Она открыла дверь и, босая, шагнула за порог в коридор.
– Магдален, что ты тут делаешь? – на Магги надвинулась бабушка, в ночном халате персикового цвета, седые волосы отливали серебром в неярком свете. Она наклонилась над Магги, растопырив руки – словно чтоб остановить ее и толкнуть назад в комнату.
– Я слышала крик, Оми.
– Ничего страшного, детка, – лицо Хильдегард было мертвенно-бледным.
– А мама? Что с ней случилось?
– У твоей матери был легкий шок, но теперь опять все хорошо, а ты должна вернуться назад в кровать.
– А папа дома? – Магги попыталась проскользнуть мимо бабушки, но Хильдегард крепко и жестко схватила ее за руку.
– Назад в кровать. Немедленно.
Это был приказ.
Она попыталась снова уснуть – но теперь это было невозможно. Голоса снова загудели – и надолго, иногда они возвышались до крика, потом вдруг смолкали или становились похожими на жужжанье. Наконец, любопытство стало просто невыносимым, и Магги подкралась снова к двери и обнаружила, что она заперта – снаружи. Но они еще никогда не запирали ее дверь! Магги была потрясена и хотела было уже кричать и протестовать, но какой-то инстинкт подсказывал ей молчать, и она ретировалась назад в кровать и скорчилась калачиком под одеялом. Неожиданно по коже ее побежали мурашки. Ей стало очень страшно.
Время ползло медленно – до тех пор, пока звук мотора не заставил ее слететь с кровати и броситься к окну. Магги отчаянно вглядывалась в темноту ночи. Машина бабушки стояла на улице с зажженными фарами, освещая вход в дом. Минутой позже из парадного входа вышел Максимилиан, их шофер. Какой-то человек шел рядом с ним. Магги изо всех сил напрягла зрение и увидела, что это был русский, Константин Зелеев – он забрался на заднее сиденье машины и захлопнул дверь как раз в тот момент, когда Максимилиан повез его прочь.
Наверно, решила Магги, ее отец и рыжий дядя вернулись домой немного навеселе. Она несколько раз слышала, как ее мать жаловалась – отец подолгу пропадает вне дома и «плохо себя ведет». Она часто слышала, как родители ссорились – из-за этого, и из-за многого другого. Магги припомнила героев книжек, которые читал ей отец – они пили виски и пиво; это казалось вполне нормальным в книжках, чем-то таким, что обычно делают мужчины – и не больше. И Магги не задумывалась и не беспокоилась, что это же самое делал отец – ведь все равно он возвращался домой. И всегда любил ее. Если он только что вернулся, он отопрет дверь и придет сейчас к ней, чтоб обнять ее – своим быстрым, успокаивающим объятьем, она сможет снова уснуть, и поутру все будет опять в порядке.
Но он не пришел. Магги ворочалась в кровати, беспокойно, тревожно, все время просыпаясь и слыша звуки шагов по дому. Мимо ее спальни, по лестнице, по паркету холла вниз… Опять голоса – они шепчутся, потом голос бабушки, громкий – похоже, она говорит по телефону. Магги опять услышала голос матери, довольно отчетливо, а потом – папин, а когда взглянула на часы, то увидела, что почти пять утра, и страх снова сдавил ее сердечко. Почему папа не зашел к ней, как обещал? Мама иногда говорила, что на него нельзя положиться, но Магги-то знала, что может верить ему во всем. Он был таким «настоящим», родным, и он любил ее больше, чем кого-либо на свете – больше, чем маму, и даже больше Руди, и, конечно, она обожала его. Но была уже глубокая ночь, а папочка все не шел к ней.
Она толкнула снова в дверь и, обнаружив, что она по-прежнему заперта, начала изо всех сил колотить в дубовые панели. Никто не шел на ее шум. И тогда она ужасно разозлилась и одновременно растерялась – она продолжала лупить кулачками, плача навзрыд от досады и раздражения. Ведь в замочную скважину она отлично видела, что весь дом на ногах, везде горят огни. Она слышала гул голосов, топот ног – они бегали туда-сюда в непонятной девочке спешке и тревоге и полностью игнорировали Магги.
А потом, почти сразу же после утренней зари, вернулась бабушкина машина, и Магги снова бросилась и прильнула к окну. Максимилиан вышел из машины, потушил фары, но мотор оставил включенным. Затем он вошел в дом, а потом, через несколько минут, появился опять на улице. Но на этот раз рядом с ним шел отец.
Глаза Магги широко раскрылись от изумления. Папочка тяжело опирался рукой на плечо шофера – тогда как рука Максимилиана крепко держала его руку, а в другой руке у него был большой чемодан. Магги не удавалось увидеть лицо отца, и она все еще старалась осмыслить происходящее, когда из боковой двери вышли Эмили и Хильдегард – в ярком свете, лившемся из окон холла нижнего этажа их фигуры были видны очень отчетливо. Обе они были одеты не по-домашнему: на них были туалеты для улицы – элегантные костюмы темного цвета, безукоризненно облегавшие фигуру. Прически тоже были явно не в беспорядке. И Магги вдруг вспомнила тот день, когда все они ехали из дома на похороны дедушки – отца Эмили: на лицах женщин было то же сухое, непроницаемое и безлико-застывшее выражение, и ее мать вот также держала у губ носовой платок.
Магги не могла больше вынести этого. Она изо всех сил рванула шпингалет и широко распахнула обе рамы окна.
– Папа! – не помня себя, закричала она. Александр обернулся и взглянул наверх на нее долгим остановившимся взглядом. Его лицо, помятое, было пепельно-серого цвета – он выглядел больным, и даже в слабом и чем-то пугающем свете еще не окрепшей зари Магги видела, как в глазах его стояли слезы. И он ничего не сказал.
– Папочка! Папа! Что случилось? Папа!
Максимилиан слегка подтолкнул его к машине.
Александр оглянулся назад на жену, сказал что-то, чего Магги не могла услышать – но обе женщины стояли, как статуи, монументальные и безжалостные. Магги стало страшно. Ее захлестнуло отчаянье. Ее отец уезжает! Его выгоняют, увозят, и неожиданное мучительное предчувствие пронзило ее – она никогда больше его не увидит!
– Нет!!! – незнакомый, дикий крик вырвался у нее из самой глубины ее существа, и с недетской силой она вцепилась в раму и вскарабкалась на холодный камень карниза. – Мама! Что он сделал плохого? Я хочу знать, что случилось!
– Магдален, немедленно слезь с окна! – резанул по ней жесткий окрик бабушки, тогда как Эмили, как прежде, стояла рядом молча, безо всяких эмоций на наглухо застывшем лице.
– Не слезу! Нет!! Я хочу к папе! Выпустите меня отсюда! – она стояла на наружном подоконнике, ранний свежий утренний ветерок вздувал ночную рубашку вокруг ног. – Папа! Заставь их! Пусть они выпустят! Папа!
– Магги, пожалуйста… – голос отца был странным и слабым. – Слезь с подоконника, это опасно.
– Но папа… Я хочу поговорить с тобой!
– Sch?tzli. Солнышко мое.
Это было все, что он сказал, но Магги видела, каким испуганным и страдающим было его лицо, и только ради него, ради него она подчинилась и слезла вниз с окна на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
– Магдален, что ты тут делаешь? – на Магги надвинулась бабушка, в ночном халате персикового цвета, седые волосы отливали серебром в неярком свете. Она наклонилась над Магги, растопырив руки – словно чтоб остановить ее и толкнуть назад в комнату.
– Я слышала крик, Оми.
– Ничего страшного, детка, – лицо Хильдегард было мертвенно-бледным.
– А мама? Что с ней случилось?
– У твоей матери был легкий шок, но теперь опять все хорошо, а ты должна вернуться назад в кровать.
– А папа дома? – Магги попыталась проскользнуть мимо бабушки, но Хильдегард крепко и жестко схватила ее за руку.
– Назад в кровать. Немедленно.
Это был приказ.
Она попыталась снова уснуть – но теперь это было невозможно. Голоса снова загудели – и надолго, иногда они возвышались до крика, потом вдруг смолкали или становились похожими на жужжанье. Наконец, любопытство стало просто невыносимым, и Магги подкралась снова к двери и обнаружила, что она заперта – снаружи. Но они еще никогда не запирали ее дверь! Магги была потрясена и хотела было уже кричать и протестовать, но какой-то инстинкт подсказывал ей молчать, и она ретировалась назад в кровать и скорчилась калачиком под одеялом. Неожиданно по коже ее побежали мурашки. Ей стало очень страшно.
Время ползло медленно – до тех пор, пока звук мотора не заставил ее слететь с кровати и броситься к окну. Магги отчаянно вглядывалась в темноту ночи. Машина бабушки стояла на улице с зажженными фарами, освещая вход в дом. Минутой позже из парадного входа вышел Максимилиан, их шофер. Какой-то человек шел рядом с ним. Магги изо всех сил напрягла зрение и увидела, что это был русский, Константин Зелеев – он забрался на заднее сиденье машины и захлопнул дверь как раз в тот момент, когда Максимилиан повез его прочь.
Наверно, решила Магги, ее отец и рыжий дядя вернулись домой немного навеселе. Она несколько раз слышала, как ее мать жаловалась – отец подолгу пропадает вне дома и «плохо себя ведет». Она часто слышала, как родители ссорились – из-за этого, и из-за многого другого. Магги припомнила героев книжек, которые читал ей отец – они пили виски и пиво; это казалось вполне нормальным в книжках, чем-то таким, что обычно делают мужчины – и не больше. И Магги не задумывалась и не беспокоилась, что это же самое делал отец – ведь все равно он возвращался домой. И всегда любил ее. Если он только что вернулся, он отопрет дверь и придет сейчас к ней, чтоб обнять ее – своим быстрым, успокаивающим объятьем, она сможет снова уснуть, и поутру все будет опять в порядке.
Но он не пришел. Магги ворочалась в кровати, беспокойно, тревожно, все время просыпаясь и слыша звуки шагов по дому. Мимо ее спальни, по лестнице, по паркету холла вниз… Опять голоса – они шепчутся, потом голос бабушки, громкий – похоже, она говорит по телефону. Магги опять услышала голос матери, довольно отчетливо, а потом – папин, а когда взглянула на часы, то увидела, что почти пять утра, и страх снова сдавил ее сердечко. Почему папа не зашел к ней, как обещал? Мама иногда говорила, что на него нельзя положиться, но Магги-то знала, что может верить ему во всем. Он был таким «настоящим», родным, и он любил ее больше, чем кого-либо на свете – больше, чем маму, и даже больше Руди, и, конечно, она обожала его. Но была уже глубокая ночь, а папочка все не шел к ней.
Она толкнула снова в дверь и, обнаружив, что она по-прежнему заперта, начала изо всех сил колотить в дубовые панели. Никто не шел на ее шум. И тогда она ужасно разозлилась и одновременно растерялась – она продолжала лупить кулачками, плача навзрыд от досады и раздражения. Ведь в замочную скважину она отлично видела, что весь дом на ногах, везде горят огни. Она слышала гул голосов, топот ног – они бегали туда-сюда в непонятной девочке спешке и тревоге и полностью игнорировали Магги.
А потом, почти сразу же после утренней зари, вернулась бабушкина машина, и Магги снова бросилась и прильнула к окну. Максимилиан вышел из машины, потушил фары, но мотор оставил включенным. Затем он вошел в дом, а потом, через несколько минут, появился опять на улице. Но на этот раз рядом с ним шел отец.
Глаза Магги широко раскрылись от изумления. Папочка тяжело опирался рукой на плечо шофера – тогда как рука Максимилиана крепко держала его руку, а в другой руке у него был большой чемодан. Магги не удавалось увидеть лицо отца, и она все еще старалась осмыслить происходящее, когда из боковой двери вышли Эмили и Хильдегард – в ярком свете, лившемся из окон холла нижнего этажа их фигуры были видны очень отчетливо. Обе они были одеты не по-домашнему: на них были туалеты для улицы – элегантные костюмы темного цвета, безукоризненно облегавшие фигуру. Прически тоже были явно не в беспорядке. И Магги вдруг вспомнила тот день, когда все они ехали из дома на похороны дедушки – отца Эмили: на лицах женщин было то же сухое, непроницаемое и безлико-застывшее выражение, и ее мать вот также держала у губ носовой платок.
Магги не могла больше вынести этого. Она изо всех сил рванула шпингалет и широко распахнула обе рамы окна.
– Папа! – не помня себя, закричала она. Александр обернулся и взглянул наверх на нее долгим остановившимся взглядом. Его лицо, помятое, было пепельно-серого цвета – он выглядел больным, и даже в слабом и чем-то пугающем свете еще не окрепшей зари Магги видела, как в глазах его стояли слезы. И он ничего не сказал.
– Папочка! Папа! Что случилось? Папа!
Максимилиан слегка подтолкнул его к машине.
Александр оглянулся назад на жену, сказал что-то, чего Магги не могла услышать – но обе женщины стояли, как статуи, монументальные и безжалостные. Магги стало страшно. Ее захлестнуло отчаянье. Ее отец уезжает! Его выгоняют, увозят, и неожиданное мучительное предчувствие пронзило ее – она никогда больше его не увидит!
– Нет!!! – незнакомый, дикий крик вырвался у нее из самой глубины ее существа, и с недетской силой она вцепилась в раму и вскарабкалась на холодный камень карниза. – Мама! Что он сделал плохого? Я хочу знать, что случилось!
– Магдален, немедленно слезь с окна! – резанул по ней жесткий окрик бабушки, тогда как Эмили, как прежде, стояла рядом молча, безо всяких эмоций на наглухо застывшем лице.
– Не слезу! Нет!! Я хочу к папе! Выпустите меня отсюда! – она стояла на наружном подоконнике, ранний свежий утренний ветерок вздувал ночную рубашку вокруг ног. – Папа! Заставь их! Пусть они выпустят! Папа!
– Магги, пожалуйста… – голос отца был странным и слабым. – Слезь с подоконника, это опасно.
– Но папа… Я хочу поговорить с тобой!
– Sch?tzli. Солнышко мое.
Это было все, что он сказал, но Магги видела, каким испуганным и страдающим было его лицо, и только ради него, ради него она подчинилась и слезла вниз с окна на пол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114