Просвиркина я обнаружил в лесу, который тянется от станции Дымка к двугорбой лысой горе.
Был тихий вечер. Деревья отбрасывали длинные причудливые тени. Но ни аромат трав и цветов, ни яркие краски летнего леса не радовали собравшихся здесь людей - на их суровых лицах лежала печать тревоги...
Увидев меня, Просвиркин встал, смахнул с брюк прилипшую листву и шагнул мне навстречу.
- Знакомить не буду. И Петровскую и других товарищей ты знаешь.
Поздоровались.
- Вот видишь, пришлось отступать вслед за красноармейцами. Но из родных мест не хочется уходить. Здесь мы знаем каждую тропинку и здесь будем бить и уже бьем! - врага по-партизански. Присаживайся и выкладывай новости, предложил Просвиркин.
Я рассказал обо всем, что видел в Бугульме. Партизаны слушали молча. Кто-то тяжело вздохнул. Катя задумчиво смотрела вдаль, и таким прекрасным было ее лицо.
Через полчаса Просвиркин поднялся.
- Ну, нам пора в путь, - проговорил он. - Пока выберемся на большак, наступит ночь.
Он свистнул. С опушки на поляну потянулась цепочка подвод. Партизаны стали рассаживаться по телегам, а тем временем Просвиркин писал записку.
- Отдай Волкову - вчера он был в Клявлино. Скажи, что ночью мы совершим налет на станцию Дымка, а теперь идем на Ериклы и Кичуй, там сколотим крестьянский полк. И тогда белые попляшут под дулами наших винтовок. Сколько кобылке ни прыгать, а быть в хомуте. Ну, бывай здоров!
Просвиркин снял бескозырку и по-медвежьи сгреб меня в объятия.
- Кто знает, что нас ждет впереди, - крепко, по-мужски пожимая мне руку, говорила Катя. - Прощай, Слава!
Расставшись с Просвиркиным, я думал о том, какая силища в этом человеке. Партизан - горстка, а он рассуждает о полке и уверен, что победа не так уже далеко.
Медленно густели теплые сумерки. Из-за горы выглянула луна.
Усталость валила с ног. Хотелось прилечь или присесть хотя бы на минуту. К счастью, по пути попался родник. Я снял рубашку, умылся по пояс ледяной водой и будто обновленный пошел дальше. Ночь была теплая и тихая. Но к утру горизонт почернел, стали сгущаться облака, луна скрылась. И хотя дорога была мне знакома, я то и дело останавливался и осматривался.
Вдруг где-то справа как будто щелкнул затвор винтовки. Я припал к земле и прислушался. Если это патруль белых со станции Дымка, подумал я, то тут документами коммивояжера не оправдаешь ночную прогулку. Всмотревшись в темноту, откуда снова послышался лязг металла, я разглядел лошадь, которая, пощипывая траву, медленно приближалась ко мне. Оказывается, она была стреножена цепью. Подождал еще немного и пошел.
За день я отмахал верст шестьдесят, смертельно устал, нервы мои были на пределе, а тут еще эта лошадь... Однако нельзя было терять времени, и я решил догонять отступившие от Бугульмы на Симбирск наши отряды, чтобы знать, как далеко расползлась белая саранча в этом районе.
И Куйбышев, и Семенов говорили мне не раз: опирайся на своих людей, особенно если ты в родных местах. Ты должен знать, кому можно довериться...
До Старого Семенкина оставалось не более пяти верст... Там живет моя мать, там мне помогут. И вскоре я уже стучался в дверь родного дома. Вот так же, бывало, стучались к нам односельчане. У всех у них была -одна просьба: "Ульяна Павловна, ради бога, помоги, баба умирает, тебя требует".
И мама, заботливо укутав нас, детей, спавших на разостланной на полу кошме, торопливо одевалась, и, будь то осенняя слякоть или зимняя стужа, шла туда, где в трудный час женских мук должен был появиться новый человек.
Мать сразу торопливо открыла дверь.
- Сынок, ты? Жив? - и тихо заплакала, припав поседевшей головой к моей груди.
- Что слышно, мама? Чехи здесь еще не появлялись? Или...
- Беда пришла в наши края, сынок, лютует вражина, да еще как... Из Байтугана вернулся Иван Семенович, тебе бы с ним поговорить.
Иван Семенович Васильев был первым председателем нашего Байтуганского ревкома. Если он в Семенкине, значит, весь район от Бугуруслана до Волго-Бугульминской железной дороги глубиной в семьдесят верст уже в руках оккупантов.
- Послушай, мама. Я должен ехать на станцию Клявлино, но мне нужно знать, в чьих руках она. Как ты думаешь, Иван Семенович поможет мне в этом?
- Конечно, Иван Семенович, только он! Ты посиди, я сейчас сбегаю за ним.
Бывший солдат Петроградского гарнизона, активный участник вооруженного восстания в октябре семнадцатого года, Иван Семенович Васильев выслушал меня и задумался.
- Вчера их в Клявлино еще не было, - рассуждал он вслух. - А что сегодня там делается, надо узнать. Впрочем, и мне надо в те края. Так что готовься, вместе и поедем.
Мы условились о времени встречи, и Иван Семенович ушел.
- Закуси, сынок, в дорогу! - засуетилась мать. Через минуту на столе стоял горшок с молоком и лежал каравай душистого ржаного хлеба.
Пока я ел, мать рассказала мне, что на прошлой неделе, вот так же ночью, к ней заявился Яков Кожевников, которого она хорошо знала и любила, как сына. Дом матери был пунктом сбора информации от осведомителей. А осведомителями были моя сестра, ее муж - учитель Василий Краснов и Иван Семенович. Яша оставил им даже "инструкцию": кого можно привлечь к этому делу, какие сведения собирать, где и что нужно прятать. Позднее разведка белых пронюхала о визитах к матери и дважды устраивала у нее обыск. Краснова даже арестовали, но прямых улик не было, и его вскоре выпустили. Однако дом оставался под наблюдением.
Когда мать уже рассказала мне о посещении Кожевникова, к дому подъехала телега. В избу вошел Иван Семенович и заторопил. Я попрощался с матерью, и мы поехали. Приходил ли к ней фельдшер-чех с "глухонемым", я спросить не успел.
Занятые каждый своими думами, молча ехали мы мимо дозревающей ржи, пересекли лесной буерак, каменистый косогор... Вдруг в телеге позади меня кто-то судорожно забился. Оказывается, под сеном, прикрытым дерюгой, лежал связанный баран. Иван Семенович предусмотрительно прихватил не только его, но и корзину с полсотней яиц - на случай, если задержат: дескать, едем на базар.
На дно этой корзины я и запрятал свои документы на имя Михаила Дрозда, так как здесь и стар, и млад могли узнать в "коммивояжере" своего земляка-слесаря, не так-то уж давцо работавшего на строительстве механической мельницы в Клявлино, а затем красногвардейца...
Мы договорились с Иваном Семеновичем, что, если станция Клявлино в руках белых, поедем вдоль железной дороги на Шелашниково и дальше на Мелекесс: надо продать товар и купить лошадь - пришла пора обзаводиться хозяйством, да и керенкам надо найти применение.
В пределах дозволенного я посвятил Ивана Семеновича в свои дела. А затем, как бы ничего не зная, завел разговор о том, чтобы Иван Семенович согласился сообщать об интересующих меня и Кожевникова сведениях моей матери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65