А когда я заговорил о доблестном русском офицерстве, подпоручик, бывший студент, а теперь связной между отрядом пропагандистов Комуча и чехословацким командованием, перебил меня:
- Ныне офицеры больше стремятся на юг России, к Краснову. Оттого в Западно-сибирской армии их и не хватает, а на юге - огромный резерв, даже генералов.
- А как вы думаете, до зимы удастся разделаться с большевиками? спросил я.
- Разделаемся, если всюду будем действовать так, как в Новониколаевске: в ночь на двадцать шестое мая наши внезапно восстали совместно с братьями-чехословаками, в к утру с красными было покончено.
- Слыхали? В Симбирске у большевиков новый командарм объявился - бывший поручик Тухачевский, - сообщил Пшеничка.
- Командарм... Подумаешь - фигура! - пробормотал захмелевший комучевец. - Вот командующий фронтом подполковник Муравьев - это личность! Бил немцев на Северо-Западном фронте и снова будет их бить...
На рассвете я отправился дальше и не заметил, как и когда пересек ничем не обозначенную линию фронта. Огромная территория между Самаро-Златоустовской и Волго-Бугульминской железными дорогами оказалась "ничейной". По рассказам крестьян, сюда совершали рейды лишь конные отряды разведчиков воюющих сторон. Когда они сталкивались, вспыхивали ожесточенные скоротечные бои.
Чтобы не встретиться с конным разъездом белогвардейцев, кружным путем я выбрался на большак, который вел из Бугуруслана в Бугульму - конечный пункт моего маршрута.
Опять у своих
На станции Бугульма под парами стояли два бронепоезда и небольшой воинский эшелон.
Я поспешил в город, чтобы повидаться с ревкомовцами и доложить обстановку: ведь Бугульма, находясь в глубоком тылу, была связана с Симбирском тонкой ниточкой - Волго-Бугульминской железной дорогой, которую белогвардейцы в любую минуту могли перерезать.
В ревштабе я узнал, что все его члены находятся на городском собрании.
Зал кинотеатра набит до отказа. Сквозь махорочный дым еле виден накрытый кумачом стол. За столом - члены уездного ревкома: Петровская, Просвиркин, двое в военной форме, матрос и трое в гражданском.
Стоявший у стола президиума интеллигентного вида мужчина в очках и с маленькой бородкой закончил свою речь призывом обсудить вопрос о замене выборных командиров назначенными сверху.
Ему громко аплодировали.
Затем выступил смуглолицый, с рябинками на загорелом лице моряк. Матросская форма ладно сидела на нем. На плечевом ремне маузер в деревянной кобуре, за поясом наган, сбоку две гранаты, на груди крест-накрест пулеметные ленты.
- Наш бронепоезд "Свобода или смерть!" вооружен морскими пушками и станковыми пулеметами. Нас триста, но этого достаточно, чтобы здесь, под Бугульмой, преградить белым гадам путь. Порох наших пушек нюхали солдаты кайзера на Западном фронте и националисты Украины...
Глаза матроса горели, когда он рассказывал, как голодные рабочие подмосковного городка Коломна в короткий срок отремонтировали израненный бронепоезд.
- Кто это? - спросил я соседа.
- Не знаешь командира бронепоезда Андрея Полупанова? - удивился паренек.
Я действительно не знал этого человека, о котором уже тогда ходили легенды.
- Слово предоставляется командиру красноармейского отряда товарищу Волкову! - объявил Просвиркин.
К столу президиума подошел низкорослый веснушчатый человек в поношенной гимнастерке. Не по-военному расставил ноги, откашлялся, ладонью провел по непокорным рыжим волосам.
- Товарищи! Я из Петрограда, рабочий. Мне посчастливилось быть на Втором съезде Советов. Когда Ильич появился на трибуне, все поднялись, от взрыва рукоплесканий и радостных возгласов дрожали стены Смольного. Владимир Ильич говорил о том, что государство сильно только тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно. Надо рассказать, объяснить людям, за что мы боремся, и народ пойдет за нами, за правдой!
Волков смахнул со лба капли пота и не спеша отошел от стола.
Затем выступил командир бронепоезда "Ленин" Сигизмунд Гулинский. Он рассказал о революционных событиях в октябре семнадцатого года в Минске, о том, как его бронепоезд громил мятежные войска генерала Корнилова...
- Теперь наш бронепоезд стоит на боевой вахте Бугульминского фронта. Мы не пожалеем своих жизней, но отстоим Советскую власть! Враг разобьет себе голову о стальную броню ленинской крепости!
Еще не умолкли аплодисменты, которыми зал наградил Гулинского, как у стола президиума выросла фигура широкоплечего человека, одетого во все кожаное.
- Товарищи! Братья по борьбе! - раздался его громовой голос. Он сделал длинную паузу и, глядя поверх голов присутствующих, продолжал: - Я командир отряда анархистов "Черные орлята". Не так давно мы слышали полные ненависти к презренной буржуазии слова: "Долой империалистическую войну! Да здравствуют полковые комитеты! Долой золотопогонников! Да здравствуют выборные командиры!" Мы радовались историческому событию. Золотопогонников мы изгнали, для борьбы с контрой матросы и солдаты избрали преданных пролетарской революции командиров. А что нам теперь предлагает этот интеллигент в очках? На сегодняшний день он преподносит чуждый нам лозунг: "Долой выборных командиров!" Так это же, товарищи, чистой воды контра!..
Не выпуская из рук винтовок, железнодорожники, местные дружинники, матросы и красноармейцы зашумели, заспорили. Одни считали, что командиров надо избирать, другие возражали, говорили, что командиров надо назначать сверху. Председатель изо всех сил тряс колокольчиком. Петровская поднялась, что-то хотела сказать, но зал бушевал: никто никого не слушал. В президиуме также вспыхнул спор.
Неизвестно, как долго продолжалась бы эта "дискуссия", если бы не анархист. Он выхватил наган, трижды выстрелил в потолок, и шум внезапно прекратился.
- Революция в смертельной опасности, товарищи! - продолжил он. - Во всех концах России поднялась вражья сила. У нее есть и золото, и оружие. Враг радуется, слушая наши споры о том, устоят ли избранные революционной массой вожаки дружин и отрядов, или вся наша вооруженная братва погибнет от режима, который большевики хотят ввести в Красной Армии. А тогда что? Тогда бери нас голыми руками. Не допустим старорежимных порядков! Долой назначенных командиров и комиссаров! Да здравствует свобода, равенство и братство! Да здравствует анархия и мировая революция! Ура!..
И снова загремели аплодисменты.
Но вот постепенно страсти улеглись, наступила тишина, и Петровская стала говорить спокойно, твердо, уверенно.
- Товарищи, мы, коммунисты, всегда были и будем за сознательную дисциплину, которая удесятеряет наши силы. Победа немыслима без строжайшей дисциплины для всех!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65