– Я никогда не стеснялась того, что делаю, и того, кто я есть, господин Грозев, – холодно проговорила она. – Может быть, вы неправильно меня поняли…
Грозев с улыбкой смотрел на ее разрумянившуюся щеку.
– Нет, – покачал он головой. – Просто мне хотелось знать, что определяет ваше представление о достойном и недостойном у людей.
София ничего не ответила. Она по-прежнему смотрела вперед, лицо ее постепенно погасло. Когда они взобрались наверх, девушка дернула поводья и пустила Доксу галопом. Вскоре показалось поле. Солнце освещало верхушки деревьев, растущих вдоль реки, легкий, прозрачный воздух чуть заметно дрожал. София нервно правила лошадью. Доксе как будто передалось возбужденное состояние хозяйки. Когда они подъехали к саду возле имения, София снова пустила лошадь вскачь. Грозев последовал за ней. Воистину, наездница была капризной и своенравной.
У конюшни София осадила Доксу так резко, что кобыла почти присела на задние ноги и зафыркала, мотая головой. Наездница спрыгнула, прежде чем Грозев успел ей подать руку.
Аргиряди, как видно, слышал топот копыт, потому что вышел на террасу.
– А я уж было подумал, что вы добрались до Мечкюра, – заметил он.
– Мы ездили к нижним мельницам, – ответила София, изо все» сил стараясь сохранить спокойствие. – Но у меня разболелась голова…
Она подошла к отцу и поцеловала его в щеку.
– Поэтому я пойду прилягу… – Потом обернулась к Грозеву: – До свидания, господин Грозев, благодарю вас…
На ее бледном лице странно блестели темные глаза.
– Я тоже вам благодарен, мадемуазель, – ответил Грозев со сдержанной, ничего не выражающей улыбкой. – До свидания…
Ночью София не сомкнула глаз. На другой день она отказалась спуститься вниз, придумав какой-то предлог, весь день провела у себя в комнате и оделась незадолго до того, как Аргиряди отправился в Пловдив. Обычно отец возвращался в город в воскресенье вечером, а она с тетей Елени в понедельник утром. Но на этот раз София выразила желание вернуться вместе с отцом. Аргиряди сразу же согласился, тем более, что дочь действительно выглядела неважно.
По дороге Аргиряди перебирал в уме услышанное сегодня за столом. Война выявила полную беспомощность и неспособность турок обеспечить пропитание войскам и городскому населению. Аргиряди случалось жить в Европе, и он хорошо знал, что судьба государств зависит не только от штыков и блеска мундиров, но и от мешков зерна, от рулонов тканей и черных слитков металла, которые сгружались в портах. Снабжение же Румелии день ото дня становилось все хуже. Но вместо беспокойства в душе торговца была досада и холодное безразличие.
Рядом с ним куталась в пелерину София. Она вспоминала вчерашний день, цепляясь за каждую подробность и спрашивая себя, почему слова Грозева вызвали в душе раздражение? Что он хотел сказать своими намеками? Что в поведении гостя заставляло ее терять способность владеть собой? Она закусила губу. Ничего не скажешь, она вела себя, как девчонка: сначала по-глупому болтала, а после этого – вспылила хуже новенькой пансионерки. Был ли он ей неприятен? Нет. В нем даже есть что-то такое, что ей определенно нравилось. София тряхнула головой, как бы отгоняя назойливые мысли, и выглянула наружу.
Фаэтон ехал по глухим улочкам Тахтакале, фонари у домов тускло светили. София еще раз решительно тряхнула головой. Нет! Больше она не станет о нем думать! Никогда! Но и ненавидеть тоже не будет. Просто станет относиться к нему с полным безразличием. Она презрительно усмехнулась. У нее достаточно сильный характер, чтобы подчинить воле свои чувства. София откинула с лица накидку, Холодный воздух освежил пылающие щеки. По небу плыли низкие облака. Пахло дождем…
На другой день девушка встала рано. Помогла по дому, а к обеду оделась и сказала, что пойдет к Жейне Джумалиевой. Они не виделись с ней больше месяца.
Жейна была на два года младше, но дружили они с детства. Разлука не помешала этой дружбе, сохранилось очарование детских лет. После возвращения из Одессы дочь Джумалиева называла Софию Соней, и той нравилось это русское имя, которое звучало в устах Жейны очень мелодично.
Отправляясь сегодня к Джумалиевым, София решила попросить у Жейны китового уса для кринолина. Но, пройдя немного по улице, почувствовала, как в душе поднимается презрение к самой себе. Ведь кринолин понадобится ей только зимой. Она остановилась у церковной стены. Сердце сильно стучало в груди. Что будет проявлением слабости – вернуться или продолжить путь? Поколебавшись, София двинулась дальше. Она поняла, что душевное равновесие, которым она всегда так гордилась, теперь висит на волоске, и потребуется много усилий, чтобы сохранить его.
Она думала об этом, поднимаясь по лестнице дома Джумалиевых. Непонятное волнение заставляло замедлять шаги, делало их неуверенными.
Жейна радостно встретила гостью. Обняв за талию, повела ее в свою комнату.
Эта комната всегда радовала Софию своей пестротой. На стене висели небольшие акварели с видами Одессы, на камине стояли статуэтки русских крестьянок, выполненные из стекла; на столике из черного дерева – пестрые деревянные фигурки.
Жейна взяла из рук подруги зонтик и поставила его в бронзовую стойку у камина. Потом снова порывисто обняла Софию, спрятав лицо у нее на груди. Задыхаясь, промолвила:
– Соня, миленькая моя Соня…
Когда она оторвалась от Софии, та заметила, что щеки Жейны горят, а глаза лихорадочно блестят.
– Что с тобой, Жейна? Что произошло? – спросила она девушку, легонько касаясь ее щеки.
– Ничего… Я так ждала тебя… Ах, как я тебя ждала…
София пристально вгляделась в нее. Подчиняясь интуиции, она пыталась отгадать причину перемены в выражении лица девушки.
– С тобой что-то творится, – решительно заявила она, погладив Жейну по русым волосам. – Ну-ка, рассказывай…
– Ну как тебе сказать… – Жейна прижала руки к груди и замолчала, словно подыскивая слова. – Может быть, это глупо… И не стоит говорить… Но мне хотелось тебя увидеть… Очень хотелось…
София, ничего не говоря, усадила ее на диван рядом с собой.
– Я просто удивляюсь тебе, – сказала она. – Сегодня ты какая-то особенная. Что-нибудь случилось?
Жейна на миг закрыла глаза.
– Ты только не смейся… Я, наверно, все это придумала. – Она покачала головой и откинулась назад. – Ничего нет… И ничего не может быть… Но мне хотелось бы, чтобы ты его увидела, поговорила с ним… Ты лучше всего можешь понять и оценить его… Но сейчас eго нет дома, он обычно выходит рано утром…
Жейна помолчала, потом склонила голову на плечо Софии и тихо промолвила:
– О, Соня! Никогда, никогда прежде мне не доводилось испытывать подобное… Никогда…
София все поняла. Она чувствовала, как сильно бьется сердце девушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109