Я ужом под изгородь, не верю в своё счастье. Тут взрослые набежали, отбили Лэгэнтэя у быка… Такой вот он был, Лэгэнтэй! — Лука Максимович с восхищением покрутил головой.
Класс зашумел. Переволновавшись вместе с рассказчиком, ребята вздохнули полной грудью, будто сами спаслись.
— А второй раз? — вспомнил кто-то.
— Дед Лука, давай про второй раз.
— Что-нибудь тоже интересное…
Старик, громко засопев, исподлобья глянул:
— Я вам не для интереса рассказываю, а то, что по правде было! Может, кому и не нравится…
— Нравится! Нравится!
— То-то же, — старик победно задрал бородёнку. — Тогда слушайте и молчок. Да… А другой случай был уже на самом исходе его жизни. Много воды утекло… Стал наш Лэгэнтэй настоящим народным богатырём. Ух, какая сила была в нём! И ума сколько… Когда Кымова нашего бандиты застрелили, Лэгэнтэй после него Совет принял. Потом учиться его в Якутск взяли. Вернулся из города — запустил в богачей ураган с пургой! Как раз большие перемены пошли по земле якутов. Байские наделы отобрали, из бедняков колхоз организовали, появились у нас и дома свои, и поля, и стадо коров небывалое…
А я при этом стаде, можете поверить, самым главным был. Так и звали: Лухачаан — коровий тойон. До скота я охоч. И сообразительный!.. То лето очень засушливое было, трава не уродила. Я предлагаю: половину стада, яловых да нетелей, угоним на Хоптолоох-остров на Лене-реке… Вы же знаете его. Там всё лето мы и траву косили, и стадо пасли. И зиму там перезимовали, корма вдоволь было.
Весна, значит… Вот-вот река вскроется. Должны были помощников мне подослать, чтобы скот назад гнать. А их всё нет да нет. День за днём проходит, река совсем потемнела. А в один вечер слышу: затрещал лёд, поднялся. Моё счастье, снега в тот год мало было. Рассчитывал я так: паводок спокойный будет, не стану скот с места трогать, а уж если что, погоню на высокий край острова. Я так себе думаю, а река возьми да вздурись! Навалилась вода потопом. Вот как я сам себя наказал! Чуть свет взваливаю пожитки на горб, погнал скот на другой конец острова. Кто был на Хоптолоох-острове, так знает — там посредине низинка. Вот её уже водой залило… Коровки мои — трёхтравные нетели — что за проказницы… Эти никогда не могут степенно идти куда их гонишь, задерут хвосты да норовят пастуху побольше хлопот наделать…
Дошло моё стадо до воды в низинке — и ни в какую! Я их в одну сторону, они заворачивают в другую, я их оттуда, а они в обратную. Вот началось для меня мученье! Зло и обида! Хоть садись и волосы на себе рви: вода сзади прибывает, движется по нашему следу, заливает остров… Что делать, кому молиться?
И вот поднимаю голову, вижу — уж не снится ли… Люди там, на берегу. Бегают у воды, руками машут, что-то мне кричат… Понял: помощь мне пришла. Да только как они могут теперь помочь? Река между нами вот-вот закипит. Лёд битый, льдина на льдину лезет… Нет, не помогут!
Но что это такое — мелькает чёрное по белому. Не ворона бродит по льдине, не волка занесло… Ближе, ближе, а это — человек! Кричит мне, по плавучим льдинам сигает, за торосами исчезает, кажется, — ну, пропал смельчак…
Понял я: один во всём колхозе мог быть этим сумасшедшим — председатель наш. Мой друг любимый и брат Лэгэнтэй Нохсоров… Уже до острова ему совсем немного осталось, но тут, о несчастье, чистая вода, промоина бурлит! Он не долго думал — бух в воду, как был в шубе, поплыл… Я ему шест тяну. Ухватился. Ещё на берег не вылез, ещё за кусты хватается, а сам уже зычным своим голосом ревёт, рассердившись на меня: «Что стоишь и смотришь, где скот твой, сейчас вода понесёт его…» Я костёр хочу, чтобы его обсушить, а он: «Какой ещё костёр, бежим коров спасать! Если хоть одна погибнет, будем судить тебя как классового врага!»
Кинулись мы на коровёнок, жердями их беспощадно колотим, гоним через воду. Иных быстро обратали, с другими помучились — какую приходилось за рога Лэгэнтэю вести, а мне сзади погонять. Нахлюпались в ледяной воде за всю свою жизнь.
И вовремя! Всё, что было земли по ту сторону низинки, прямо на глазах ушло под воду. Глядь, а там уже сплошное море… Ну маленько опоздай мой Лэгэнтэй, и очутился бы я со своим стадом подо льдом, уплыл бы в Ледовитый океан… Никогда бы вы не услышали моего правдивого рассказа…
Когда же согнали скот в безопасное место, развели наконец костёр. Обсушились, поели. Были у меня две коровы дойные, я Лэгэнтэя кипячёным молочком отпаиваю, то-сё… Неужели не спасу?
Напрасно всё! Не одолел он. Воспаление лёгких, думаю, было у него. Среди ночи сознание потерял, потом бредить начал… На рассвете пришёл в себя, говорит мне, голову пробует поднять: «Луха, а Луха… что же это со мной? Как бокам больно! Задыхаюсь совсем, не дают бока дышать!»
Я над собой власть потерял, слёзы у меня текут, кричу я: «Что же ты наделал, Лэгэнтэй! И зачем ты сунулся, ты ведь умирать сюда приплыл! Зачем тебе было в воду лезть! Уж лучше бы я со своим стадом подо льдом пропал, моя глупость — мне и тонуть. Что ты наделал, Лэгэнтэй!»
Долго лежал Лэгэнтэй с закрытыми глазами, совсем силы его покинули. Потом всё-таки открыл, через силу говорит. Кашель его бьёт, лицо синеет, а он всё досказать спешит. Что сказал — на всю жизнь мне запало, слово к слову…
Сказал мне: «Что ты, Лухачаан, здесь молол по-пустому? Как же мне было не плыть, когда вижу — колхозное стадо гибнет. И ты, друг мне с детства, гибнешь… Радоваться надо — всех, до последнего телёнка, спасли… Размножится стадо, через десять лет колхоз уже сотней коров будет владеть. Сколько благодати от них людям! Такая жизнь хорошая идёт нам навстречу, Лухачаан! За неё и умирать не страшно. Ты это запомни, Луха: нам и умирать не страшно. Сколько бед мы знали… Помнишь, земпередел проводили, кулаки вредили… А как стога хлебные у нас пожгли! И всё-таки мы колхоз поставили на ноги. Ведь мы ничего за это себе не имели — всё для людей, каждое зёрнышко, всё для них… Потому мы и будем всегда жить в этом среднем мире…»
Лука достал кисет и спички, раскурил трубку, пыхнул дымом.
— Лэгэнтэй в земле давно, а я всё живу, вот какая история! Совсем старик Луха зажился… Не знал, что до такого чёрного дня доживу. Приду в школу к молодым, а они скажут: Лэгэнтэй Нохсоров? Кто такой? Не знаем такого. Кулилея знаем, а Лэгэнтэя Нохсорова не знаем… Да где же они были все эти годы, что Лэгэнтэя Нохсорова не знают? Он колхоз кровавыми мозолями для них построил, а они говорят: зачем нам в колхозе навоз таскать, мы лучше в город уедем, а колхоз пусть старый Луха тянет…
Он придавил огонь в трубке большим пальцем. С изломанным ногтем, был он чёрный, уже и на палец не похож, какой-то сучок корявый. Погашенную трубку старик сунул в карман.
— А кто из вас могилу Лэгэнтэя знает? Никто не знает… Раньше ещё вот эти, — кивнул он на Аласова, — когда были пионерами, — смотришь, подновят могилку, красной краской звезду покрасят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Класс зашумел. Переволновавшись вместе с рассказчиком, ребята вздохнули полной грудью, будто сами спаслись.
— А второй раз? — вспомнил кто-то.
— Дед Лука, давай про второй раз.
— Что-нибудь тоже интересное…
Старик, громко засопев, исподлобья глянул:
— Я вам не для интереса рассказываю, а то, что по правде было! Может, кому и не нравится…
— Нравится! Нравится!
— То-то же, — старик победно задрал бородёнку. — Тогда слушайте и молчок. Да… А другой случай был уже на самом исходе его жизни. Много воды утекло… Стал наш Лэгэнтэй настоящим народным богатырём. Ух, какая сила была в нём! И ума сколько… Когда Кымова нашего бандиты застрелили, Лэгэнтэй после него Совет принял. Потом учиться его в Якутск взяли. Вернулся из города — запустил в богачей ураган с пургой! Как раз большие перемены пошли по земле якутов. Байские наделы отобрали, из бедняков колхоз организовали, появились у нас и дома свои, и поля, и стадо коров небывалое…
А я при этом стаде, можете поверить, самым главным был. Так и звали: Лухачаан — коровий тойон. До скота я охоч. И сообразительный!.. То лето очень засушливое было, трава не уродила. Я предлагаю: половину стада, яловых да нетелей, угоним на Хоптолоох-остров на Лене-реке… Вы же знаете его. Там всё лето мы и траву косили, и стадо пасли. И зиму там перезимовали, корма вдоволь было.
Весна, значит… Вот-вот река вскроется. Должны были помощников мне подослать, чтобы скот назад гнать. А их всё нет да нет. День за днём проходит, река совсем потемнела. А в один вечер слышу: затрещал лёд, поднялся. Моё счастье, снега в тот год мало было. Рассчитывал я так: паводок спокойный будет, не стану скот с места трогать, а уж если что, погоню на высокий край острова. Я так себе думаю, а река возьми да вздурись! Навалилась вода потопом. Вот как я сам себя наказал! Чуть свет взваливаю пожитки на горб, погнал скот на другой конец острова. Кто был на Хоптолоох-острове, так знает — там посредине низинка. Вот её уже водой залило… Коровки мои — трёхтравные нетели — что за проказницы… Эти никогда не могут степенно идти куда их гонишь, задерут хвосты да норовят пастуху побольше хлопот наделать…
Дошло моё стадо до воды в низинке — и ни в какую! Я их в одну сторону, они заворачивают в другую, я их оттуда, а они в обратную. Вот началось для меня мученье! Зло и обида! Хоть садись и волосы на себе рви: вода сзади прибывает, движется по нашему следу, заливает остров… Что делать, кому молиться?
И вот поднимаю голову, вижу — уж не снится ли… Люди там, на берегу. Бегают у воды, руками машут, что-то мне кричат… Понял: помощь мне пришла. Да только как они могут теперь помочь? Река между нами вот-вот закипит. Лёд битый, льдина на льдину лезет… Нет, не помогут!
Но что это такое — мелькает чёрное по белому. Не ворона бродит по льдине, не волка занесло… Ближе, ближе, а это — человек! Кричит мне, по плавучим льдинам сигает, за торосами исчезает, кажется, — ну, пропал смельчак…
Понял я: один во всём колхозе мог быть этим сумасшедшим — председатель наш. Мой друг любимый и брат Лэгэнтэй Нохсоров… Уже до острова ему совсем немного осталось, но тут, о несчастье, чистая вода, промоина бурлит! Он не долго думал — бух в воду, как был в шубе, поплыл… Я ему шест тяну. Ухватился. Ещё на берег не вылез, ещё за кусты хватается, а сам уже зычным своим голосом ревёт, рассердившись на меня: «Что стоишь и смотришь, где скот твой, сейчас вода понесёт его…» Я костёр хочу, чтобы его обсушить, а он: «Какой ещё костёр, бежим коров спасать! Если хоть одна погибнет, будем судить тебя как классового врага!»
Кинулись мы на коровёнок, жердями их беспощадно колотим, гоним через воду. Иных быстро обратали, с другими помучились — какую приходилось за рога Лэгэнтэю вести, а мне сзади погонять. Нахлюпались в ледяной воде за всю свою жизнь.
И вовремя! Всё, что было земли по ту сторону низинки, прямо на глазах ушло под воду. Глядь, а там уже сплошное море… Ну маленько опоздай мой Лэгэнтэй, и очутился бы я со своим стадом подо льдом, уплыл бы в Ледовитый океан… Никогда бы вы не услышали моего правдивого рассказа…
Когда же согнали скот в безопасное место, развели наконец костёр. Обсушились, поели. Были у меня две коровы дойные, я Лэгэнтэя кипячёным молочком отпаиваю, то-сё… Неужели не спасу?
Напрасно всё! Не одолел он. Воспаление лёгких, думаю, было у него. Среди ночи сознание потерял, потом бредить начал… На рассвете пришёл в себя, говорит мне, голову пробует поднять: «Луха, а Луха… что же это со мной? Как бокам больно! Задыхаюсь совсем, не дают бока дышать!»
Я над собой власть потерял, слёзы у меня текут, кричу я: «Что же ты наделал, Лэгэнтэй! И зачем ты сунулся, ты ведь умирать сюда приплыл! Зачем тебе было в воду лезть! Уж лучше бы я со своим стадом подо льдом пропал, моя глупость — мне и тонуть. Что ты наделал, Лэгэнтэй!»
Долго лежал Лэгэнтэй с закрытыми глазами, совсем силы его покинули. Потом всё-таки открыл, через силу говорит. Кашель его бьёт, лицо синеет, а он всё досказать спешит. Что сказал — на всю жизнь мне запало, слово к слову…
Сказал мне: «Что ты, Лухачаан, здесь молол по-пустому? Как же мне было не плыть, когда вижу — колхозное стадо гибнет. И ты, друг мне с детства, гибнешь… Радоваться надо — всех, до последнего телёнка, спасли… Размножится стадо, через десять лет колхоз уже сотней коров будет владеть. Сколько благодати от них людям! Такая жизнь хорошая идёт нам навстречу, Лухачаан! За неё и умирать не страшно. Ты это запомни, Луха: нам и умирать не страшно. Сколько бед мы знали… Помнишь, земпередел проводили, кулаки вредили… А как стога хлебные у нас пожгли! И всё-таки мы колхоз поставили на ноги. Ведь мы ничего за это себе не имели — всё для людей, каждое зёрнышко, всё для них… Потому мы и будем всегда жить в этом среднем мире…»
Лука достал кисет и спички, раскурил трубку, пыхнул дымом.
— Лэгэнтэй в земле давно, а я всё живу, вот какая история! Совсем старик Луха зажился… Не знал, что до такого чёрного дня доживу. Приду в школу к молодым, а они скажут: Лэгэнтэй Нохсоров? Кто такой? Не знаем такого. Кулилея знаем, а Лэгэнтэя Нохсорова не знаем… Да где же они были все эти годы, что Лэгэнтэя Нохсорова не знают? Он колхоз кровавыми мозолями для них построил, а они говорят: зачем нам в колхозе навоз таскать, мы лучше в город уедем, а колхоз пусть старый Луха тянет…
Он придавил огонь в трубке большим пальцем. С изломанным ногтем, был он чёрный, уже и на палец не похож, какой-то сучок корявый. Погашенную трубку старик сунул в карман.
— А кто из вас могилу Лэгэнтэя знает? Никто не знает… Раньше ещё вот эти, — кивнул он на Аласова, — когда были пионерами, — смотришь, подновят могилку, красной краской звезду покрасят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91