемнело. Антония ждала его в гостиной. Они торопливо обнялись. Он дрожал всем телом, лицо у него было пепельно-серым.
– Я боялся, что они причинят тебе вред, Тони, – прошептал он, целуя ее в волосы.
Она начала плакать. Это были первые слезы, пролитые ею за весь этот страшный день.
– Слава богу, тебя здесь не было…
– Я хотел вернуться немедленно, но Коны задержали меня, пока Эдит Грюнбаум не позвонила и не сказала, что гестаповцы ушли.
Антония высвободилась из его рук и отерла слезы тыльной стороной ладони.
– Карл и Эдит – добрые друзья, Йозеф. – Она нежно погладила его по щеке. – А теперь нам нужно поговорить, дорогой.
Он тяжело опустился в кресло, снял очки и положил их на подлокотник, а сам потер пальцами переносицу. И тут он заметил стоящие у стены чемоданы.
– Антония! – Его лицо еще больше побледнело. – Откуда здесь чемоданы?
Она вытащила отделанную серебром пробку из графина и налила две порции коньяка. Одну полную рюмку она протянула мужу, сама поражаясь тому, что руки у нее не дрожат.
– Я задал тебе вопрос, – строго и вместе с тем испуганно напомнил он. – Что делают чемоданы в гостиной?
Антония опустилась на ковер рядом с креслом мужа и взяла его за руку.
– Вы с Даниэлем уезжаете отсюда сегодня же вечером, Йозеф. – Она ободряюще улыбнулась ему, ее голос звучал так беззаботно, словно она готовила семейный пикник. – Я упаковала теплую одежду, а в кухне вас ждет корзина с провизией. – Она крепко сжала его руку. – Я зашила двадцать тысяч марок в подкладку одного чемодана, а в другом спрятала свое бриллиантовое кольцо, брошь и серьги. В машине достаточно бензина…
– В какой машине? – растерялся Йозеф. – Мы же продали машину!
– Карл одолжил нам старую «Испано» отца Эдит. Она больше двух лет простояла в гараже, но Карл регулярно проверял двигатель… Горючего хватит, чтобы доехать до границы, но вам так много и не понадобится; я купила железнодорожные билеты для вас обоих от Аугсбурга до Фридрихсхафена, а Карл заберет машину из…
– Антония! – Йозеф отнял у нее руку и вновь водрузил на нос очки. Пальцы у него тряслись, глаза за толстыми стеклами очков округлились и словно ослепли от шока. – Ты с ума сошла! О чем ты говоришь? Я никуда не поеду, тем более без вас.
– Ты поедешь не один, – успокоила она его, – а с Даниэлем. – Головная боль, начавшая мучить ее после ухода офицеров гестапо, стала разрастаться подобно чернильному пятну, грозя затопить ее и ослабить ее решимость. – Йозеф, дай мне закончить, у нас мало времени…
– Замолчи, Тони! – Он вскочил на ноги и грубым движением заставил ее подняться с пола. Обхватив жену руками за плечи, он встряхнул ее изо всех сил. – Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Что на тебя нашло?
– Что на меня нашло?! – Собрав все свои силы, Антония толкнула мужа в кресло. – Нацисты, вот что на меня нашло! Адольф Гитлер! Генрих Гиммлер и его проклятое СС! – Задыхаясь, уже почти в истерике, она повторила: – Что на меня нашло, Йозеф? Два садиста, просидевшие в этой комнате чуть ли не целый день, любезно дожидаясь возможности арестовать моего мужа!
– Тони, прошу тебя…
– Йозеф, они вернутся за тобой завтра! Они уведут тебя, и ты никогда не вернешься домой!
– Но почему ты все время говоришь только обо мне, Тони? – умоляюще спросил Йозеф. Его гнев улетучился, сменившись растерянностью. – А как же ты? А Гизела?
– Мы не можем ехать сегодня. Она слишком тяжело больна, ее нельзя трогать. – Со всей возможной нежностью Антония попыталась успокоить мужа. – Через несколько дней, когда худшее будет позади, мы последуем за тобой, любовь моя. Ты не должен тревожиться за нас, гестаповцы не забирают женщин и маленьких детей. Их интересуют только мужчины. – Она помедлила: – И мальчики.
Йозеф покачал головой, пытаясь внести ясность в сумятицу мыслей.
– Даниэль? Ты думаешь, они заберут Даниэля?
– Для них он еврей мужского пола. Почему бы и нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118
– Я могу чем-нибудь помочь, Карл? Как только Йозеф вернется, я могу пойти с тобой по вызовам.
– Спасибо, Тони, не нужно, – улыбнулся доктор Грюнбаум. – Ты должна оставаться с Гизелой, ей нужна ее мама. Она тяжело больна. А где Йозеф?
– У друзей. – Она пожала плечами. – Он сходит с ума от вечного сидения в четырех стенах. Я сама ему советую почаще выбираться из дому.
– А где Даниэль?
– Он наверху с Леопольдом. Он часто читает дяде после школы. Даниэль хороший мальчик.
– Будем надеяться, он не заразится от своей сестренки. – Доктор допил кофе и поднялся, собираясь уходить. – Покрепче запри сегодня все двери, Тони, и не подходи к окнам.
Она проводила его до дверей, нервно поправляя волосы.
– Карл… Гизела перенесет дорогу?
– Безусловно, нет, – решительно ответил он. – Скарлатина может дать осложнения. Иногда бывает даже менингит. Это маловероятно, Тони, но постельный режим очень важен, его надо соблюдать.
– Понятно. – Антония поцеловала его в щеку. – Спасибо тебе, Карл.
Двенадцатого ноября, в десять минут четвертого, пока Антония давала балетный урок маленькой группе учениц, а Даниэль сидел с Гизелой в детской, за Йозефом пришли два гестаповца. Услыхав дверной звонок, Антония инстинктивно угадала, в чем дело, и всем сердцем возблагодарила бога за то, что Йозефа опять не оказалось дома.
Она быстро распустила класс, выпустив детей через дверь студии, написала записку Йозефу и отдала ее фрау Кон, таперше. Потом она побежала наверх, велела Даниэлю запереться в детской вместе с Гизелой и пошла открывать дверь.
– Фрау Зильберштейн? Где ваш муж?
– Я не знаю. Его нет дома.
Они вошли, плотно притворив за собой входную дверь.
– Мы подождем.
Два с половиной часа, пока гестаповцы ждали возвращения Йозефа, Антония просидела напротив них в ледяном молчании, вставая лишь затем, чтобы налить им еще по чашке чая. Два с половиной часа, пока они перебрасывались короткими, нарочито зловещими фразами между собой, часто вставали и ходили по ее гостиной, разглядывая книги и картины, по-хозяйски ощупывая жадными, толстыми пальцами тяжелые бархатные шторы, великолепный концертный «Бехштейн», ореховую, отделанную позолотой мебель, Антония молилась, чтобы фрау Кон успела вовремя предупредить Йозефа и чтобы ему хватило ума не броситься домой со всех ног, а затаиться и выждать.
А потом гестаповцам, видимо, надоело ждать, они стали проявлять нетерпение и вдруг поднялись так же неожиданно, как появились.
– Будьте любезны, позаботьтесь, чтобы завтра ваш супруг остался дома.
Антония не отвела глаз.
– Разумеется, – ответила она.
Йозеф вернулся через подвальный вход, когда уже совсем стемнело. Антония ждала его в гостиной. Они торопливо обнялись. Он дрожал всем телом, лицо у него было пепельно-серым.
– Я боялся, что они причинят тебе вред, Тони, – прошептал он, целуя ее в волосы.
Она начала плакать. Это были первые слезы, пролитые ею за весь этот страшный день.
– Слава богу, тебя здесь не было…
– Я хотел вернуться немедленно, но Коны задержали меня, пока Эдит Грюнбаум не позвонила и не сказала, что гестаповцы ушли.
Антония высвободилась из его рук и отерла слезы тыльной стороной ладони.
– Карл и Эдит – добрые друзья, Йозеф. – Она нежно погладила его по щеке. – А теперь нам нужно поговорить, дорогой.
Он тяжело опустился в кресло, снял очки и положил их на подлокотник, а сам потер пальцами переносицу. И тут он заметил стоящие у стены чемоданы.
– Антония! – Его лицо еще больше побледнело. – Откуда здесь чемоданы?
Она вытащила отделанную серебром пробку из графина и налила две порции коньяка. Одну полную рюмку она протянула мужу, сама поражаясь тому, что руки у нее не дрожат.
– Я задал тебе вопрос, – строго и вместе с тем испуганно напомнил он. – Что делают чемоданы в гостиной?
Антония опустилась на ковер рядом с креслом мужа и взяла его за руку.
– Вы с Даниэлем уезжаете отсюда сегодня же вечером, Йозеф. – Она ободряюще улыбнулась ему, ее голос звучал так беззаботно, словно она готовила семейный пикник. – Я упаковала теплую одежду, а в кухне вас ждет корзина с провизией. – Она крепко сжала его руку. – Я зашила двадцать тысяч марок в подкладку одного чемодана, а в другом спрятала свое бриллиантовое кольцо, брошь и серьги. В машине достаточно бензина…
– В какой машине? – растерялся Йозеф. – Мы же продали машину!
– Карл одолжил нам старую «Испано» отца Эдит. Она больше двух лет простояла в гараже, но Карл регулярно проверял двигатель… Горючего хватит, чтобы доехать до границы, но вам так много и не понадобится; я купила железнодорожные билеты для вас обоих от Аугсбурга до Фридрихсхафена, а Карл заберет машину из…
– Антония! – Йозеф отнял у нее руку и вновь водрузил на нос очки. Пальцы у него тряслись, глаза за толстыми стеклами очков округлились и словно ослепли от шока. – Ты с ума сошла! О чем ты говоришь? Я никуда не поеду, тем более без вас.
– Ты поедешь не один, – успокоила она его, – а с Даниэлем. – Головная боль, начавшая мучить ее после ухода офицеров гестапо, стала разрастаться подобно чернильному пятну, грозя затопить ее и ослабить ее решимость. – Йозеф, дай мне закончить, у нас мало времени…
– Замолчи, Тони! – Он вскочил на ноги и грубым движением заставил ее подняться с пола. Обхватив жену руками за плечи, он встряхнул ее изо всех сил. – Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь? Что на тебя нашло?
– Что на меня нашло?! – Собрав все свои силы, Антония толкнула мужа в кресло. – Нацисты, вот что на меня нашло! Адольф Гитлер! Генрих Гиммлер и его проклятое СС! – Задыхаясь, уже почти в истерике, она повторила: – Что на меня нашло, Йозеф? Два садиста, просидевшие в этой комнате чуть ли не целый день, любезно дожидаясь возможности арестовать моего мужа!
– Тони, прошу тебя…
– Йозеф, они вернутся за тобой завтра! Они уведут тебя, и ты никогда не вернешься домой!
– Но почему ты все время говоришь только обо мне, Тони? – умоляюще спросил Йозеф. Его гнев улетучился, сменившись растерянностью. – А как же ты? А Гизела?
– Мы не можем ехать сегодня. Она слишком тяжело больна, ее нельзя трогать. – Со всей возможной нежностью Антония попыталась успокоить мужа. – Через несколько дней, когда худшее будет позади, мы последуем за тобой, любовь моя. Ты не должен тревожиться за нас, гестаповцы не забирают женщин и маленьких детей. Их интересуют только мужчины. – Она помедлила: – И мальчики.
Йозеф покачал головой, пытаясь внести ясность в сумятицу мыслей.
– Даниэль? Ты думаешь, они заберут Даниэля?
– Для них он еврей мужского пола. Почему бы и нет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118