.. А теперь представьте, во что превратятся наши уроки, если и остальные учителя с вашего, Сергей Эргисович, благословения станут учить детей не по учебникам, а по развлекательным заметкам… Как можно, Сергей Эргисович, вы педагог опытный, а при разборе урока молодого товарища поощряете самовольство! Как я должен вас понимать в этом случае?
В тот день, испив свою чашу до дна, они возвращались из школы вместе — Саргылана и Аласов. Не скажешь, кому больше влетело — самой виновнице или её защитнику. Можно было представить, как трагикомически выглядели их унылые фигуры со стороны: идут два «новобранца», те самые, что в нынешнем учебном году пополнили коллектив передовой Арылахской школы.
— Влетело вам из-за меня? Будете знать в другой раз, как выступать в роли рыцаря Дон Аласа Арылахского.
Но Аласов вдруг сказал:
— А знаете, Саргылана Тарасовна, вы ведь учитель божьей милостью! Состоялось, понимаете? С чем и разрешите вас поздравить.
И даже голову склонил перед нею, вконец растерянной.
Вот человек: всегда остаётся сам собой. Не притворяется, ничего из себя не изображает — всегда Аласов… Однако погоди, Саргылана Тарасовна, за что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха?
Сейчас, сидя над тетрадями, Саргылана подумала: и всё-таки не в том только дело, что он её похвалил. Аласов действительно хороший человек. Недаром его полюбила Майя Ивановна — уж она-то способна полюбить лишь самого-самого…
— Ау, Ланочка!
В сенях загремели лыжи, застучали ботинки. В клубах пара и морозной свежести в комнату ввалились Майя Ивановна и Аласов — легки на помине.
— Эх, Ланочка, жаль, что не поехала с нами… Ты что такая?
— Какая?
— Какая-то не такая… О чём думала-мечтала?
— О любви, — смело сказала Саргылана.
— Вот это тема!
— О любви между мной и шестым «А». Вот посмотрите, какие они мне сочинения преподнесли! Сергей Эргисович, и вам хочу показать, почитайте, пожалуйста.
— «Если бы я был волшебником»… Гм… Сами придумали?
— Майя Ивановна, спите? Можно к вам?
— Можно, беги.
Девушка протопала босыми ногами по полу, нырнула к ней под одеяло.
— Аи, холодная… Повернись ко мне спиной, я тебя обниму.
— Майя Ивановна, мне мысль пришла…
— Опять! Я же тебе сказала: зови меня Майей… Или это так трудно?
— Майя… послушай, Майя, мне мысль пришла… Жизнь — какая всё-таки прекрасная! Всё вместе — и школа, и зима, и что вот я с вами, и мальчишки мои смешные… Жизнь — это чудо, правда?
— Правда, Лана.
— А этот Евсей Сектяев… Старуха наша нянечка зовёт его: Лэпсэй. Я ему тоже крикнула: Лэпсэй! А он мне: а?
— Имя как имя.
— Очень уж смешное. И сам он смешной… Танцует со мной, еле пальчиками держит. Вы Аласова всё вышучиваете, а мне его жалко. Я сколько раз думала: трудно вам вдвоём будет. Зато так инте-ересно! Если бы Лэпсэй был такой…
— Что ты, Ланочка? О чём ты?
Но девушка, не досказав, стихла на полуслове.
Майя бережно подоткнула под неё край одеяла, легла поудобней и стала глядеть во тьму. В ночной тишине потрескивала наружная ледяная обмазка кухонного окна: трак, трак…
XX. Кто пробивает лыжню
Аласов строго-настрого сказал себе: дружба так дружба, и незачем мутить душу бесполезными мыслями. Всё между ними должно быть просто: вот стали они на лыжи, проверили крепления, палки в руки и — вперёд! Свежий ветер, быстрый бег хорошо приводят человека в трезвые чувства…
В воскресенье Аласов должен был вывести на заре своих десятиклассников в большой лыжный поход. Решили сходить к старому кладбищу, на могилы первых арылахских коммунистов — Семёна Кымова, Лэгэнтэя Нохсорова. «Союз боевых следопытов» хочет собирать исторические материалы о гражданской войне, об организации колхоза. Поход — всему начало.
Где-нибудь на Кавказе весь аул сбегается на общий танец. В Прибалтике сотни людей собирает певческий хор. На Рязанщине любят массовые грибные набеги. А в Якутии — лыжи. Сколько связано с ними славных минут в жизни каждого северянина, какие давние и добрые традиции живут в этих общих снежных походах!
— Физкульт-привет, Майя!
— Здравствуйте, Сергей Эргисович!
Опёршись на палки и притоптывая лыжами, Майя ждала общей команды. Какое сегодня славное утро! И как жаль, что Саргылана не увидит его. Майя поглядела на дорогу: может, всё-таки передумает, оторвётся от своих тетрадок? Совсем замучила себя, бедняжка. Пословица есть: способный на одном месте не засидится. А с моей девочкой как раз наоборот: способная, потому и с места не сдвинешь.
— Здравствуй, Майя.
А, Надежда Пестрякова, собственной персоной.
— Здравствуй…
В своей богатой дохе из лисьих лапок проплыла Пестрякова мимо — уж не собралась ли и она в поход? Нет, пришла дочку проводить. С каких это пор Надежда Пестрякова стала такой сверхзаботливой мамой, — несмотря на ранний час, хочет на своей девочке шарфик поправить…
— Ах, Майя Ивановна, миллион извинений!..
Едва не налетела на Майю невесть откуда взявшаяся Степанида Хастаева — уже раскраснелась, полна боевого задора. Пыжиковая шапка чуть набекрень, спортивные брюки обтягивают бёдра.
— И вы тоже, Майя Ивановна?
— Тоже, Стёпочка.
— Вы, Майя Ивановна, говорят, лыжница азартная?
— Азартная, Стёпа.
— Ну что ж, посоревнуемся. Я ведь — ух! — Стёпа сделала разбойничьи глаза. — Я ведь, Майя Ивановна, своего не упущу, прямо говорю. И уж если соревноваться… я имею в виду лыжи… так я в лепёшку расшибусь!
— Стёпа, не надо расшибаться. И обратите внимание на свои крепления — как бы и вправду не расшибиться.
Но Стёпа уже не слушает её. Вытянув шею, она смотрит в сторону Аласова, который в эту минуту разговаривает с Надеждой Пестряковой, та о чём-то расспрашивает его, он отвечает, показывая рукой на сопки, засмеялись чему-то. А вот уже настоящий удар для Стёпы: Надежда привлекает Аласова к себе и застёгивает потуже «молнию» на его куртке…
Майя едва удержалась, чтобы не рассмеяться, — бедная Стёпа, она прямо-таки с лица спала. Ах, Стёпа, Стёпа! Пока ты мне своими «соревнованиями» грозишь, там другая ему «молнию» поправляет. Нет, глупая Стёпа, не я твоя соперница. Жаль, что некие «светские условности» не позволяют сказать тебе открыто: да не косись ты на меня, не жги порох понапрасну!
Поскорее бы Стёпа окрутила нашего блестящего холостяка. А то наши женщины словно с ума посходили, то и знай шушукаются в учительской. Надежда Пестрякова вон вдруг стала проявлять к лыжным походам небывалый интерес. Стёпу здесь сто раз понять можно, простить ей любую выходку, но куда эта лезет в своей боярской дохе, мать семейства, мужняя жена! Не ей ли одной когда-то только и светила его любовь, а она? Нет у мужчин гордости. Я бы на месте Аласова показала этой Пестряковой «возврат нежных чувств»!
Сергей шагает сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
В тот день, испив свою чашу до дна, они возвращались из школы вместе — Саргылана и Аласов. Не скажешь, кому больше влетело — самой виновнице или её защитнику. Можно было представить, как трагикомически выглядели их унылые фигуры со стороны: идут два «новобранца», те самые, что в нынешнем учебном году пополнили коллектив передовой Арылахской школы.
— Влетело вам из-за меня? Будете знать в другой раз, как выступать в роли рыцаря Дон Аласа Арылахского.
Но Аласов вдруг сказал:
— А знаете, Саргылана Тарасовна, вы ведь учитель божьей милостью! Состоялось, понимаете? С чем и разрешите вас поздравить.
И даже голову склонил перед нею, вконец растерянной.
Вот человек: всегда остаётся сам собой. Не притворяется, ничего из себя не изображает — всегда Аласов… Однако погоди, Саргылана Тарасовна, за что же, не боясь греха, кукушка хвалит петуха?
Сейчас, сидя над тетрадями, Саргылана подумала: и всё-таки не в том только дело, что он её похвалил. Аласов действительно хороший человек. Недаром его полюбила Майя Ивановна — уж она-то способна полюбить лишь самого-самого…
— Ау, Ланочка!
В сенях загремели лыжи, застучали ботинки. В клубах пара и морозной свежести в комнату ввалились Майя Ивановна и Аласов — легки на помине.
— Эх, Ланочка, жаль, что не поехала с нами… Ты что такая?
— Какая?
— Какая-то не такая… О чём думала-мечтала?
— О любви, — смело сказала Саргылана.
— Вот это тема!
— О любви между мной и шестым «А». Вот посмотрите, какие они мне сочинения преподнесли! Сергей Эргисович, и вам хочу показать, почитайте, пожалуйста.
— «Если бы я был волшебником»… Гм… Сами придумали?
— Майя Ивановна, спите? Можно к вам?
— Можно, беги.
Девушка протопала босыми ногами по полу, нырнула к ней под одеяло.
— Аи, холодная… Повернись ко мне спиной, я тебя обниму.
— Майя Ивановна, мне мысль пришла…
— Опять! Я же тебе сказала: зови меня Майей… Или это так трудно?
— Майя… послушай, Майя, мне мысль пришла… Жизнь — какая всё-таки прекрасная! Всё вместе — и школа, и зима, и что вот я с вами, и мальчишки мои смешные… Жизнь — это чудо, правда?
— Правда, Лана.
— А этот Евсей Сектяев… Старуха наша нянечка зовёт его: Лэпсэй. Я ему тоже крикнула: Лэпсэй! А он мне: а?
— Имя как имя.
— Очень уж смешное. И сам он смешной… Танцует со мной, еле пальчиками держит. Вы Аласова всё вышучиваете, а мне его жалко. Я сколько раз думала: трудно вам вдвоём будет. Зато так инте-ересно! Если бы Лэпсэй был такой…
— Что ты, Ланочка? О чём ты?
Но девушка, не досказав, стихла на полуслове.
Майя бережно подоткнула под неё край одеяла, легла поудобней и стала глядеть во тьму. В ночной тишине потрескивала наружная ледяная обмазка кухонного окна: трак, трак…
XX. Кто пробивает лыжню
Аласов строго-настрого сказал себе: дружба так дружба, и незачем мутить душу бесполезными мыслями. Всё между ними должно быть просто: вот стали они на лыжи, проверили крепления, палки в руки и — вперёд! Свежий ветер, быстрый бег хорошо приводят человека в трезвые чувства…
В воскресенье Аласов должен был вывести на заре своих десятиклассников в большой лыжный поход. Решили сходить к старому кладбищу, на могилы первых арылахских коммунистов — Семёна Кымова, Лэгэнтэя Нохсорова. «Союз боевых следопытов» хочет собирать исторические материалы о гражданской войне, об организации колхоза. Поход — всему начало.
Где-нибудь на Кавказе весь аул сбегается на общий танец. В Прибалтике сотни людей собирает певческий хор. На Рязанщине любят массовые грибные набеги. А в Якутии — лыжи. Сколько связано с ними славных минут в жизни каждого северянина, какие давние и добрые традиции живут в этих общих снежных походах!
— Физкульт-привет, Майя!
— Здравствуйте, Сергей Эргисович!
Опёршись на палки и притоптывая лыжами, Майя ждала общей команды. Какое сегодня славное утро! И как жаль, что Саргылана не увидит его. Майя поглядела на дорогу: может, всё-таки передумает, оторвётся от своих тетрадок? Совсем замучила себя, бедняжка. Пословица есть: способный на одном месте не засидится. А с моей девочкой как раз наоборот: способная, потому и с места не сдвинешь.
— Здравствуй, Майя.
А, Надежда Пестрякова, собственной персоной.
— Здравствуй…
В своей богатой дохе из лисьих лапок проплыла Пестрякова мимо — уж не собралась ли и она в поход? Нет, пришла дочку проводить. С каких это пор Надежда Пестрякова стала такой сверхзаботливой мамой, — несмотря на ранний час, хочет на своей девочке шарфик поправить…
— Ах, Майя Ивановна, миллион извинений!..
Едва не налетела на Майю невесть откуда взявшаяся Степанида Хастаева — уже раскраснелась, полна боевого задора. Пыжиковая шапка чуть набекрень, спортивные брюки обтягивают бёдра.
— И вы тоже, Майя Ивановна?
— Тоже, Стёпочка.
— Вы, Майя Ивановна, говорят, лыжница азартная?
— Азартная, Стёпа.
— Ну что ж, посоревнуемся. Я ведь — ух! — Стёпа сделала разбойничьи глаза. — Я ведь, Майя Ивановна, своего не упущу, прямо говорю. И уж если соревноваться… я имею в виду лыжи… так я в лепёшку расшибусь!
— Стёпа, не надо расшибаться. И обратите внимание на свои крепления — как бы и вправду не расшибиться.
Но Стёпа уже не слушает её. Вытянув шею, она смотрит в сторону Аласова, который в эту минуту разговаривает с Надеждой Пестряковой, та о чём-то расспрашивает его, он отвечает, показывая рукой на сопки, засмеялись чему-то. А вот уже настоящий удар для Стёпы: Надежда привлекает Аласова к себе и застёгивает потуже «молнию» на его куртке…
Майя едва удержалась, чтобы не рассмеяться, — бедная Стёпа, она прямо-таки с лица спала. Ах, Стёпа, Стёпа! Пока ты мне своими «соревнованиями» грозишь, там другая ему «молнию» поправляет. Нет, глупая Стёпа, не я твоя соперница. Жаль, что некие «светские условности» не позволяют сказать тебе открыто: да не косись ты на меня, не жги порох понапрасну!
Поскорее бы Стёпа окрутила нашего блестящего холостяка. А то наши женщины словно с ума посходили, то и знай шушукаются в учительской. Надежда Пестрякова вон вдруг стала проявлять к лыжным походам небывалый интерес. Стёпу здесь сто раз понять можно, простить ей любую выходку, но куда эта лезет в своей боярской дохе, мать семейства, мужняя жена! Не ей ли одной когда-то только и светила его любовь, а она? Нет у мужчин гордости. Я бы на месте Аласова показала этой Пестряковой «возврат нежных чувств»!
Сергей шагает сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91