Васильев рассмеялся:
- Уже! И с твоей мамашей, и с Яковом Кожевниковым обо всем договорились...
Остановились мы в березовой рощице, недалеко от станции Клявлино. Иван Семенович отправился на разведку, а я ушел с дороги в заросли и стал ждать... Через час он вернулся, лицо его так и светилось радостью.
- Свои! - крикнул он, когда я вышел ему навстречу. - На станции отряд Волкова...
Увидев меня, Волков глазам своим не поверил.
- Черт побери! Да ты не с неба ли, дорогуша, свалился?
Я рассказал ему о призрачной силе передового отряда врага, о встрече с Просвиркиным, о том, как горсточка коммунистов забросала гранатами эшелон белочехов на станции Дымка.
Он по-детски обрадовался записке Просвиркина, в которой тот обещал прийти на помощь с полком добровольцев. Но сразу помрачнел, когда стал рассказывать об отступлении из Бугульмы:
- Гляжу, топает братва из соседнего отряда. "В чем дело?" спрашиваю. - "Окружают, спасайся! Эшелонов сорок супротив нас". Вот так мы и откатились. Хотя ты и предупредил нас, но мы не успели выставить заслоны и выслать разведку. А ночью, сам знаешь, у страха глаза велики. Не справились мы с паникой...
Я посмотрел в окно. У костра сидело с десяток красноармейцев.
- К семафору бы дозор выслать, - показав на них, предложил я.
- У входных стрелок поставлена первая рота, вторая - на фланге, а здесь третья рота и дружинники отряда Орла; они оставлены в резерве.
- Говоришь, круговая оборона, а на перроне твоей "неприступной крепости" бойко торгуют чем попало, девки с парнями лузгают семечки, играет гармошка.
- А чем ты недоволен? - удивился Волков. - Война сама по себе, и жизнь ведь тоже сама по себе.
- Я уже немало походил по территории белых и должен тебе сказать, что на передовой у них - никаких гармошек и танцулек! - упрямо возразил я.
Но Волков не обратил внимания на эти слова.
- Завидую тебе, друже! - задумчиво проговорил он. - Своими глазами вражью силу видишь, полезным делом занимаешься. - Помолчал и с улыбкой добавил: - Хотя я тоже не лыком шит! Вот выберу времечко и сам схожу поглядеть на беляков. Имею обыкновение и любовь смотреть на предмет своим оком. К тому же большая охота спросить белых солдат: "Ради какого интереса, дурачье, умираете?.."
Скрипнула дверь. Прищурив воспаленные глаза, Волков обернулся.
- Ключик от багажного сарая кому прикажете передать? - подобострастно, с поклоном, спросил начальник станции.
- Давай сюда! Мои ребята сегодня чеха словили. Лепечет по-русски, но крутит, подлец. Посадил под замок.
Заработал селектор.
- Алло, алло! Говорит Полупанов из Шелашникова. Кто на проводе?
- Волков у телефона! Это ты, Андрей? Почему не отвечаешь на мои вызовы по диспетчерскому?
- Лапу сосу, браток. Скука одолела, сижу, как кобель на цепи, и сторожу разъезд согласно приказу начальства.
Молодец Полупанов, переломил себя, подчинился-таки приказу Ермолаева, подумал я.
- Слушай, Волков! Дело к тебе есть...
Полупанов не договорил, его перебил холодный голос:
- Господа комиссары! Говорит уполномоченный Комуча полковник Соболев со станции Дымка. По поручению командования предлагаю условия добровольной сдачи в плен...
- Полковник Соболев? Катись ты к... - не заботясь о выборе слов, в свою очередь оборвал его Полупанов.
- Даю два часа на размышление... - продолжал полковник. Но его уже не слушали.
- Вали столбы, руби провода, ребята! - крикнул в окно разгневанный Волков.
Непосильную ношу взвалили на плечи петроградского плотника Волкова; его потрепанный отряд да покалеченная "блиндированная платформа" Орла составляли авангард Симбирской группы войск. Но разве могли эти силы Волкова противостоять численно превосходящему головному отряду чехословаков?
Прошло два часа. Возле "блиндированной" разорвался первый снаряд, со стороны семафора слышались винтовочные выстрелы и треск пулеметов.
- А ведь не соврал, подлец! - со злостью отметил Волков, вспомнив разговор с Соболевым. Забегали связные, засуетились дружинники Орла. "Блиндированная" стала маневрировать. Перрон опустел. Лишь два хмельных анархиста шли в обнимку и горланили пьяными голосами.
Увидев их в открытое окно, Волков пришел в бешенство.
- Эй вы! Не видите, что начинается бой? А ну в цепь!
Сначала анархисты, пошатываясь, продолжали идти, будто их и не касался приказ, но, оглянувшись и увидев высунувшегося в окно разъяренного Волкова, подтянулись и ускорили шаг.
Волков вышел на перрон. Я последовал за ним.
- Хотят взять нас в клещи! - сказал он, прислушиваясь к частым выстрелам. - Связные, ко мне! Передать командирам рот: контратаковать противника!
Справа и слева от станционного здания красноармейцы залпами палили из винтовок. Недалеко от нас упал человек в кожаном костюме и стал кричать, размахивая огромным револьвером:
- Вперед, братишки, за революцию - вперед!
Он кричал, но сам не двигался с места. Я присмотрелся и узнал в нем вожака отряда анархистов "Черные орлы".
Нам было видно, как перебежками цепи вражеской пехоты приближались к станции. Красноармеец, лежавший на перроне за пулеметом, вцепившись в бешено дрожащие рукоятки, поливал свинцом белогвардейцев, рвавшихся к зданию вокзала.
Артиллерийский обстрел усилился, бой быстро приближался к нам.
- Белочехи уже начали обтекать правый фланг, - озабоченно проговорил Волков. - Если промедлим, путь к отходу будет отрезан!..
- В штыки! - услышал я голос командира резервной роты.
Выхватив из ножен офицерскую шашку, он поднялся во весь рост, но тут же упал, прошитый пулеметной очередью.
Волков с маузером в руке рванулся вперед.
- За мной, товарищи! Ура!..
Его поддержали лежавшие в цепи бойцы и бросились за ним.
Я схватил чью-то винтовку и тоже побежал за Волковым, но вдруг увидел чеха в офицерском кителе. Прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Поспешно перезарядил винтовку и снова стал целиться... Но что это? Передо мной фельдшер из Бугуруслана Клавдий.
- Ружек! - окликнул я его.
- О, пан студент! - обрадовался он.
* * *
Бой затих лишь к вечеру. Станция несколько раз переходила из рук в руки. С наступлением темноты, подобрав раненых и убитых, мы погрузились в стоявшую за семафором "походную казарму", как называл Волков свой эшелон, и авангард Симбирской группы начал отступать...
Мы с Ружеком ехали в штабном вагоне Волкова. Раскрасневшийся от горячего чая фельдшер с юмором рассказал, как расстался с Гашеком и как в одиночестве, пробираясь из Бугуруслана по населенным чувашами, мордвой и татарами деревням, тщетно пытался попять их язык. По примеру Гашека прикинулся "глухонемым" и кое-как добрался до села Старое Семенкино, побывал в доме моей матери, но там не остался, так как узнал, что в каких-нибудь двенадцати верстах находится Волго-Бугульминская железная дорога, и решил податься в Симбирск, чтобы присоединиться к побратимам, боровшимся против интервентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
- Уже! И с твоей мамашей, и с Яковом Кожевниковым обо всем договорились...
Остановились мы в березовой рощице, недалеко от станции Клявлино. Иван Семенович отправился на разведку, а я ушел с дороги в заросли и стал ждать... Через час он вернулся, лицо его так и светилось радостью.
- Свои! - крикнул он, когда я вышел ему навстречу. - На станции отряд Волкова...
Увидев меня, Волков глазам своим не поверил.
- Черт побери! Да ты не с неба ли, дорогуша, свалился?
Я рассказал ему о призрачной силе передового отряда врага, о встрече с Просвиркиным, о том, как горсточка коммунистов забросала гранатами эшелон белочехов на станции Дымка.
Он по-детски обрадовался записке Просвиркина, в которой тот обещал прийти на помощь с полком добровольцев. Но сразу помрачнел, когда стал рассказывать об отступлении из Бугульмы:
- Гляжу, топает братва из соседнего отряда. "В чем дело?" спрашиваю. - "Окружают, спасайся! Эшелонов сорок супротив нас". Вот так мы и откатились. Хотя ты и предупредил нас, но мы не успели выставить заслоны и выслать разведку. А ночью, сам знаешь, у страха глаза велики. Не справились мы с паникой...
Я посмотрел в окно. У костра сидело с десяток красноармейцев.
- К семафору бы дозор выслать, - показав на них, предложил я.
- У входных стрелок поставлена первая рота, вторая - на фланге, а здесь третья рота и дружинники отряда Орла; они оставлены в резерве.
- Говоришь, круговая оборона, а на перроне твоей "неприступной крепости" бойко торгуют чем попало, девки с парнями лузгают семечки, играет гармошка.
- А чем ты недоволен? - удивился Волков. - Война сама по себе, и жизнь ведь тоже сама по себе.
- Я уже немало походил по территории белых и должен тебе сказать, что на передовой у них - никаких гармошек и танцулек! - упрямо возразил я.
Но Волков не обратил внимания на эти слова.
- Завидую тебе, друже! - задумчиво проговорил он. - Своими глазами вражью силу видишь, полезным делом занимаешься. - Помолчал и с улыбкой добавил: - Хотя я тоже не лыком шит! Вот выберу времечко и сам схожу поглядеть на беляков. Имею обыкновение и любовь смотреть на предмет своим оком. К тому же большая охота спросить белых солдат: "Ради какого интереса, дурачье, умираете?.."
Скрипнула дверь. Прищурив воспаленные глаза, Волков обернулся.
- Ключик от багажного сарая кому прикажете передать? - подобострастно, с поклоном, спросил начальник станции.
- Давай сюда! Мои ребята сегодня чеха словили. Лепечет по-русски, но крутит, подлец. Посадил под замок.
Заработал селектор.
- Алло, алло! Говорит Полупанов из Шелашникова. Кто на проводе?
- Волков у телефона! Это ты, Андрей? Почему не отвечаешь на мои вызовы по диспетчерскому?
- Лапу сосу, браток. Скука одолела, сижу, как кобель на цепи, и сторожу разъезд согласно приказу начальства.
Молодец Полупанов, переломил себя, подчинился-таки приказу Ермолаева, подумал я.
- Слушай, Волков! Дело к тебе есть...
Полупанов не договорил, его перебил холодный голос:
- Господа комиссары! Говорит уполномоченный Комуча полковник Соболев со станции Дымка. По поручению командования предлагаю условия добровольной сдачи в плен...
- Полковник Соболев? Катись ты к... - не заботясь о выборе слов, в свою очередь оборвал его Полупанов.
- Даю два часа на размышление... - продолжал полковник. Но его уже не слушали.
- Вали столбы, руби провода, ребята! - крикнул в окно разгневанный Волков.
Непосильную ношу взвалили на плечи петроградского плотника Волкова; его потрепанный отряд да покалеченная "блиндированная платформа" Орла составляли авангард Симбирской группы войск. Но разве могли эти силы Волкова противостоять численно превосходящему головному отряду чехословаков?
Прошло два часа. Возле "блиндированной" разорвался первый снаряд, со стороны семафора слышались винтовочные выстрелы и треск пулеметов.
- А ведь не соврал, подлец! - со злостью отметил Волков, вспомнив разговор с Соболевым. Забегали связные, засуетились дружинники Орла. "Блиндированная" стала маневрировать. Перрон опустел. Лишь два хмельных анархиста шли в обнимку и горланили пьяными голосами.
Увидев их в открытое окно, Волков пришел в бешенство.
- Эй вы! Не видите, что начинается бой? А ну в цепь!
Сначала анархисты, пошатываясь, продолжали идти, будто их и не касался приказ, но, оглянувшись и увидев высунувшегося в окно разъяренного Волкова, подтянулись и ускорили шаг.
Волков вышел на перрон. Я последовал за ним.
- Хотят взять нас в клещи! - сказал он, прислушиваясь к частым выстрелам. - Связные, ко мне! Передать командирам рот: контратаковать противника!
Справа и слева от станционного здания красноармейцы залпами палили из винтовок. Недалеко от нас упал человек в кожаном костюме и стал кричать, размахивая огромным револьвером:
- Вперед, братишки, за революцию - вперед!
Он кричал, но сам не двигался с места. Я присмотрелся и узнал в нем вожака отряда анархистов "Черные орлы".
Нам было видно, как перебежками цепи вражеской пехоты приближались к станции. Красноармеец, лежавший на перроне за пулеметом, вцепившись в бешено дрожащие рукоятки, поливал свинцом белогвардейцев, рвавшихся к зданию вокзала.
Артиллерийский обстрел усилился, бой быстро приближался к нам.
- Белочехи уже начали обтекать правый фланг, - озабоченно проговорил Волков. - Если промедлим, путь к отходу будет отрезан!..
- В штыки! - услышал я голос командира резервной роты.
Выхватив из ножен офицерскую шашку, он поднялся во весь рост, но тут же упал, прошитый пулеметной очередью.
Волков с маузером в руке рванулся вперед.
- За мной, товарищи! Ура!..
Его поддержали лежавшие в цепи бойцы и бросились за ним.
Я схватил чью-то винтовку и тоже побежал за Волковым, но вдруг увидел чеха в офицерском кителе. Прицелился и нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало. Поспешно перезарядил винтовку и снова стал целиться... Но что это? Передо мной фельдшер из Бугуруслана Клавдий.
- Ружек! - окликнул я его.
- О, пан студент! - обрадовался он.
* * *
Бой затих лишь к вечеру. Станция несколько раз переходила из рук в руки. С наступлением темноты, подобрав раненых и убитых, мы погрузились в стоявшую за семафором "походную казарму", как называл Волков свой эшелон, и авангард Симбирской группы начал отступать...
Мы с Ружеком ехали в штабном вагоне Волкова. Раскрасневшийся от горячего чая фельдшер с юмором рассказал, как расстался с Гашеком и как в одиночестве, пробираясь из Бугуруслана по населенным чувашами, мордвой и татарами деревням, тщетно пытался попять их язык. По примеру Гашека прикинулся "глухонемым" и кое-как добрался до села Старое Семенкино, побывал в доме моей матери, но там не остался, так как узнал, что в каких-нибудь двенадцати верстах находится Волго-Бугульминская железная дорога, и решил податься в Симбирск, чтобы присоединиться к побратимам, боровшимся против интервентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65