Ему совсем не улыбалось арестовать убийцу с дымящейся на руках кровью – нет, он хотел как раз предотвратить преступление: задача совершенно иного рода и неизмеримо более сложная.
Весь день мысли об этом не давали ему покоя. После обеда «Лига Подснежника» устраивала благотворительный базар в имении местного сквайра, и Эванс отправился туда в надежде рассеяться. Однако ни грошовая лотерея, ни метание кокосовых орехов, ни угадывание веса свиньи так и не смогли отвлечь его от мрачных предчувствий. Он даже готов был выложить полкроны гадалке Заре и, слушая вполуха ее россказни, тихонько улыбался, вспоминая, с каким рвением он когда-то изгонял всевозможных предсказательниц из их шатров и каморок.
Монотонный голос гадалки усыпляюще журчал, почти не задевая его сознания, но вдруг обрывок одной фразы заставил его прислушаться:
– …Очень скоро – совсем уже скоро – вам предстоит решить вопрос жизни или смерти – жизни или смерти одного человека…
– Что? Что такое? – встрепенулся Эванс.
– Решение, вы должны будете принять решение. Вам надо быть очень осторожным – очень, очень осторожным. Если вы допустите ошибку… Самую малейшую ошибку…
– То что?
Гадалка в ужасе прикрыла глаза. Инспектор Эванс прекрасно понимал, что все это глупости, однако столь странное совпадение впечатляло.
– Предупреждаю: никаких ошибок. Ни единой! Если ошибетесь, – она всмотрелась в хрустальный «магический» шар, – смерти не избежать. Я это ясно вижу!
Странно, чертовски странно. Смерть. И как ей такое привиделось!
– Если я ошибусь, кто-то умрет? Так, что ли?
– Да.
– Ну, в таком случае, – сказал Эванс, вставая и протягивая гадалке ее полкроны, – думаю, мне лучше не ошибаться, а?
Несмотря на шутливый тон, губы его, когда он покидал шатер, были решительно сжаты. Никаких ошибок! Куда легче сказать, чем сделать. И от этого зависит самое ценное, что есть на свете, – жизнь, человеческая жизнь.
Вдобавок, он не мог рассчитывать ни на чью помощь.
Он посмотрел на фигуру своего друга Хейдока, видневшуюся в отдалении. Бесполезный номер! «Не суйся не в свое дело» – таков был девиз Хейдока. Здесь это не пойдет.
Хейдок беседовал с какой-то женщиной. Потом они расстались, и женщина направилась в сторону Эванса.
Инспектор узнал миссис Мэрроудэн и, повинуясь импульсу, двинулся ей навстречу.
Миссис Мэрроудэн была на редкость привлекательной женщиной. Высокий чистый лоб, прекрасные карие глаза, спокойное лицо… Ну просто мадонна, сходство это она явно намеренно подчеркивала прической: прямой пробор, гладко зачесанные за уши волосы. И еще у нее был низкий и какой-то сонный голос. Она улыбнулась Эвансу – радостная дружелюбная улыбка.
– Я так и думал, что это вы там стояли, миссис Энтони.., я хотел сказать, миссис Мэрроудэн, – намеренно оговорился инспектор, незаметно наблюдая за выражением ее лица.
Ее глаза чуть расширились, и Эванс услышал короткий судорожный вздох. Однако взгляда она не отвела, глядя на него все так же уверенно и спокойно.
– Я искала мужа, – ровным голосом сказала она. – Вы нигде его не видели?
– Когда я видел его в последний раз, он шел туда, – показал рукой инспектор, и они двинулись в том направлении, легко и непринужденно беседуя.
Инспектор чувствовал, что не в силах справиться с восхищением. Какая женщина! Какое самообладание, какое невероятное спокойствие! Изумительная женщина – и очень опасная. Теперь он был совершенно уверен: крайне, крайне опасная.
Он все еще не знал, как лучше действовать, хотя первыми своими шагами был вполне доволен. Он дал понять, что узнал ее. Теперь она будет настороже. Вряд ли она осмелится предпринять что-нибудь рискованное в ближайшее время. И тем не менее… Если бы Мэрроудэна можно было предупредить…
Профессора они обнаружили на площадке аттракционов, погруженным в задумчивое созерцание китайской фарфоровой куклы, выигранной им в лотерею. Жена предложила ему отправиться домой, и он с радостью согласился.
Миссис Мэрроудэн повернулась к инспектору:
– Не пойдете ли и вы с нами, мистер Эванс? Выпьем по чашечке чаю…
Не было ли легкого вызова в ее голосе? Эванс решил, что был.
– Благодарю вас, миссис Мэрроудэн. С огромным удовольствием.
Они отправились все вместе, болтая о разных милых пустяках. Светило солнце, тихо дул ласковый ветерок, и все вокруг выглядело совершенно мирным и обыденным.
Когда они добрались до очаровательного старомодного коттеджа, миссис Мэрроудэн, извинившись, объяснила, что отпустила горничную на праздник. Зайдя в свою комнату, чтобы снять шляпку, она тут же вернулась и принялась сама накрывать на стол и кипятить воду на маленькой посеребренной горелке. Потом сняла с полки возле камина три маленьких пиалы и блюдца.
– У нас совершенно особый китайский чай, – пояснила она, – и мы всегда пьем его на китайский манер – из пиал.
Заглянув в одну пиалу, она недовольно поморщилась и заменила ее на другую.
– Джордж, ну я же просила… Ты опять ими пользовался!
– Прости, дорогая, – пробормотал профессор извиняющимся тоном. – Но у них очень удобный размер. Те, что я заказал для своих опытов, еще не прибыли.
– В один прекрасный день ты всех нас отравишь, – сказала его жена с легким смешком. – Мэри находит их в лаборатории и ставит сюда на полку, даже не удосужившись вымыть. Да что тут говорить! Недавно ты использовал одну из них для цианистого калия. Нет, Джордж, правда же, это ужасно опасно.
Мэрроудэн, похоже, был немного задет ее нотацией.
– А зачем твоя душечка Мэри таскает вещи из лаборатории? Она вообще не должна там ничего трогать!
– Но ведь мы сами часто оставляем их там с недопитым чаем. Откуда же ей знать? Ну, милый, будь же благоразумен.
Профессор удалился в лабораторию, что-то обиженно бормоча себе под нос, а его жена, улыбнувшись, залила чай кипятком и задула пламя маленькой горелки.
Эванс был озадачен. И однако, отблеск истины уже брезжил перед ним. По какой-то причине миссис Мэрроудэн открыла свои карты. Неужели такой вот и будет «случайность»? Говорила ли она все это лишь затем, чтобы заранее подготовить себе алиби? Чтобы, когда «несчастье» все же произойдет, он был вынужден давать показания в ее пользу? Но это же глупо, потому как…
Внезапно у него перехватило дыхание. Она разлила чай в три чашки. Одну подала ему, другую взяла себе, а третью поставила на маленький столик возле камина, где обычно сидел ее муж. И, когда она ставила эту последнюю чашку, ее губы на миг изогнулись в странной чуть приметной улыбке. Эта улыбка сказала Эвансу все.
Теперь он знал!
Изумительная женщина – страшная женщина. Никаких приготовлений, никаких проволочек. Она сделает это сегодня – сейчас! – и он будет ее свидетелем. От подобной дерзости захватывало дух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54