При нем были доклад начальнику разведки, кодовая таблица, пароль "Полярная звезда" и список руководителей боевых групп.
Сергей сообщил мне также, что через Казань в Симбирск пробрался какой-то французский летчик, рассказавший, что союзники подходят к Вятке, что по подписному листу члена Комуча Брушвита симбирская буржуазия при усердии возрожденного "женского общества" собрала тридцать миллионов рублей в фонд армии, что утром в день нашей встречи была объявлена мобилизация офицеров, а в три часа дня уполномоченный Комуча Лебедев уже сообщил в Самару о сформировании инструкторского офицерского батальона...
Вдруг Сергей замолчал, тронул рукой мое колено и, проводив глазами проходившего невдалеке человека в форме железнодорожника, шепотом проговорил:
- Провокатор! Надо немедленно уходить... - Он что-то прикинул в уме, а затем заговорил спеша и волнуясь: - Обстановка меняется ежечасно. По имеющимся сведениям, верстах в тридцати отсюда на линии железной дороги, что идет на Инзу, находится отряд капелевцев, поэтому ты иди левее железной дороги, левее деревни Грязнухи - на Виру...
Уже прощаясь, Сергей задержал мою руку:
- Да, вот что. Не забудь: большинство телеграмм из Москвы, Казани и Инзы белые перехватывают... - Оглянувшись, он вынул из внутреннего кармана форменной тужурки сверток и сунул его мне: - Тут копии перехваченных телеграмм той и другой стороны. И переговоры по прямому проводу, которые вел сегодня Лебедев с Самарой. Там разберутся... Ну, прощай, браток!
* * *
Двое суток я петлял по незнакомым лесным тропам и лишь на третий день вышел на железную дорогу. Было еще темно, и, как на путеводный маяк, шел я на одиноко мерцавший вдали огонек. Оказалось, я вышел к железнодорожной станции Охотничья. Меня остановил часовой и передал дежурному коменданту. На столе в комнате дежурного горела керосиновая лампа, а за столом, склонившись над картой, сидел военный с пышной черной шевелюрой, в туго перехваченном ремнями френче.
В углу комнаты, на соломе, спал человек в красноармейской гимнастерке и темно-синих брюках, на ногах - желтые ботинки с обмотками. Лицо спящего было закрыто фуражкой со звездой.
- Кто такой? - глянув на меня, спросил военный. Он поправил кавказскую шашку в серебряной оправе. - К кому пришел?
- Ищу штаб армии.
- Документы! Я начдив Гай.
- Нет у меня документов. Отправьте меня в штаб армии...
- Штаб армии в данный момент в Инзе, но командарм здесь.
- Можно его видеть?
- Видеть можно, а будить нельзя. - Гай указал на лежавшего в углу. Командарм будет спать еще, - он посмотрел на часы, - тридцать пять минут.
- У меня срочная и очень важная информация.
- Это у кого срочная информация? - услышал я голос Тухачевского. Сняв с лица фуражку, он встал и подошел к столу.
- Вы, наверное, помните меня, товарищ командарм! Я - Дрозд.
- Здравствуйте, товарищ Дрозд. Познакомились с Гаем? Присаживайтесь поближе, рассказывайте.
Командарм подробно расспрашивал меня о сосредоточении чехословацких частей и отрядов белогвардейцев. Его интересовали не только численность и вооружение, но и моральное состояние солдат и офицеров.
Начдива же Гая больше всего беспокоил участок непосредственного соприкосновения.
- Вот видите, товарищ командарм, - улыбаясь, говорил Гай, - информация этого разведчика обогащает ранее полученные сведения о противнике. Завтра пойдем в бой, а у меня что: двадцать патронов на красноармейца и восемь снарядов на орудие - и это на целые сутки! Маловато, товарищ командарм! Прошу вас, подбросьте!
- Подбрасывать-то нечего, боеприпасов нет, - устало ответил Тухачевский.
- Ха, нет! - воскликнул Гай. - Вон на станции стоят эшелоны с пополнением. Их мобилизовали, а они наслушались кулаков, начитались листовок белых и не хотят выгружаться. Сегодня днем опять митинговали: можно ли доверять оружие командирам из бывших офицеров? Разрешите забрать у них патроны и гранаты! Зачем им оружие?
- Подозрительность к военспецам не вина, а беда красноармейцев. Вы начинали войну рядовым и знаете, как офицеры обращались с солдатами... Отнюдь не ласково! И подозрительность к ним следует рассматривать как реакцию на прежнее отношение господ офицеров к солдатам.
- Понимаю, товарищ командарм. Но все же прошу подбросить ну хотя бы пять тысяч патронов на дивизию.
- Посмотрим. Утро вечера мудренее. А что касается прибывшего пополнения, поверьте, они выполнят мой приказ.
Утром на митинге перед мобилизованными выступили начдив Гай, комиссар дивизии Лившиц и командарм Тухачевский. Красноармейцы и командиры после митинга выгрузились из эшелонов и направились на передовую.
Тухачевский поехал на станцию Рузаевка и захватил меня с собой. Там его встретил молодой порученец - бывший лейтенант флота Потемкин. На стареньком дымящем "фиате" мы отправились в Пайгармский монастырь, где находился штаб 1-й Революционной армии. Под деревьями, у ворот монастыря, стояли телеги, мужики поили лошадей. Мы зашли в келью, занятую Куйбышевым. Валериан Владимирович, пожимая мне руку, сказал:
- Твой связной из Бугульмы сказал, что ты ранен... Сходи в санчасть, а потом поговорим.
- Разрешите сначала доложить.
Я извлек принесенные бумаги, документы, деньги Девятова и копии телеграмм, полученные от симбирского телеграфиста, уточнил данные своих шифровок, рассказал о движении резервных эшелонов по железной дороге, об аресте руководителей Бугульминского уезда, о слухах, связанных с формированием в Сибири французских, американских, английских, польских и японских батальонов.
И я почувствовал огромное удовлетворение, когда Куйбышев, выслушав меня, сказал Тухачевскому:
- Михаил Николаевич! Я только что вернулся с сызранского участка. Правый фланг наш оголен! Если белые пронюхают о том, что между штабом нашей армии и войсками сызранской группировки всего тридцать бойцов во главе с начальником Инзенской дивизии Лацисом и один бронепоезд, - нам несдобровать!
Тухачевский, занятый изучением моих "трофеев", ответил:
- Меры принимаем. Сообщения товарища Дрозда верны: главные силы чехословацкой дивизии брошены на Казань. И нужно уже сейчас со всей серьезностью отнестись к тем частям, которые формируются белыми в Симбирске, Самаре, Уфе. Это их потенциальная сила!
Вечером Валериан Владимирович Куйбышев зашел ко мне в санчасть, сел возле койки и, глядя мне в глаза, сказал:
- Ну так вот... Врачи говорят, что твоя огнестрельная рана не опасна. Хуже, что ты, кажется, схватил сыпной тиф! Завтра отправим тебя в госпиталь. Поправишься и возвращайся к нам. Впереди Симбирск, Сызрань, Самара! До победы еще далековато, но она будет. Обязательно будет!
Послесловие
Обо всем рассказанном напомнило мне пожелтевшее от времени удостоверение, выданное военной контрразведкой более шестидесяти лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Сергей сообщил мне также, что через Казань в Симбирск пробрался какой-то французский летчик, рассказавший, что союзники подходят к Вятке, что по подписному листу члена Комуча Брушвита симбирская буржуазия при усердии возрожденного "женского общества" собрала тридцать миллионов рублей в фонд армии, что утром в день нашей встречи была объявлена мобилизация офицеров, а в три часа дня уполномоченный Комуча Лебедев уже сообщил в Самару о сформировании инструкторского офицерского батальона...
Вдруг Сергей замолчал, тронул рукой мое колено и, проводив глазами проходившего невдалеке человека в форме железнодорожника, шепотом проговорил:
- Провокатор! Надо немедленно уходить... - Он что-то прикинул в уме, а затем заговорил спеша и волнуясь: - Обстановка меняется ежечасно. По имеющимся сведениям, верстах в тридцати отсюда на линии железной дороги, что идет на Инзу, находится отряд капелевцев, поэтому ты иди левее железной дороги, левее деревни Грязнухи - на Виру...
Уже прощаясь, Сергей задержал мою руку:
- Да, вот что. Не забудь: большинство телеграмм из Москвы, Казани и Инзы белые перехватывают... - Оглянувшись, он вынул из внутреннего кармана форменной тужурки сверток и сунул его мне: - Тут копии перехваченных телеграмм той и другой стороны. И переговоры по прямому проводу, которые вел сегодня Лебедев с Самарой. Там разберутся... Ну, прощай, браток!
* * *
Двое суток я петлял по незнакомым лесным тропам и лишь на третий день вышел на железную дорогу. Было еще темно, и, как на путеводный маяк, шел я на одиноко мерцавший вдали огонек. Оказалось, я вышел к железнодорожной станции Охотничья. Меня остановил часовой и передал дежурному коменданту. На столе в комнате дежурного горела керосиновая лампа, а за столом, склонившись над картой, сидел военный с пышной черной шевелюрой, в туго перехваченном ремнями френче.
В углу комнаты, на соломе, спал человек в красноармейской гимнастерке и темно-синих брюках, на ногах - желтые ботинки с обмотками. Лицо спящего было закрыто фуражкой со звездой.
- Кто такой? - глянув на меня, спросил военный. Он поправил кавказскую шашку в серебряной оправе. - К кому пришел?
- Ищу штаб армии.
- Документы! Я начдив Гай.
- Нет у меня документов. Отправьте меня в штаб армии...
- Штаб армии в данный момент в Инзе, но командарм здесь.
- Можно его видеть?
- Видеть можно, а будить нельзя. - Гай указал на лежавшего в углу. Командарм будет спать еще, - он посмотрел на часы, - тридцать пять минут.
- У меня срочная и очень важная информация.
- Это у кого срочная информация? - услышал я голос Тухачевского. Сняв с лица фуражку, он встал и подошел к столу.
- Вы, наверное, помните меня, товарищ командарм! Я - Дрозд.
- Здравствуйте, товарищ Дрозд. Познакомились с Гаем? Присаживайтесь поближе, рассказывайте.
Командарм подробно расспрашивал меня о сосредоточении чехословацких частей и отрядов белогвардейцев. Его интересовали не только численность и вооружение, но и моральное состояние солдат и офицеров.
Начдива же Гая больше всего беспокоил участок непосредственного соприкосновения.
- Вот видите, товарищ командарм, - улыбаясь, говорил Гай, - информация этого разведчика обогащает ранее полученные сведения о противнике. Завтра пойдем в бой, а у меня что: двадцать патронов на красноармейца и восемь снарядов на орудие - и это на целые сутки! Маловато, товарищ командарм! Прошу вас, подбросьте!
- Подбрасывать-то нечего, боеприпасов нет, - устало ответил Тухачевский.
- Ха, нет! - воскликнул Гай. - Вон на станции стоят эшелоны с пополнением. Их мобилизовали, а они наслушались кулаков, начитались листовок белых и не хотят выгружаться. Сегодня днем опять митинговали: можно ли доверять оружие командирам из бывших офицеров? Разрешите забрать у них патроны и гранаты! Зачем им оружие?
- Подозрительность к военспецам не вина, а беда красноармейцев. Вы начинали войну рядовым и знаете, как офицеры обращались с солдатами... Отнюдь не ласково! И подозрительность к ним следует рассматривать как реакцию на прежнее отношение господ офицеров к солдатам.
- Понимаю, товарищ командарм. Но все же прошу подбросить ну хотя бы пять тысяч патронов на дивизию.
- Посмотрим. Утро вечера мудренее. А что касается прибывшего пополнения, поверьте, они выполнят мой приказ.
Утром на митинге перед мобилизованными выступили начдив Гай, комиссар дивизии Лившиц и командарм Тухачевский. Красноармейцы и командиры после митинга выгрузились из эшелонов и направились на передовую.
Тухачевский поехал на станцию Рузаевка и захватил меня с собой. Там его встретил молодой порученец - бывший лейтенант флота Потемкин. На стареньком дымящем "фиате" мы отправились в Пайгармский монастырь, где находился штаб 1-й Революционной армии. Под деревьями, у ворот монастыря, стояли телеги, мужики поили лошадей. Мы зашли в келью, занятую Куйбышевым. Валериан Владимирович, пожимая мне руку, сказал:
- Твой связной из Бугульмы сказал, что ты ранен... Сходи в санчасть, а потом поговорим.
- Разрешите сначала доложить.
Я извлек принесенные бумаги, документы, деньги Девятова и копии телеграмм, полученные от симбирского телеграфиста, уточнил данные своих шифровок, рассказал о движении резервных эшелонов по железной дороге, об аресте руководителей Бугульминского уезда, о слухах, связанных с формированием в Сибири французских, американских, английских, польских и японских батальонов.
И я почувствовал огромное удовлетворение, когда Куйбышев, выслушав меня, сказал Тухачевскому:
- Михаил Николаевич! Я только что вернулся с сызранского участка. Правый фланг наш оголен! Если белые пронюхают о том, что между штабом нашей армии и войсками сызранской группировки всего тридцать бойцов во главе с начальником Инзенской дивизии Лацисом и один бронепоезд, - нам несдобровать!
Тухачевский, занятый изучением моих "трофеев", ответил:
- Меры принимаем. Сообщения товарища Дрозда верны: главные силы чехословацкой дивизии брошены на Казань. И нужно уже сейчас со всей серьезностью отнестись к тем частям, которые формируются белыми в Симбирске, Самаре, Уфе. Это их потенциальная сила!
Вечером Валериан Владимирович Куйбышев зашел ко мне в санчасть, сел возле койки и, глядя мне в глаза, сказал:
- Ну так вот... Врачи говорят, что твоя огнестрельная рана не опасна. Хуже, что ты, кажется, схватил сыпной тиф! Завтра отправим тебя в госпиталь. Поправишься и возвращайся к нам. Впереди Симбирск, Сызрань, Самара! До победы еще далековато, но она будет. Обязательно будет!
Послесловие
Обо всем рассказанном напомнило мне пожелтевшее от времени удостоверение, выданное военной контрразведкой более шестидесяти лет назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65