– Мне никогда больше не петь: я умираю, – простонал итальянец.
– Нет, не умираете, – отрезала Паула. – Это всего лишь расстройство желудка. Тем не менее выступать вы сегодня явно не сможете.
– Меня отравили.
– Точно, – согласилась Паула. – Думаю, это было второе. Оставайся с ним, Элиза, пока не придет доктор.
И, прихватив Коуэна, покинула комнату.
– Ну, и что же нам теперь делать? – поинтересовалась она.
Коуэн беспомощно покачал головой. До представления оставалось слишком мало времени, чтобы посылать в Лондон искать замену. Леди Растонбэри, только что извещенная о недуге гостя, спешила к ним по коридору. Заботила ее, впрочем, как и Паулу Незеркофф, исключительно судьба «Тоски».
– Нам бы хоть кого-нибудь! – простонала примадонна.
– Ох! – внезапно вспомнила что-то хозяйка. – Бреон.
Ну конечно же!
– Бреон?
– Ну да, Эдуард Бреон, тот самый, знаменитый французский баритон. Он живет здесь поблизости, я видела на этой неделе в «Кантри Хоумс» фотографию его дома. Это тот, кто нам нужен.
– Кажется, боги услышали нас, – вскричала Незеркофф. – Бреон в роли Скарпиа… Прекрасно помню. Это одна из лучших его партий. Но он ведь больше не поет, разве нет?
– Сегодня запоет, – сказала леди Растонбэри. – Ручаюсь.
И, будучи женщиной решительной, приказала не медля готовить свой личный спортивный самолет. Десятью минутами позже загородное уединение мосье Эдуарда Бреона было нарушено визитом взбудораженной графини. Когда леди Растонбэри чего-то хотела, она умела быть очень настойчивой, и вскоре мосье Бреон понял, что ему придется подчиниться. Справедливости ради следует заметить, что он питал некоторую слабость к титулованным особам.
Достигнув вершин в своей профессии, он, человек очень скромного происхождения, довольно часто общался с герцогами и принцами, причем накоротке, и это всячески тешило его тщеславие. Теперь же, удалившись на покой в этот тихий уголок старой Англии, он ощущал все растущую неудовлетворенность. Ему не хватало аплодисментов, не хватало поклонников, да и соседи признали его далеко не так скоро, как он ожидал. Предложение леди Растонбэри не только польстило ему, но и откровенно обрадовало.
– Сделаю все, что пока еще в моих силах, – с улыбкой пообещал он. – Я, как вы знаете, некоторое время не выступал на публике. Даже учеников не беру. Так, одного-двух, и то в виде одолжения. Но, раз уж сеньор Роскари занемог…
– Это был такой удар! – воскликнула леди Растонбэри.
– Для искусства едва ли, – заметил ее собеседник и подробно пояснил свою мысль: с тех пор как подмостки покинул мосье Эдуард Бреон, ни один театр не видел ни одного мало-мальски приличного баритона.
– Тоску исполняет мадам Незеркофф, – сказала леди Растонбэри. – Я думаю, вы знакомы.
– Никогда не встречались, – ответил Бреон, – Слышал ее раз в Нью-Йорке. Великая певица. Вот у кого есть чувство сцены!
Леди Растонбэри облегченно вздохнула: никогда не знаешь, чего ждать от этих знаменитостей. Тут тебе и ревность, и какие-то нелепые антипатии…
Минут через двадцать оба уже входили в гостиную замка Растонбэри, и хозяйка, победно смеясь, объясняла:
– Я таки уговорила его. Мосье Бреон проявил истинное великодушие. Никогда этого не забуду.
Изголодавшегося по комплиментам француза тут же окружили, воркуя и ахая. В свои почти уже шестьдесят Эдуард Бреон был все еще очень хорош собой: высокий, темноволосый, необыкновенно обаятельный.
– Погодите-ка, – запнулась вдруг леди Растонбэри, – а где же мадам?.. О, вот же она!
Паула Незеркофф не приняла участия в общем ликовании по поводу появления француза, оставшись сидеть в высоком дубовом кресле у камина. Огня в нем, конечно, не было: вечер выдался теплый, и певица даже изредка обмахивалась огромным веером из пальмовых листьев. Она казалась настолько отрешенной, что леди Растонбэри испугалась, не обидела ли ее чем.
– Мосье Бреон, – представила она, подводя гостя к певице. – Уверяет, что вы никогда не встречались прежде.
Неужели же это правда?
Последний раз – почти что картинно – взмахнув веером, Паула Незеркофф отложила его в сторону и протянула французу руку. Тот низко склонился над ней, и с губ примадонны слетел едва слышный вздох.
– Мадам, – сказал Бреон, – мы никогда еще не пели вместе, и виной тому мои годы. Но судьба смилостивилась надо мной, и устранила эту несправедливость.
Паула мягко рассмеялась:
– Вы слишком добры, мосье Бреон. Я преклонялась перед вашим талантом, еще когда была никому не известной скромной певичкой. Ваш Риголетто.., какое мастерство, какое совершенство! Никто не мог сравниться с вами.
– Увы, – ответил Бреон с притворным вздохом, – все это в прошлом. Скарпиа, Риголетто, Радамес… Сколько раз я исполнял их – и никогда больше не буду!
– Будете. Сегодня вечером.
– Вы правы, мадам, я и забыл. Вечером.
– Тоску с вами пели многие, – надменно сказала Незеркофф. – Но не я.
Француз поклонился.
– Это честь для меня, – мягко произнес он. – Большая честь, мадам.
– Здесь требуется не только певица, но и актриса, – вставила леди Растонбэри.
– Да, действительно, – согласился Бреон. – Помню, в Италии, еще совсем юнцом, я набрел в Милане на какой-то богом забытый театр. Билет обошелся мне всего в пару лир, но тем вечером я слушал исполнение не хуже, чем в нью-йоркском Метрополитен. Тоску исполняла совсем еще молоденькая девушка, и пела она как ангел. Никогда не забуду ее «Vissi D'Arte»! Такой чистый, ясный голос… Но вот драматизм – его не хватало.
Незеркофф кивнула.
– Это приходит со временем, – тихо сказала она.
– Да. Эта молоденькая девушка – Бьянка Капелли, так ее, кажется, звали, – я тогда принял участие в ее карьере. Я мог бы устроить ей блестящее будущее, но она была слишком легкомысленна… Слишком.
Он пожал плечами.
– А в чем это проявлялось? – послышался вдруг голос Бланш Эймери, двадцатичетырехлетней дочери леди Растонбэри, худенькой девушки с огромными голубыми глазами.
Француз учтиво повернулся к ней.
– Увы, мадемуазель! Она связалась с каким-то негодяем – бандитом и членом Каморры. Потом он попал в руки полиции, его приговорили к смертной казни. Она пришла ко мне и умоляла что-нибудь сделать, чтобы его спасти.
Бланш Эймери не сводила с него завороженных глаз.
– И вы сделали? – выдохнула она.
– Я, мадемуазель? Да что я мог? Я был там всего лишь иностранцем.
– Но, наверное, у вас все же было какое-то влияние? – заметила Незеркофф своим звучным грудным голосом.
– Если даже и было, парень того не стоил. Вот для девушки я что мог сделал.
Он слегка улыбнулся, и молоденькой англичанке эта улыбка показалась вдруг настолько отталкивающей, что она непроизвольно отпрянула, почувствовав, что за его словами кроется нечто недостойное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54