Затем созовем сход и решим, как с ней поступить.
Пора бежать отсюда – подробностей мне не вынести.
– Пойду я, пока меня не хватились. Так, значит, сегодня?
Деревенские закивали.
– Ты уж присмотри за тем, чтобы нам не помешали, камлот, – напомнил Гюнтер. – По всему видать, те двое, твои приятели, неплохо управляются с дубинками. Неохота мне потом ходить с проломленной башкой.
– Если все будет в порядке, я зажгу огонь у подножия креста.
– Ладно, дождемся твоего сигнала.
Подмешать маковый отвар во второй раз оказалось не так-то просто. Наригорм наверняка следила за мной. Вряд ли мне удалось бы капнуть несколько капель в общий котел, а в миски похлебку всегда разливала Адела. Пришлось пойти на хитрость. Легкий щипок за нежную детскую ножку – и Адела кинулась успокаивать Карвина, благодарная, что кто-то другой вызвался разлить по мискам еду. После дня, проведенного на охоте, Осмонд и Родриго жадно набросились на похлебку. Наригорм приняла угощение из моих рук, но на пути к своему месту споткнулась и выплеснула содержимое миски на траву.
– Не беда, давай еще налью!
Наригорм ласково улыбнулась.
– Сиди, камлот, я сама.
Ничего у меня не вышло. Неужто Наригорм поняла, что прошлой ночью ее подпоили?
Пока Адела успокаивала Карвина, все успело остыть. Недолго думая, она вылила миску в котел и села дожидаться, когда похлебка подогреется.
Неважно, главное, что уснут Осмонд и Родриго, а с Аделой я как-нибудь справлюсь. Возможно, чтобы заснуть мертвым сном, ей хватит того, что было в миске? По-настоящему меня тревожила Наригорм.
Вскоре Осмонда и Родриго начало неудержимо клонить ко сну. Осмонд обрадовался моему предложению постоять на часах вместо него и провалился в сон, не успев пробормотать слова благодарности. Один за другим все засыпали. Не ложилась только Наригорм. Она сидела напротив меня, спиной к болотам, в свете костра ее глаза поблескивали, а волосы, раздуваемые ветром, танцевали, словно язычки пламени.
Мне оставалось прислонить фонарь к кресту и ждать. Ночь выдалась ветреная и холодная. Может быть, Гюнтер прав и Наригорм способна вызывать бурю, просто тряхнув волосами? Ночью, на пронизывающем ветру, мне меньше всего хотелось, чтобы моя ложь обернулась правдой.
Наригорм поджидала меня у костра.
– Зачем ты выставил фонарь у креста? Думаешь, крест спасет тебя от волка?
Пришлось кивнуть – голос мне не повиновался. Уши пытались различить в завываниях ветра плеск весел. Его порывы задували пламя костра.
– Вчера ты что-то подложил мне в миску.
Молчание.
– Почему не отвечаешь? Думал, если я усну, волк не придет? Ничего, зато сегодня ты его услышишь! – В голосе Наригорм звучало торжество. – Как и остальные, хоть ты и подмешал им чего-то в похлебку. Сигнус слышал лебедей во сне, а это еще хуже. Во сне волчица может прийти и что-нибудь тебе сделать.
– А ты-то зачем это делаешь, Наригорм?
– Могу и делаю.
Ночь выдалась безлунная – тяжелые облака низко висели над нашими головами. Бледный свет фонаря рассеивал темноту не дальше чем на длину вытянутой руки. Увидят ли они нас?
– Ты уже говорила о Морриган. Твоя Морриган – древняя и жестокая богиня. Ты делаешь это, чтобы ей угодить?
Мне хотелось отвлечь девчонку разговором, но Наригорм не слушала.
Она вытащила руны и бросила перед собой. В середине круга что-то белело. Несколько перевязанных белой ниткой жестких волосин, которым предстояло сыграть перед доверчивыми покупателями роль прядки из бороды святой Ункумберы! Перевязанных моей рукой! Несколько таких же волосков были когда-то подарены слепой новобрачной. Внутри похолодело. Почему, решив раскинуть руны на меня, Наригорм выбрала именно эту вещь? Неужели догадалась о ее значении? Господи, только не это! Она открыла первую руну.
– Отал перевернутая. Дом, наследство. Ты давно думаешь о доме. Перевернутая руна означает, что ты одинок. Тебе суждено быть одному.
Не значит ли это, что мои помощники не придут? Нет, нельзя думать о них, иначе Наригорм прочтет мои мысли в рунах!
– А теперь я спрошу руны, чего ты боишься.
Она перевернула вторую дощечку.
– Это не волчья руна. Волка ты не боишься. Это хагалаз – град, стихия. Угроза и разрушение. Битва.
Наригорм подняла глаза.
– Я не ошиблась, была какая-то битва? Так в чем тут ложь?
О, как мне хотелось остановить ее! Если я снова смешаю руны, она прекратит, однако эта ночь не последняя, будут и другие. Если я хочу, чтобы все закончилось, нужно отвлечь ее внимание.
– Беркана перевернутая. Береза. Мать, но перевернутая. Твои домашние умерли? Нет… нет, ложь не здесь.
Глаза Наригорм расширились от удивления, и внезапно, запрокинув голову, она звонко расхохоталась. Подняв прядку с земли, девочка развязала нить и пустила волосины по ветру, затем спокойно собрала руны.
– Хагалаз, Морриган! Хагалаз, хагалаз, хагалаз, – повторяла она, закрыв глаза.
И вот в моих ушах снова зазвучали женские и детские крики. Звенели мечи, раздавались вопли и брань, но громче всего кричали мои дети, умоляя спасти их. Скорее, к ним! Вокруг темно, хоть глаз выколи. Я хватаю ветку, сую ее в костер; ветер так силен, что едва занявшийся сук гаснет. Ветер ревет, однако даже сквозь рев я слышу, как кричат мои дети.
Откуда-то из-за креста мои сынишки зовут меня в страхе и отчаянии. Они пропадают на болотах! Им угрожает опасность! Я бросаюсь к кресту. Какие-то тени скользят во мраке, тянут ко мне пальцы. Все плывет перед глазами. Я пытаюсь схватить протянутые руки, но хватаю лишь пустоту. Ползу вниз, по склону. Какая холодная и маслянистая вода! Пытаюсь ухватить пучок – мокрые травинки скользят между пальцами. Я тону.
30
ПРАВДА
Ноги по бедро увязли в густой липкой жиже, однако внезапно чьи-то руки схватили меня и выдернули из болота. Рядом возились еще двое. Подкравшись сзади к Наригорм, кто-то накинул ей на голову мешок. Наригорм завизжала. Кто-то (судя по широкой спине, Уильям) пытался заткнуть ей рот. Раздался вопль – девчонке удалось вцепиться зубами Уильяму в руку. Гюнтер пытался веревкой связать руки Наригорм за спиной. Неожиданно от хижины метнулась еще одна фигура.
– Не троньте ее!
Это была Адела – ее разбудил шум. Она принялась со всей мочи колотить Гюнтера посохом. Он уронил веревку и закрыл голову руками, защищаясь от ударов. Пришлось схватить Аделу сзади за руки и толкнуть вперед. Вскрикнув от боли, она неловко упала на живот.
Наригорм яростно сражалась за жизнь. Ей удалось распутать веревку, но на помощь товарищам с отмели спешили еще двое деревенских. Вчетвером им удалось снова связать отбивающуюся девчонку.
У костра зашевелился Родриго, однако действие маковой настойки еще сказывалось, и он никак не мог подняться с колен.
– Уносите девчонку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Пора бежать отсюда – подробностей мне не вынести.
– Пойду я, пока меня не хватились. Так, значит, сегодня?
Деревенские закивали.
– Ты уж присмотри за тем, чтобы нам не помешали, камлот, – напомнил Гюнтер. – По всему видать, те двое, твои приятели, неплохо управляются с дубинками. Неохота мне потом ходить с проломленной башкой.
– Если все будет в порядке, я зажгу огонь у подножия креста.
– Ладно, дождемся твоего сигнала.
Подмешать маковый отвар во второй раз оказалось не так-то просто. Наригорм наверняка следила за мной. Вряд ли мне удалось бы капнуть несколько капель в общий котел, а в миски похлебку всегда разливала Адела. Пришлось пойти на хитрость. Легкий щипок за нежную детскую ножку – и Адела кинулась успокаивать Карвина, благодарная, что кто-то другой вызвался разлить по мискам еду. После дня, проведенного на охоте, Осмонд и Родриго жадно набросились на похлебку. Наригорм приняла угощение из моих рук, но на пути к своему месту споткнулась и выплеснула содержимое миски на траву.
– Не беда, давай еще налью!
Наригорм ласково улыбнулась.
– Сиди, камлот, я сама.
Ничего у меня не вышло. Неужто Наригорм поняла, что прошлой ночью ее подпоили?
Пока Адела успокаивала Карвина, все успело остыть. Недолго думая, она вылила миску в котел и села дожидаться, когда похлебка подогреется.
Неважно, главное, что уснут Осмонд и Родриго, а с Аделой я как-нибудь справлюсь. Возможно, чтобы заснуть мертвым сном, ей хватит того, что было в миске? По-настоящему меня тревожила Наригорм.
Вскоре Осмонда и Родриго начало неудержимо клонить ко сну. Осмонд обрадовался моему предложению постоять на часах вместо него и провалился в сон, не успев пробормотать слова благодарности. Один за другим все засыпали. Не ложилась только Наригорм. Она сидела напротив меня, спиной к болотам, в свете костра ее глаза поблескивали, а волосы, раздуваемые ветром, танцевали, словно язычки пламени.
Мне оставалось прислонить фонарь к кресту и ждать. Ночь выдалась ветреная и холодная. Может быть, Гюнтер прав и Наригорм способна вызывать бурю, просто тряхнув волосами? Ночью, на пронизывающем ветру, мне меньше всего хотелось, чтобы моя ложь обернулась правдой.
Наригорм поджидала меня у костра.
– Зачем ты выставил фонарь у креста? Думаешь, крест спасет тебя от волка?
Пришлось кивнуть – голос мне не повиновался. Уши пытались различить в завываниях ветра плеск весел. Его порывы задували пламя костра.
– Вчера ты что-то подложил мне в миску.
Молчание.
– Почему не отвечаешь? Думал, если я усну, волк не придет? Ничего, зато сегодня ты его услышишь! – В голосе Наригорм звучало торжество. – Как и остальные, хоть ты и подмешал им чего-то в похлебку. Сигнус слышал лебедей во сне, а это еще хуже. Во сне волчица может прийти и что-нибудь тебе сделать.
– А ты-то зачем это делаешь, Наригорм?
– Могу и делаю.
Ночь выдалась безлунная – тяжелые облака низко висели над нашими головами. Бледный свет фонаря рассеивал темноту не дальше чем на длину вытянутой руки. Увидят ли они нас?
– Ты уже говорила о Морриган. Твоя Морриган – древняя и жестокая богиня. Ты делаешь это, чтобы ей угодить?
Мне хотелось отвлечь девчонку разговором, но Наригорм не слушала.
Она вытащила руны и бросила перед собой. В середине круга что-то белело. Несколько перевязанных белой ниткой жестких волосин, которым предстояло сыграть перед доверчивыми покупателями роль прядки из бороды святой Ункумберы! Перевязанных моей рукой! Несколько таких же волосков были когда-то подарены слепой новобрачной. Внутри похолодело. Почему, решив раскинуть руны на меня, Наригорм выбрала именно эту вещь? Неужели догадалась о ее значении? Господи, только не это! Она открыла первую руну.
– Отал перевернутая. Дом, наследство. Ты давно думаешь о доме. Перевернутая руна означает, что ты одинок. Тебе суждено быть одному.
Не значит ли это, что мои помощники не придут? Нет, нельзя думать о них, иначе Наригорм прочтет мои мысли в рунах!
– А теперь я спрошу руны, чего ты боишься.
Она перевернула вторую дощечку.
– Это не волчья руна. Волка ты не боишься. Это хагалаз – град, стихия. Угроза и разрушение. Битва.
Наригорм подняла глаза.
– Я не ошиблась, была какая-то битва? Так в чем тут ложь?
О, как мне хотелось остановить ее! Если я снова смешаю руны, она прекратит, однако эта ночь не последняя, будут и другие. Если я хочу, чтобы все закончилось, нужно отвлечь ее внимание.
– Беркана перевернутая. Береза. Мать, но перевернутая. Твои домашние умерли? Нет… нет, ложь не здесь.
Глаза Наригорм расширились от удивления, и внезапно, запрокинув голову, она звонко расхохоталась. Подняв прядку с земли, девочка развязала нить и пустила волосины по ветру, затем спокойно собрала руны.
– Хагалаз, Морриган! Хагалаз, хагалаз, хагалаз, – повторяла она, закрыв глаза.
И вот в моих ушах снова зазвучали женские и детские крики. Звенели мечи, раздавались вопли и брань, но громче всего кричали мои дети, умоляя спасти их. Скорее, к ним! Вокруг темно, хоть глаз выколи. Я хватаю ветку, сую ее в костер; ветер так силен, что едва занявшийся сук гаснет. Ветер ревет, однако даже сквозь рев я слышу, как кричат мои дети.
Откуда-то из-за креста мои сынишки зовут меня в страхе и отчаянии. Они пропадают на болотах! Им угрожает опасность! Я бросаюсь к кресту. Какие-то тени скользят во мраке, тянут ко мне пальцы. Все плывет перед глазами. Я пытаюсь схватить протянутые руки, но хватаю лишь пустоту. Ползу вниз, по склону. Какая холодная и маслянистая вода! Пытаюсь ухватить пучок – мокрые травинки скользят между пальцами. Я тону.
30
ПРАВДА
Ноги по бедро увязли в густой липкой жиже, однако внезапно чьи-то руки схватили меня и выдернули из болота. Рядом возились еще двое. Подкравшись сзади к Наригорм, кто-то накинул ей на голову мешок. Наригорм завизжала. Кто-то (судя по широкой спине, Уильям) пытался заткнуть ей рот. Раздался вопль – девчонке удалось вцепиться зубами Уильяму в руку. Гюнтер пытался веревкой связать руки Наригорм за спиной. Неожиданно от хижины метнулась еще одна фигура.
– Не троньте ее!
Это была Адела – ее разбудил шум. Она принялась со всей мочи колотить Гюнтера посохом. Он уронил веревку и закрыл голову руками, защищаясь от ударов. Пришлось схватить Аделу сзади за руки и толкнуть вперед. Вскрикнув от боли, она неловко упала на живот.
Наригорм яростно сражалась за жизнь. Ей удалось распутать веревку, но на помощь товарищам с отмели спешили еще двое деревенских. Вчетвером им удалось снова связать отбивающуюся девчонку.
У костра зашевелился Родриго, однако действие маковой настойки еще сказывалось, и он никак не мог подняться с колен.
– Уносите девчонку!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114