Рудесхайм дал знак все еще вежливо поджидавшей официантке.
– Nockerl для троих, Liebchen. И скажи Карлу, что это особый заказ.
– Непременно, – улыбнулась она.
– Что все это значит? – в недоумении спросил Андреас. – Вы тут хозяин?
Рудесхайм кивнул.
– На паях.
– Но почему здесь? Вы покинули Бонн?
– Уже довольно давно. – Мужественное лицо Рудесхайма помрачнело. – Без Мары мне там совсем разонравилось. Я продал дом.
– Где же вы теперь живете? Уж конечно, не в Ньюпорте?
– Часть времени провожу здесь, – ответил Рудесхайм, пожав плечами, – но большую часть года я живу в Баден-Бадене. – Рудесхайм грустно улыбнулся. – Похоже, мне наконец-то удалось преодолеть свое пристрастие к «Рингу», Андреас. – Он помолчал. – Ты не можешь себе такого вообразить, верно?
Александра потянулась через стол, взяла мужа за руку, сжала ее и быстро выпустила. Ей стало неловко, она почувствовала себя чужой в компании двух мужчин, которых свела вместе. Вероятно, им хотелось остаться наедине.
Рудесхайм как будто угадал ее мысли.
– Ты счастливчик, Андреас. Она стала частью тебя. Вы с ней неразлучны, как были мы с Марой.
– Да.
Несколько мгновений Андреас молча смотрел на старика. Потом его лицо потемнело.
– Если вы сообща собираетесь отговорить меня от участия в гонках, предупреждаю, у вас ничего не получится! – Он обвел гневным взглядом обоих. – Я смогу и буду снова участвовать в гонках.
Рудесхайм остался невозмутим.
– Возможно, если есть на то божья воля. Но доктора не столь оптимистичны, как я слыхал.
Андреас повернулся к Александре.
– Ты не имела права действовать у меня за спиной!
– Не будь дураком, – оборвал его Рудесхайм, увидев огорченное лицо Александры. – Она твоя жена, она волнуется за тебя. Она имела полное право. В любом случае это я сделал первый шаг, – добавил он после небольшой паузы.
– Когда?
– На прошлой неделе.
– Почему же именно теперь? Почему не раньше?
– После твоей аварии, – объяснил Рудесхайм, – я ждал, что ты сам дашь мне знать. Я хотел приехать в Монцу, потом я готов был лететь в Нью-Йорк, когда тебя привезли обратно, но не решился. Я опасался, что, увидев меня, ты потеряешь всякую надежду.
Официантка подала десерт; и несколько минут они ели молча.
– Итак, – Рудесхайм взмахнул ложечкой как дирижерской палочкой, – каковы твои планы?
– А чем, по-вашему, я должен заняться, Руди? – с вызовом спросил Андреас. – Когда вы разбились, вы были уже трижды чемпионом Германии. Вас уважали все в мире автогонок, вы были звездой в течение пяти сезонов. У вас было время.
– Не так уж много, – покачал головой Рудесхайм.
– Конечно, этого недостаточно. Но все-таки вам удалось оставить след в истории автогонок. Вы писали статьи, книги. Если бы мне удалось стать чемпионом мира или хоть приблизиться к этому титулу, тогда, возможно, я бы занялся журналистикой, но я так и не стал знаменитостью – ни здесь, в Америке, ни даже в Швейцарии.
Александра больше не могла оставаться в стороне от спора.
– Могу я спросить: скольким автогонщикам довелось увидеть свои лица на обложке «Тайм» и «Ньюсуик»? Многие ли из них могут похвастаться собственным фэн-клубом?
– Все это ничего не стоит, Али. У меня нет имени. К следующему сезону меня забудут. – Андреас помолчал. – Если только я не вернусь на трассу и не выиграю гонки.
– А если ты проиграешь, тебя сочувственно похлопают по плечу. А потом тебя все равно забудут.
– А если ты погибнешь, – добавила Александра, – тебе посвятят страницу в какой-нибудь книге об автогонках, может быть, и целую главу. Но это тебя не воскресит.
– Во всем этом ничего нового нет, Али, – возразил расстроенный Андреас. – Ты всегда знала, что риск существует, но никогда не жаловалась.
– Конечно, нет! Я идеальная жена гонщика, а если ты настоишь на своем, возможно, стану в скором времени идеальной вдовой гонщика. – В ее голосе прозвучала горечь. – Я всего лишь констатирую факты. Напоминаю тебе, что ты еще жив, и я, например, этому рада, хотя тебе самому наплевать. – Ее прекрасные глаза были серыми, как грозовая туча. – Жизнь и смерть, Андреас. Об этом стоит подумать, тебе не кажется?
Ее слова повисли в воздухе.
– Я задал вам вопрос, Руди, – прервал молчание Андреас. – Как, по-вашему, что я должен делать?
Рудесхайм посмотрел ему прямо в глаза.
– Пройдись под парусом.
– Что?!
– Я приглашаю тебя пройтись со мной под парусом, друг мой. Постой рядом со мной, пока мое кресло крепят к палубе. Пусть тебя обдует соленым ветерком, пусть тебя окатит брызгами волна.
– И что мне это даст, кроме потери времени и отрыва от тренировок?
Рудесхайм грубо фыркнул.
– На борту у тебя будет куча возможностей для накачки мышц, Алессандро. Морской воздух тебя взбодрит, улучшит твой аппетит.
Александра с надеждой взглянула на мужа.
– Это замечательная идея, Андреас, неужели ты не видишь?
– А как же ты?
– Обо мне не беспокойся, у меня куча дел. Я должна закончить портрет дочери Тео Салко ко дню ее рождения.
– Ну, так ты поплывешь?
– А разве у меня есть выбор?
– Браво! – Рудесхайм грохнул кулаком по столу. – Все-таки кое-какие мозги у этого парня есть.
30
Андреас провел две недели в море со своим учителем – четырнадцать незабываемых дней в окружении капризных стихий, – и они оказались именно тем взбадривающим тело и дух средством, в котором он так нуждался. Он вернулся на Манхэттен другим человеком: закаленный, энергичный, как никогда полный решимости вернуться в большой спорт. Он замечательно выглядел, его светлые волосы еще сильнее выгорели на солнце; после своего возвращения на берег новоявленный моряк и его подруга двое суток не выходили из спальни, творя чудеса и достигая новых высот в постели королевских размеров.
– Что тебе больше всего понравилось, дорогой? – прошептала Александра ему на ухо, чувствуя себя обессилевшей, но радуясь его вновь обретенной неутомимости.
– То, что было сегодня в пять утра, – не задумываясь ответил Андреас и еще крепче обнял ее.
Она засмеялась и слегка укусила его за ухо.
– Не со мной, глупыш, а с Руди.
– Ах с Руди! Понятно. Дай подумать… – Он откинулся на подушки и закрыл глаза. – Пожалуй, лучше всего был последний обед.
– Что же вы ели? – спросила она.
– Омара, разумеется. Пойманного собственноручно. Это было объедение. Мы облагородили его кальвадосом на рашпере.
– Кто попал на рашпер? Кальвадос или омар?
– Не придирайся, ты прекрасно меня поняла. Я овладел американским наречием не хуже, чем кулинарным искусством.
Александра села в постели, как подброшенная пружиной.
– Вот оно!
– Что?
– Впервые не знаю, с каких пор… наверное, вообще в первый раз в жизни я слышала, как ты совершенно самозабвенно рассуждаешь о чем-то кроме автогонок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118