Впрочем, не будем торопиться с выводами, никаких предвзятых суждений…
Тимир Иванович Пестряков встретил инспектора роно с понятным смущением: только что школу хвалили на совещании, вышла в Якутске книга о её передовом опыте, ещё переживает коллектив свою невосполнимую утрату, хвоя после похорон увять не успела… А тут на тебе…
— Справедливо, Тимир Иванович, справедливо, — успокоил Логлоров завуча. — О Всеволоде Николаевиче мы все в районе горевали. Но жизнь есть жизнь. И знаете, уважаемый Тимир Иванович, именно сейчас и надо быть особенно строгим. Речь ведь идёт о чести школы, которую он создавал.
Пестряков, человек тактичный, не стал предлагать инспектору, приехавшему на расследование, остановиться в доме у него или у кого-либо из учителей. Логлорову застелили койку в библиотеке, а готовить пищу поручили школьной сторожихе бабушке Фекле. Он принял это с солдатской стойкостью: объективность и ещё раз объективность!
Пока не накоплено достаточно сведений, Логлоров не спешил трогать главного виновника. Но сам случай столкнул их. Видимо, Аласов запомнил его ещё с осени, увидев, просто-таки расцвёл:
— Товарищ Логлоров, какими ветрами!
Логлоров не мог видеть в эту минуту собственного лица, но представить мог: недаром Аласов поперхнулся да так и остался стоять в растерянности. Догадался, какими ветрами занесло сюда инспектора роно!
Утром следующего дня, согласно разработанному плану, Логлоров принялся за директора школы Кубарова.
— Не читал я этой тетради. И читать не стану. Тимофей Федотович, Христом-богом прошу вас — не впутывайте вы меня, пожалуйста, в это дело.
— Я думаю, что Фёдор Баглаевич правильно мыслит, — вмешался завуч. — К данному вопросу нет нужды привлекать слишком многих. Чем больше людей, тем больше позора, — об этой стороне тоже надо думать. В письме указаны определённые факты. Самое главное — выяснить, достоверны эти факты или недостоверны. Я верно понял вашу миссию, Тимофей Федотович?
— Поняли-то верно. Но директор школы…
— А может, достаточно будет, если от имени дирекции приму участие я, заведующий учебной частью?
Кубаров, воспользовавшись таким оборотом дела, быстро собрался и ушёл. Улизнул.
— Фёдор Баглаевич убит горем, совсем сдал старик, — сказал завуч после его ухода. — С покойным Левиным они были друзья, погодки. Вы беднягу уж не донимайте. Ах, Аласов, Аласов… Я-то уже привык к таким превратностям жизни, но у Фёдора Баглаевича он был любимым учеником… Тимофей Федотович, если не секрет: когда вы будете разговаривать с самим Аласовым?
— Вечером. Прошу его предупредить.
— Предупредим. И с девочкой будете? После уроков можно и её вызвать.
— И ещё, товарищи, есть новость, — Кылбанов перешёл на шёпот. — Этот Аласов, оказывается, из тех, у кого закон в кулаке. Даже дракой не назовёшь — одностороннее избиение…
— Кого это он? Когда? — оживился завуч.
— Антипина, моториста с электростанции. Избил в присутствии учеников, достоверный факт.
— А что говорит сам Антипин?
— Вот этого не знаю. Не разговаривал с Антипиным. Я вам, Тимофей Федотович, официально заявил о факте, а вы уж сами решайте, что и как.
После обеда Логлоров отправился на электростанцию. В сумеречном большом помещении с земляным полом стоял грохот, крупный мужчина в заячьем треухе возился с чем-то в углу.
— Скажите, кто здесь Антипин?
— Я Антипин, — с трудом выдавил из себя мужчина, взгляд его шарил по углам.
— Если не ошибаюсь, вы отец ученика Гоши Кудаиcова?
— Отчим я ему…
— А я из отдела народного образования. Приехал я к вам, товарищ Антипин, вот зачем. Знаете ли вы учителя Аласова?
— З-знаю…
— Товарищ Антипин, верно ли, что учитель Аласов минувшей осенью избил вас в вашем же доме?
— Заходить-то он заходил…
— Не смущайтесь, товарищ Антипин, расскажите всё по порядку.
— Избивать он меня, конечно, не избивал… Но ударил…
— Один раз ударил или больше?
— Два раза, кажется…
— И сильно?
— Ага… сильно, — Антипин пощупал челюсть.
— За что он вас ударил?
— Да так просто…
— Неужто «так просто» можно прийти в дом и бить человека?
— Да вот… так.
— А вы его ударили?
— Н-нет…
— Прекрасно! За что же всё-таки он вас два раза ударил?
— Пьянствовал крепко… — сказал Антипин, после некоторого молчания.
— Хорошо. И что же было после того, как он ударил вас два раза?
— Ничего… Удрал я.
— А почему не пожаловались?
— Не имею привычки такой.
— Встречались ли вы с Аласовым после этого?
— Встречался.
— О чём-нибудь он говорил с вами?
— Н-нет… деньги давал.
— Деньги? А вы?
— Взял…
— Вот как! Почему же он предлагал вам деньги?
— Не знаю.
— Но что-нибудь он говорил, когда предлагал деньги?
— Да ничего особенного…
— Вспомните-ка хорошенько, Антипин.
— Да вот… того… — Антипин почесал затылок. — Сказал, чтобы я купил продуктов и прочее.
— А вы как думаете, почему он дал вам денег?
— Не знаю.
Логлоров ещё помучился немного с неразговорчивым мотористом, но ничего существенного больше выудить не смог. Впрочем, чего-либо добавлять к услышанному и не требовалось!
— Всё, что вы сейчас сказали, чистая правда, так, товарищ Антипин?
— Чистая правда.
— И вы обо всём смогли бы написать мне?
— Нет, писать не буду! — категорически отказался Антипин, даже головой затряс.
На обратном пути Логлоров размышлял о людях, во множестве встречавшихся ему на нелёгком его инспекторском пути. Вот Антипин. Простой мужик, тёмный. Другой бы на предложение написать немедленно схватился за карандаш и бумагу, отомстил бы сполна. А этот ничего писать не желает, какой-то святой дядя. Хотя, похоже, и на самом деле выпить не дурак.
Теперь сравни этих двух — прекрасно выглядящего внешне, пышущего крепким здоровьем Аласова и тёмного, несимпатичного с виду рабочего человека. Недаром старые якуты говорят: корова пестра снаружи, а человек изнутри…
Послушаем, послушаем, что ответит и как всё объяснит сам Аласов. Трудно даже вообразить, как тут можно оправдаться. Букет подобрался! Не сработался с коллективом — чистая правда. Стал в школе зачинщиком склоки — правда. Сорвал обращение к выпускникам района — правда. Избил Антипина — правда. Пусть даже и не подтвердится связь с ученицей, и без того достаточно.
Смуглая, с диковатым взглядом — как у оленёнка, когда его запрут в узкий загон, — девушка сидела, опустив голову. Вошёл инспектор, она краем глаза стрельнула на него и опустила голову ещё ниже.
— Тимофей Федотович, вот Нина Габышева. Поговорите с ней. — Пестряков уступил инспектору кресло.
Логлоров в кресло не сел, а пошёл за стулом в дальний конец комнаты, на ходу соображая, как приступить к разговору. Разговор такой, что любое слово — уже бестактность. И неизвестно, о чём тут говорили с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91
Тимир Иванович Пестряков встретил инспектора роно с понятным смущением: только что школу хвалили на совещании, вышла в Якутске книга о её передовом опыте, ещё переживает коллектив свою невосполнимую утрату, хвоя после похорон увять не успела… А тут на тебе…
— Справедливо, Тимир Иванович, справедливо, — успокоил Логлоров завуча. — О Всеволоде Николаевиче мы все в районе горевали. Но жизнь есть жизнь. И знаете, уважаемый Тимир Иванович, именно сейчас и надо быть особенно строгим. Речь ведь идёт о чести школы, которую он создавал.
Пестряков, человек тактичный, не стал предлагать инспектору, приехавшему на расследование, остановиться в доме у него или у кого-либо из учителей. Логлорову застелили койку в библиотеке, а готовить пищу поручили школьной сторожихе бабушке Фекле. Он принял это с солдатской стойкостью: объективность и ещё раз объективность!
Пока не накоплено достаточно сведений, Логлоров не спешил трогать главного виновника. Но сам случай столкнул их. Видимо, Аласов запомнил его ещё с осени, увидев, просто-таки расцвёл:
— Товарищ Логлоров, какими ветрами!
Логлоров не мог видеть в эту минуту собственного лица, но представить мог: недаром Аласов поперхнулся да так и остался стоять в растерянности. Догадался, какими ветрами занесло сюда инспектора роно!
Утром следующего дня, согласно разработанному плану, Логлоров принялся за директора школы Кубарова.
— Не читал я этой тетради. И читать не стану. Тимофей Федотович, Христом-богом прошу вас — не впутывайте вы меня, пожалуйста, в это дело.
— Я думаю, что Фёдор Баглаевич правильно мыслит, — вмешался завуч. — К данному вопросу нет нужды привлекать слишком многих. Чем больше людей, тем больше позора, — об этой стороне тоже надо думать. В письме указаны определённые факты. Самое главное — выяснить, достоверны эти факты или недостоверны. Я верно понял вашу миссию, Тимофей Федотович?
— Поняли-то верно. Но директор школы…
— А может, достаточно будет, если от имени дирекции приму участие я, заведующий учебной частью?
Кубаров, воспользовавшись таким оборотом дела, быстро собрался и ушёл. Улизнул.
— Фёдор Баглаевич убит горем, совсем сдал старик, — сказал завуч после его ухода. — С покойным Левиным они были друзья, погодки. Вы беднягу уж не донимайте. Ах, Аласов, Аласов… Я-то уже привык к таким превратностям жизни, но у Фёдора Баглаевича он был любимым учеником… Тимофей Федотович, если не секрет: когда вы будете разговаривать с самим Аласовым?
— Вечером. Прошу его предупредить.
— Предупредим. И с девочкой будете? После уроков можно и её вызвать.
— И ещё, товарищи, есть новость, — Кылбанов перешёл на шёпот. — Этот Аласов, оказывается, из тех, у кого закон в кулаке. Даже дракой не назовёшь — одностороннее избиение…
— Кого это он? Когда? — оживился завуч.
— Антипина, моториста с электростанции. Избил в присутствии учеников, достоверный факт.
— А что говорит сам Антипин?
— Вот этого не знаю. Не разговаривал с Антипиным. Я вам, Тимофей Федотович, официально заявил о факте, а вы уж сами решайте, что и как.
После обеда Логлоров отправился на электростанцию. В сумеречном большом помещении с земляным полом стоял грохот, крупный мужчина в заячьем треухе возился с чем-то в углу.
— Скажите, кто здесь Антипин?
— Я Антипин, — с трудом выдавил из себя мужчина, взгляд его шарил по углам.
— Если не ошибаюсь, вы отец ученика Гоши Кудаиcова?
— Отчим я ему…
— А я из отдела народного образования. Приехал я к вам, товарищ Антипин, вот зачем. Знаете ли вы учителя Аласова?
— З-знаю…
— Товарищ Антипин, верно ли, что учитель Аласов минувшей осенью избил вас в вашем же доме?
— Заходить-то он заходил…
— Не смущайтесь, товарищ Антипин, расскажите всё по порядку.
— Избивать он меня, конечно, не избивал… Но ударил…
— Один раз ударил или больше?
— Два раза, кажется…
— И сильно?
— Ага… сильно, — Антипин пощупал челюсть.
— За что он вас ударил?
— Да так просто…
— Неужто «так просто» можно прийти в дом и бить человека?
— Да вот… так.
— А вы его ударили?
— Н-нет…
— Прекрасно! За что же всё-таки он вас два раза ударил?
— Пьянствовал крепко… — сказал Антипин, после некоторого молчания.
— Хорошо. И что же было после того, как он ударил вас два раза?
— Ничего… Удрал я.
— А почему не пожаловались?
— Не имею привычки такой.
— Встречались ли вы с Аласовым после этого?
— Встречался.
— О чём-нибудь он говорил с вами?
— Н-нет… деньги давал.
— Деньги? А вы?
— Взял…
— Вот как! Почему же он предлагал вам деньги?
— Не знаю.
— Но что-нибудь он говорил, когда предлагал деньги?
— Да ничего особенного…
— Вспомните-ка хорошенько, Антипин.
— Да вот… того… — Антипин почесал затылок. — Сказал, чтобы я купил продуктов и прочее.
— А вы как думаете, почему он дал вам денег?
— Не знаю.
Логлоров ещё помучился немного с неразговорчивым мотористом, но ничего существенного больше выудить не смог. Впрочем, чего-либо добавлять к услышанному и не требовалось!
— Всё, что вы сейчас сказали, чистая правда, так, товарищ Антипин?
— Чистая правда.
— И вы обо всём смогли бы написать мне?
— Нет, писать не буду! — категорически отказался Антипин, даже головой затряс.
На обратном пути Логлоров размышлял о людях, во множестве встречавшихся ему на нелёгком его инспекторском пути. Вот Антипин. Простой мужик, тёмный. Другой бы на предложение написать немедленно схватился за карандаш и бумагу, отомстил бы сполна. А этот ничего писать не желает, какой-то святой дядя. Хотя, похоже, и на самом деле выпить не дурак.
Теперь сравни этих двух — прекрасно выглядящего внешне, пышущего крепким здоровьем Аласова и тёмного, несимпатичного с виду рабочего человека. Недаром старые якуты говорят: корова пестра снаружи, а человек изнутри…
Послушаем, послушаем, что ответит и как всё объяснит сам Аласов. Трудно даже вообразить, как тут можно оправдаться. Букет подобрался! Не сработался с коллективом — чистая правда. Стал в школе зачинщиком склоки — правда. Сорвал обращение к выпускникам района — правда. Избил Антипина — правда. Пусть даже и не подтвердится связь с ученицей, и без того достаточно.
Смуглая, с диковатым взглядом — как у оленёнка, когда его запрут в узкий загон, — девушка сидела, опустив голову. Вошёл инспектор, она краем глаза стрельнула на него и опустила голову ещё ниже.
— Тимофей Федотович, вот Нина Габышева. Поговорите с ней. — Пестряков уступил инспектору кресло.
Логлоров в кресло не сел, а пошёл за стулом в дальний конец комнаты, на ходу соображая, как приступить к разговору. Разговор такой, что любое слово — уже бестактность. И неизвестно, о чём тут говорили с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91