Верно, оно мешало Софии увидеть мир таким, какой он есть, отдаляло ее, и сейчас он ощущал это особенно сильно.
– Благодарю вас за волшебный вечер, – молвил Грозев. Помолчав немного, добавил: – И за музыку Монтеверди, за то мгновение, которое приблизило вас, показало в истинном вашем обличье…
София вздрогнула, как от удара. Как-то удивленно взглянула на него.
– Это случайно… – прошептала она. – Забудьте об этом. Я вовсе не смотрела на вас…
На глаза ее навернулись слезы, она с трудом удерживалась, чтобы не расплакаться. Но, овладев собой, сказала изменившимся голосом:
– И никогда, слышите, никогда больше не посмотрю на вас… Ни разу в жизни… Спокойной ночи!
Она обернулась и, придерживая платье рукой, почти бегом поднялась по лестнице.
Грозев проводил ее взглядом. Улегшееся было волнение вновь поднялось в груди. Удар попал в цель. Лед тронулся. Только что перед ним предстала иная, настоящая София. Он повернулся и направился вниз по ярко освещенной лестнице.
А София, задыхаясь, ворвалась в комнату и, яростно захлопнув за собой дверь, повернула ключ. Потом, зажав руками рот, бросилась на кровать и беззвучно зарыдала.
9
Стефан Данов медленно водил пальцем по странице, следя за тем, что читал писарь Айдер-бега. Рядом с ним напряженно слушал Гвараччино. Никое Апостолидис рассматривал сквозь дым сигареты пуговицы на мундире Айдер-бега и лениво думал о Стамбуле, о том, как неумолимо время, как быстро удовольствие сменяется скукой.
Когда писарь окончил читать, Гвараччино бросил небрежный взгляд в нижний угол листа и сказал:
– Затем следует список квитанций и других документов. Перечислить их?
– Читай, читай, – отозвался Стефан, не поднимая глаз от листа. – Это самое главное…
Писарь продолжил чтение, но Гвараччино уже не слушал. Он думал, стоит ли заезжать в Эдирне к Блэнту или же отправиться прямо в Стамбул. Данову нельзя доверять – никто не знает, в каком свете он может представить все Савфет-паше, если останется наедине с ним.
– Так, – поднял голову Стефан, когда писарь кончил читать, и снял очки. – Очень хорошо… Все они – друзья русского консула Найдена Герова… Давались деньги – на покупку пшеницы, шерсти, возможно, для подкупа – пусть теперь доказывают, если могут…
Он собрал листы.
– Где это все произошло, Стефанаки-эфенди, в Пазарджике? – спросил Никос Апостолидис, не вставая с места.
Данов глухо засмеялся.
– Раз и ты спрашиваешь, значит, все в порядке. – Он согнул листы пополам и поднялся.
– Я только спрашиваю, Стефанаки-эфенди, разве это грех? – чувствовалось, что слова Данова задели Никоса. – Нас ведь тоже спросят. – И, помолчав, добавил: – Вчера я разговаривал с Амурат-беем. Так вот он считает все это делом прошлого и не видит никакого смысла…
– Военные… – желчно засмеялся Стефан. – Военные умеют лишь сражаться. Ничто другое их не интересует… А ведь война – нечто иное… Гораздо больше… Порох – это уже в самом конце, а начинается война задолго до этого – на рынках, в канцеляриях. Тогда, когда военные не отходят от карточного столика и гром орудий им даже не снится!
Данов снова сел.
– Если спросить Амурата, – продолжил он, – о положении на сегодняшний день, он без запинки отрапортует, что в Румелии столько-то войск, столько-то винтовок и пуль, столько-то пушек, а на Дунае от Видина до Силистры все спокойно, никаким порохом и не пахнет… И все.
Стефан склонился над столом.
– А ведь как раз сейчас ведется одно из страшнейших сражений этой войны. Без грохота орудий и без снарядов. Хочешь знать, чем воюют? – Стефан повернулся к Никосу. – Вот этим, – он изо всей силы хлопнул рукой по листкам, собранным на столе. Лицо его, ставшее багровым от прилива крови, выражало ненависть к окружающим, да и всему на свете: к Амурату, принявшему его со сдержанным презрением, к отцу и брату, к местным хитрым, двуличным бога геям, к этим двоим, которых десять дней он всюду таскал за собой.
– Надо дело делать, – сердито заговорил он снова. – И делать уже сейчас. Русские в невыгодном положении, неужто не понимаешь? Вот уже два месяца подготавливается англо-австрийский пакт против России, потому Александр не смеет форсировать Дунай по всей его длине. Тот переход, у Галаца, так, ворон пугать… Дым в глаза…
– Постой, Стефанаки-эфенди, – прервал его Апостолидис. – Но ведь существует священный союз между русским, австрийским и прусским императором.
– Да ты больше слушай, – разнервничался Стефан. – В политике «вечные», «священные» – все это пустые разговоры. Каждый смотрит на другого – когда тот ударит. Царь и министр Горчаков под воздействием событий в Европе обещали при посредничестве графа Шувалова, что русские войска дальше Стара-Планины не пойдут. И если англо-австрийский пакт будет принят, русские вообще останутся по ту сторону Дуная. Но для этого необходимо, чтобы Дизраэли получил полную поддержку парламента, а в данный момент против него оппозиция Гладстона – свыше двухсот голосов. В эти дни вес решится. Успех или неуспех Дизраэли зависит от многого, и одно из них вот это, – Стефан потряс листами. – Савфет-паша вот уже три месяца ожидает этого момента. Сейчас важно найти влиятельную газету, чтобы она опубликовала все это, чтобы посеять в душах людей сомнение, заставить их почувствовать неуверенность. И если все сделать вовремя и с умом, события примут совсем иной оборот… А Амурат-бей пусть себе считает стволы у немецких пушек…
Стефан достал из кармана платок и утер пот со лба. В комнате было душно. Он подошел к окну и с наслаждением толкнул обе створки. Город казался вымершим под жарким южным солнцем. Полуденный зной загнал все живое в спасительную тень. Стефан вдруг пожалел о том, что говорил с презрением об Амурате именно перед этими двумя…
В то же самое время Борис Грозев торопливо шагал по узким и жарким, словно раскаленная сковородка, улочкам Тахтакале. Он обещал быть в постоялом дворе Куршумли где-то между двумя и тремя пополудни. В последнее время случились события, еще больше затруднившие связь с комитетом в Бухаресте и Джурджу.
В начале мая турки закрыли греческое консульство в Одрине. Димо Блысков, подозреваемый турецкими властями в незаконной деятельности, срочно уехал в Стамбул, где его приютил брат. В последнем письме Грозеву он сообщал, что попытается заново установить связь с Бухарестом через торговцев, останавливающихся в гостинице «Балкапан». Но для получения необходимых сведений нужен надежный курьер.
Существовала и еще одна трудность: после перехода Дуная русскими войсками у Галаца турки запретили болгарам использовать в поездках обыкновенные паспорта. Поэтому нужно было найти человека, абсолютно ни в чем не заподозренного властями, который имел бы документы подданного чужой страны и мог беспрепятственно добираться до Константинополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Благодарю вас за волшебный вечер, – молвил Грозев. Помолчав немного, добавил: – И за музыку Монтеверди, за то мгновение, которое приблизило вас, показало в истинном вашем обличье…
София вздрогнула, как от удара. Как-то удивленно взглянула на него.
– Это случайно… – прошептала она. – Забудьте об этом. Я вовсе не смотрела на вас…
На глаза ее навернулись слезы, она с трудом удерживалась, чтобы не расплакаться. Но, овладев собой, сказала изменившимся голосом:
– И никогда, слышите, никогда больше не посмотрю на вас… Ни разу в жизни… Спокойной ночи!
Она обернулась и, придерживая платье рукой, почти бегом поднялась по лестнице.
Грозев проводил ее взглядом. Улегшееся было волнение вновь поднялось в груди. Удар попал в цель. Лед тронулся. Только что перед ним предстала иная, настоящая София. Он повернулся и направился вниз по ярко освещенной лестнице.
А София, задыхаясь, ворвалась в комнату и, яростно захлопнув за собой дверь, повернула ключ. Потом, зажав руками рот, бросилась на кровать и беззвучно зарыдала.
9
Стефан Данов медленно водил пальцем по странице, следя за тем, что читал писарь Айдер-бега. Рядом с ним напряженно слушал Гвараччино. Никое Апостолидис рассматривал сквозь дым сигареты пуговицы на мундире Айдер-бега и лениво думал о Стамбуле, о том, как неумолимо время, как быстро удовольствие сменяется скукой.
Когда писарь окончил читать, Гвараччино бросил небрежный взгляд в нижний угол листа и сказал:
– Затем следует список квитанций и других документов. Перечислить их?
– Читай, читай, – отозвался Стефан, не поднимая глаз от листа. – Это самое главное…
Писарь продолжил чтение, но Гвараччино уже не слушал. Он думал, стоит ли заезжать в Эдирне к Блэнту или же отправиться прямо в Стамбул. Данову нельзя доверять – никто не знает, в каком свете он может представить все Савфет-паше, если останется наедине с ним.
– Так, – поднял голову Стефан, когда писарь кончил читать, и снял очки. – Очень хорошо… Все они – друзья русского консула Найдена Герова… Давались деньги – на покупку пшеницы, шерсти, возможно, для подкупа – пусть теперь доказывают, если могут…
Он собрал листы.
– Где это все произошло, Стефанаки-эфенди, в Пазарджике? – спросил Никос Апостолидис, не вставая с места.
Данов глухо засмеялся.
– Раз и ты спрашиваешь, значит, все в порядке. – Он согнул листы пополам и поднялся.
– Я только спрашиваю, Стефанаки-эфенди, разве это грех? – чувствовалось, что слова Данова задели Никоса. – Нас ведь тоже спросят. – И, помолчав, добавил: – Вчера я разговаривал с Амурат-беем. Так вот он считает все это делом прошлого и не видит никакого смысла…
– Военные… – желчно засмеялся Стефан. – Военные умеют лишь сражаться. Ничто другое их не интересует… А ведь война – нечто иное… Гораздо больше… Порох – это уже в самом конце, а начинается война задолго до этого – на рынках, в канцеляриях. Тогда, когда военные не отходят от карточного столика и гром орудий им даже не снится!
Данов снова сел.
– Если спросить Амурата, – продолжил он, – о положении на сегодняшний день, он без запинки отрапортует, что в Румелии столько-то войск, столько-то винтовок и пуль, столько-то пушек, а на Дунае от Видина до Силистры все спокойно, никаким порохом и не пахнет… И все.
Стефан склонился над столом.
– А ведь как раз сейчас ведется одно из страшнейших сражений этой войны. Без грохота орудий и без снарядов. Хочешь знать, чем воюют? – Стефан повернулся к Никосу. – Вот этим, – он изо всей силы хлопнул рукой по листкам, собранным на столе. Лицо его, ставшее багровым от прилива крови, выражало ненависть к окружающим, да и всему на свете: к Амурату, принявшему его со сдержанным презрением, к отцу и брату, к местным хитрым, двуличным бога геям, к этим двоим, которых десять дней он всюду таскал за собой.
– Надо дело делать, – сердито заговорил он снова. – И делать уже сейчас. Русские в невыгодном положении, неужто не понимаешь? Вот уже два месяца подготавливается англо-австрийский пакт против России, потому Александр не смеет форсировать Дунай по всей его длине. Тот переход, у Галаца, так, ворон пугать… Дым в глаза…
– Постой, Стефанаки-эфенди, – прервал его Апостолидис. – Но ведь существует священный союз между русским, австрийским и прусским императором.
– Да ты больше слушай, – разнервничался Стефан. – В политике «вечные», «священные» – все это пустые разговоры. Каждый смотрит на другого – когда тот ударит. Царь и министр Горчаков под воздействием событий в Европе обещали при посредничестве графа Шувалова, что русские войска дальше Стара-Планины не пойдут. И если англо-австрийский пакт будет принят, русские вообще останутся по ту сторону Дуная. Но для этого необходимо, чтобы Дизраэли получил полную поддержку парламента, а в данный момент против него оппозиция Гладстона – свыше двухсот голосов. В эти дни вес решится. Успех или неуспех Дизраэли зависит от многого, и одно из них вот это, – Стефан потряс листами. – Савфет-паша вот уже три месяца ожидает этого момента. Сейчас важно найти влиятельную газету, чтобы она опубликовала все это, чтобы посеять в душах людей сомнение, заставить их почувствовать неуверенность. И если все сделать вовремя и с умом, события примут совсем иной оборот… А Амурат-бей пусть себе считает стволы у немецких пушек…
Стефан достал из кармана платок и утер пот со лба. В комнате было душно. Он подошел к окну и с наслаждением толкнул обе створки. Город казался вымершим под жарким южным солнцем. Полуденный зной загнал все живое в спасительную тень. Стефан вдруг пожалел о том, что говорил с презрением об Амурате именно перед этими двумя…
В то же самое время Борис Грозев торопливо шагал по узким и жарким, словно раскаленная сковородка, улочкам Тахтакале. Он обещал быть в постоялом дворе Куршумли где-то между двумя и тремя пополудни. В последнее время случились события, еще больше затруднившие связь с комитетом в Бухаресте и Джурджу.
В начале мая турки закрыли греческое консульство в Одрине. Димо Блысков, подозреваемый турецкими властями в незаконной деятельности, срочно уехал в Стамбул, где его приютил брат. В последнем письме Грозеву он сообщал, что попытается заново установить связь с Бухарестом через торговцев, останавливающихся в гостинице «Балкапан». Но для получения необходимых сведений нужен надежный курьер.
Существовала и еще одна трудность: после перехода Дуная русскими войсками у Галаца турки запретили болгарам использовать в поездках обыкновенные паспорта. Поэтому нужно было найти человека, абсолютно ни в чем не заподозренного властями, который имел бы документы подданного чужой страны и мог беспрепятственно добираться до Константинополя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109