- Неслыханная наглость! - продолжал, воспользовавшись паузой, окончательно захмелевший штабс-капитан. - Вчера капитан Плучек пришел к этим чумазым железнодорожникам с предложением вступать в доблестный легион. И что же? Его разоружили, втолкнули в вагон для скота, запломбировали и отправили с товарным. Беднягу освободили из заточения только в пятидесяти верстах от Самары.
- Баба твой чех! Я бы расстрелял их на месте, - перебил штабс-капитана сидевший с ним за столиком офицер с темным, как у больного лихорадкой, лицом. - Надо всех их стрелять, вешать, надо умыть Россию кровью. Мы этих эсеришек на скотный двор - пусть дерьмо чистят. Настоящего царя надо! И пороть! Пороть не жалея!
- У меня на красных нюх, чутье, - продолжал куражиться штабс-капитан. Сейчас узнаем, кто этот господин. - Он поднялся и, пошатываясь, подошел ко мне.
- Про-ве-рим! Вы что за личность?
От неожиданности я на мгновение растерялся. Но тут же вспомнил, как держался Стефанский, и спокойно говорю кельнерше:
- Подайте нам две рюмки шустовского коньяку. Нужно промыть изображение. Прошу садиться, господин штабс-капитан.
- Это мне нравится, - расхохотался штабс-капитан. - Промыть изображение? Ну что ж, начнем промывать.
Кельнерша подала коньяк. Я чокнулся со штабс-капитаном:
- За свободную Россию, за героический русский народ!..
- Ты мне друг. Я сразу понял, кто ты, но нарочно подошел, чтобы все видели, как я распознаю людей безо всяких там документов. Психология! А вот тот - большевик! Да, да, натуральный большевик. - Шатаясь, он направился к толстяку в клетчатом костюме.
- Ты - переодетый большевик! Сознавайся и снимай штаны. Будем пороть прямо здесь на столе!
- Это француз, из миссии, - послышалось со стороны. - Французишки! Лягушатники! Большевики! Они коммуну в Париже основали.
С трудом уговорили штабс-капитана вернуться на свое место.
Когда, расплатившись, я собрался уходить, ко мне подошел француз в клетчатом костюме.
- Благодарю за предотвращение скандала. Не сочтите за навязчивость: Оливье Люке, - четко выговаривая по-русски слова, он протянул мне свою визитную карточку.
Француз сказал еще что-то, но я не расслышал, так как сидевшая за соседним столиком подвыпившая компания хором пела романс "Очаровательные глазки".
Француз поспешил откланяться и ушел. Я направился к двери вслед за ним.
- А что вы намерены делать вечером, милейший? - остановил меня у входа высокий, с испещренным оспой лицом чиновник в форме путейца, с которым меня познакомили накануне.
Я посмотрел на часы.
- У меня никаких планов. Но куда можно пойти, ведь скоро комендантский час.
- К коменданту, к комендантше и к их дочкам, были бы только золотые кружочки, - балагурил путеец. - Если не возражаете, прошу составить мне компанию. Здесь неподалеку обитает чудесная Маргарита Васильевна. Ее квартира, голуба, что дивный остров средь бурного моря. И не раздумывайте. Уверяю вас, не пожалеете - сегодня у Маргариты благотворительный вечер...
В роскошной квартире у молоденькой хозяйки с черными, как у цыганки, глазами собралась разношерстная публика. Здесь велись уже ставшие привычными и порядком надоевшие бесконечные разговоры о потенциальных возможностях и скрытых силах России, о союзническом долге русского народа... И только беседа двух респектабельных господ привлекла мое внимание: мужчины в черном костюме с лоснящимися, как у барса, волосами и военного с погонами чешского майора. Они несколько раз упомянули имя главы английской миссии в Москве Локкарта. Но как только заметили, что я прислушиваюсь к их разговору, замолчали.
Узнав, что у меня нет ночного пропуска, путеец сообщил об этом хозяйке, и она предложила мне остаться в ее доме до утра, тем более что еще двое из гостей также не имели ночных пропусков и тоже были оставлены Маргаритой Васильевной.
* * *
Однажды, прогуливаясь в Струковском саду, я подумал, что надо бы побывать в районе Трубочного завода и поискать там знакомых ребят. Выйдя на главную аллею, я оказался у летнего кафе и увидел за столиком Маргариту Васильевну. Она меня тоже заметила и окликнула:
- Не хотите ли клубничного мороженого?
Я поблагодарил и отказался.
- Тогда подождите, я расплачусь.
Через минуту, взяв меня под руку, Маргарита Васильевна поинтересовалась, есть ли у меня свободное время, чтобы погулять с ней по саду, пожурила, почему я не захожу к ней, назвала меня милым мальчиком и вообще держалась подчеркнуто покровительственно.
- Так вы действительно не спешите? Мне хотелось бы побывать с вами на свежем воздухе, - не без кокетства сказала Маргарита Васильевна.
Я ответил, что рад этой случайной встрече, но не понимаю, чем обязан такому вниманию.
- Тогда пойдемте на нижнюю аллею. Там есть чудесная акация. Когда я вижу ее, я вспоминаю родные места.
Акации мы так и не нашли, но обнаружили свободную скамейку, и Маргарита Васильевна предложила посидеть. Я понял, что ей хочется поговорить, и охотно согласился.
- Я не сентиментальная барышня, но так обрадовалась, когда увидела вас, - неожиданно серьезно начала Маргарита Васильевна. - Мне не с кем поделиться ни своими мыслями, ни своими переживаниями. Иногда кажется, что я на краю страшной пропасти. Я балерина, а мне приходится проводить время в обществе людей, не только далеких от искусства, но которым оно чуждо. Правда, мой антрепренер Резакевич распустил слух, что я на содержании у одного генерала. И передо мной даже заискивают... Плохо только, что Резакевич заставляет меня выведывать кое-что у этих пьяных господ.
- А для чего ему это нужно?
- Не знаю, право. Его объяснения чрезвычайно путаны. Да я и не пыталась их понять. Но это все между прочим. У меня для вас есть интересное предложение: не хотите ли совершить со мной турне?
- Далеко ли?
- До Белебея. Туда какая-то нелегкая занесла жену одной очень важной персоны. Он в голодной Москве, а супруга его вроде бы на откорме в Белебее. Мой покровитель просит съездить к ней, а мне одной, понимаете, не очень-то удобно...
Мне было известно, что Белебей славился лишь лыком, мочалами, да еще иконами местных богомазов. Что могло заставить жену "важной персоны" приехать ив Москвы в эту глухомань? Стараясь не подать вида, что меня эта история заинтриговала, я ответил, что охотно поеду с нею.
В это время к нам подошел бродячий торговец, распахнул на ходу свой короб с разной мелочью и, произнеся: "Салям, барин!" - молча уставился на меня.
Появление коробейника в пустынной аллее не могло не удивить меня, да, вероятно, и Маргариту Васильевну.
- Уйдем отсюда, - тихо сказал я. - Он теперь от нас не отстанет.
И мы ушли.
Я проводил Маргариту Васильевну до ее дома. Прощаясь, она просила не забывать ее и напомнила о Белебее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65