Может быть, привычные фигуры Родриго и Осмонда впереди помогли ей преодолеть страх перед бурным потоком.
Они почти выбрались на другой берег, когда позади нас на мосту вскрикнула Адела и почти сразу раздался второй крик – Осмонда. Мы обернулись и увидели, что молоденький паренек обхватил Аделу за пояс и приставил ей к горлу нож. Второй человек, постарше, на противоположном берегу упер острие пики в шею Осмонда. Покуда мы смотрели в ошеломлении, с другой стороны моста, преградив нам путь, показались женщина и девочка, тоже с ножами. Все четверо были тощие, но жилистые, словно пережили голодные времена, но не умерли, а стали только крепче. Грязные, в лохмотьях, они тем не менее отнюдь не походили на трусливых оборванцев. Злобные лица всех, даже девочки, не оставляли сомнений, что эти люди без колебаний пустят в ход ножи.
Старший крикнул:
– Платите пошлину, коли желаете переправиться!
Он был бос, остальное тело покрывала одежда из темной, плесневелой кожи, голову венчал кожаный шлем. Руки и лицо настолько потемнели и сморщились от солнца, ветра и снега, что почти не отличались от платья.
– Ты всегда так собираешь пошлину, с ножом к горлу? Твой хозяин об этом знает? – обратился к нему с вопросом Зофиил. – И вообще, чья это переправа?
– Моя. Я живу под мостом, так что переправа моя, и я решаю, кому проезжать, а кому нет. Я здесь хозяин.
– Ты так думаешь?
Родриго, подняв посох, отбил в сторону приставленную к горлу Осмонда пику и с размаху ударил нападавшего по рукам. Старик вскрикнул, выронил пику и упал навзничь. Осмонд, зашатавшийся, когда острие чиркнуло его по шее, оступился на илистом камне и провалился на глубину. Он всплыл, отплевываясь, и принялся отыскивать ногами камни, но течение было слишком сильным. Родриго попытался схватить его, однако течением Осмонда уже снесло дальше. По-прежнему сжимая посох, он без звука исчез за излучиной реки. Адела закричала.
Родриго лишь мгновение колебался, потом, упершись посохом, как шестом, прыгнул на берег, как раз когда старик вновь потянулся к пике. Однако пальцы его онемели от удара и не смогли как следует сжать древко. Родриго вырвал пику и прижал старика к земле, уперев смертоносное острие прямо ему в грудь.
Ксанф, напуганная происходящей прямо перед ней кутерьмой, начала взбрыкивать и пятиться. Переднее колесо соскочило с камня, и фургон завалился набок. Он мотался из стороны в сторону; казалось, сейчас течение увлечет повозку, лошадь и Зофиила. Тот, решившись на отчаянный шаг, со всей силы стегнул Ксанф по крупу. Она рванула вперед и протащила фургон последние несколько футов до берега.
Как только Зофиил выбрался на твердую почву, он привязал поводья к дереву и побежал туда, где лежал прижатый собственной пикой старик. Зофиил рывком поднял оборванца на ноги и заломил ему руку за спину.
– Ну, что теперь скажешь насчет пошлины?
Старик, хоть и побежденный, не потерял присутствия духа.
– Меня вы, может, и одолели, а девчонка-то по-прежнему у него, – с ухмылкой проговорил он, указывая свободной рукой на противоположный берег. Парень оттеснил Аделу с моста и заставил встать на колени. Он все так же держал нож у ее горла, как будто собирался зарезать овцу. Адела с рыданиями звала Осмонда.
Парень взглянул через реку на отца, потом на мост, где стояли мы. Он ухмыльнулся щербатым ртом.
– И не думайте ко мне подойти! – крикнул он. – Живо перережу ей глотку!
Зофиил, не желая уступать, тоже принудил старика встать на колени.
– Скажи своему пащенку, что, если он сейчас же ее не отпустит, я пропорю тебя насквозь.
В доказательство своих слов он так заломил пленнику руку, что тот вскрикнул от боли.
– Если… ты убьешь меня… он убьет ее… Но, – добавил старик заискивающим тоном, – мы всего лишь зарабатываем себе на хлеб. Следим за бродом, чистим его для таких, как вы. По справедливости вы должны нам несколько пенсов за труды.
– Кто дал тебе право на сбор пошлины? – строго спросил Зофиил.
Родриго перебил:
– I denti de Dio, Зофиил! Какая разница, по закону ли он берет пошлину? Тот малый угрожает Аделе ножом…
– Обернись, сынок! – завопила женщина с дальнего берега, но поздно. Осмонд уже обрушил посох на голову ее сына, и тот, выронив нож, рухнул замертво. Осмонд поднял Аделу и прижал к своей мокрой рубахе. Кровь текла с его шеи, там, где ее поранило пикой. Они обнялись судорожно, словно уже не чаяли увидеть друг друга живыми.
Женщина заголосила и попыталась пробиться через мост к лежащему без чувств сыну, но Сигнус и Плезанс преградили ей путь. Сигнус крепко схватил ее за правую руку, стараясь увернуться от ножа. Женщина так рвалась к сыну, что продолжала сопротивляться и после того, как мне удалось отнять у нее нож. Девчонка тем временем убежала под мост, откуда доносился надрывный ор грудного младенца.
Зофиил, торжествующе подняв брови, обратился к старику:
– Ну что, чья взяла?
Тот изобразил вкрадчивую улыбку.
– Уж вы и подумали невесть что! Он бы и пальцем ее не тронул, просто нам приходится смотреть в оба. Кто только не ездит по мосту! Оберут бедного человека до нитки, если не припугнуть заранее. У нас и в мыслях не было вас обижать, люди добрые.
– Ты мне зубы не заговаривай! – рявкнул Зофиил. – Взимаете незаконную пошлину. Угрожаете путникам. Скольких вы ограбили? Будете болтаться в петле, и ты, и твое семейство.
Он снова вывернул старику руку.
Тот вскрикнул, и на лице Зофиила мелькнуло довольное выражение.
– Твой спутник проломил моему сыну голову, – выговорил старик. – Если он умер, в петле буду болтаться не только я.
Зофиил не ответил, но чуть ослабил хватку.
– Никто из нас не хочет связываться с властями, верно? А ведь мы можем сослужить друг другу службу. Вам нужно место для ночлега, чтобы согреться и обсушиться. Здесь на два дня пути ни одного трактира, так что спать вам на земле, если… – Он замолчал, делая вид, будто задумался. – Знаю я одно местечко, где вы могли бы провести ночь. Что скажешь? Стоит заплатить за такое пенс-другой?
– Ты что, предлагаешь нам всем забиться к тебе под мост, как крысам? – фыркнул Зофиил.
– О нет, высокочтимый лорд, – так же ехидно отвечал старик. – Наш домишко не годится для таких знатных особ. Я про трактир.
– Ты сказал, что в здешних краях их нет.
– Нет, но был. Достался одной женщине от покойника мужа. Все шло хорошо, пока попы не запретили ей варить свое пиво. Сказали, что она должна покупать его в монастыре по той цене, какую они назначат. Разорили ее. Думали, и вовсе выжить, да она уперлась – не будет, говорит, по-ихнему.
– Если трактир закрыт, что нам от него проку?
– Не спеши, разумничек, людей насмешишь. Я к этому и веду. Пива она больше не подает, еды тоже, да и сомневаюсь, что у нее для себя самой есть, потому что народу в наших краях почти не осталось, окромя монахов, будь они неладны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
Они почти выбрались на другой берег, когда позади нас на мосту вскрикнула Адела и почти сразу раздался второй крик – Осмонда. Мы обернулись и увидели, что молоденький паренек обхватил Аделу за пояс и приставил ей к горлу нож. Второй человек, постарше, на противоположном берегу упер острие пики в шею Осмонда. Покуда мы смотрели в ошеломлении, с другой стороны моста, преградив нам путь, показались женщина и девочка, тоже с ножами. Все четверо были тощие, но жилистые, словно пережили голодные времена, но не умерли, а стали только крепче. Грязные, в лохмотьях, они тем не менее отнюдь не походили на трусливых оборванцев. Злобные лица всех, даже девочки, не оставляли сомнений, что эти люди без колебаний пустят в ход ножи.
Старший крикнул:
– Платите пошлину, коли желаете переправиться!
Он был бос, остальное тело покрывала одежда из темной, плесневелой кожи, голову венчал кожаный шлем. Руки и лицо настолько потемнели и сморщились от солнца, ветра и снега, что почти не отличались от платья.
– Ты всегда так собираешь пошлину, с ножом к горлу? Твой хозяин об этом знает? – обратился к нему с вопросом Зофиил. – И вообще, чья это переправа?
– Моя. Я живу под мостом, так что переправа моя, и я решаю, кому проезжать, а кому нет. Я здесь хозяин.
– Ты так думаешь?
Родриго, подняв посох, отбил в сторону приставленную к горлу Осмонда пику и с размаху ударил нападавшего по рукам. Старик вскрикнул, выронил пику и упал навзничь. Осмонд, зашатавшийся, когда острие чиркнуло его по шее, оступился на илистом камне и провалился на глубину. Он всплыл, отплевываясь, и принялся отыскивать ногами камни, но течение было слишком сильным. Родриго попытался схватить его, однако течением Осмонда уже снесло дальше. По-прежнему сжимая посох, он без звука исчез за излучиной реки. Адела закричала.
Родриго лишь мгновение колебался, потом, упершись посохом, как шестом, прыгнул на берег, как раз когда старик вновь потянулся к пике. Однако пальцы его онемели от удара и не смогли как следует сжать древко. Родриго вырвал пику и прижал старика к земле, уперев смертоносное острие прямо ему в грудь.
Ксанф, напуганная происходящей прямо перед ней кутерьмой, начала взбрыкивать и пятиться. Переднее колесо соскочило с камня, и фургон завалился набок. Он мотался из стороны в сторону; казалось, сейчас течение увлечет повозку, лошадь и Зофиила. Тот, решившись на отчаянный шаг, со всей силы стегнул Ксанф по крупу. Она рванула вперед и протащила фургон последние несколько футов до берега.
Как только Зофиил выбрался на твердую почву, он привязал поводья к дереву и побежал туда, где лежал прижатый собственной пикой старик. Зофиил рывком поднял оборванца на ноги и заломил ему руку за спину.
– Ну, что теперь скажешь насчет пошлины?
Старик, хоть и побежденный, не потерял присутствия духа.
– Меня вы, может, и одолели, а девчонка-то по-прежнему у него, – с ухмылкой проговорил он, указывая свободной рукой на противоположный берег. Парень оттеснил Аделу с моста и заставил встать на колени. Он все так же держал нож у ее горла, как будто собирался зарезать овцу. Адела с рыданиями звала Осмонда.
Парень взглянул через реку на отца, потом на мост, где стояли мы. Он ухмыльнулся щербатым ртом.
– И не думайте ко мне подойти! – крикнул он. – Живо перережу ей глотку!
Зофиил, не желая уступать, тоже принудил старика встать на колени.
– Скажи своему пащенку, что, если он сейчас же ее не отпустит, я пропорю тебя насквозь.
В доказательство своих слов он так заломил пленнику руку, что тот вскрикнул от боли.
– Если… ты убьешь меня… он убьет ее… Но, – добавил старик заискивающим тоном, – мы всего лишь зарабатываем себе на хлеб. Следим за бродом, чистим его для таких, как вы. По справедливости вы должны нам несколько пенсов за труды.
– Кто дал тебе право на сбор пошлины? – строго спросил Зофиил.
Родриго перебил:
– I denti de Dio, Зофиил! Какая разница, по закону ли он берет пошлину? Тот малый угрожает Аделе ножом…
– Обернись, сынок! – завопила женщина с дальнего берега, но поздно. Осмонд уже обрушил посох на голову ее сына, и тот, выронив нож, рухнул замертво. Осмонд поднял Аделу и прижал к своей мокрой рубахе. Кровь текла с его шеи, там, где ее поранило пикой. Они обнялись судорожно, словно уже не чаяли увидеть друг друга живыми.
Женщина заголосила и попыталась пробиться через мост к лежащему без чувств сыну, но Сигнус и Плезанс преградили ей путь. Сигнус крепко схватил ее за правую руку, стараясь увернуться от ножа. Женщина так рвалась к сыну, что продолжала сопротивляться и после того, как мне удалось отнять у нее нож. Девчонка тем временем убежала под мост, откуда доносился надрывный ор грудного младенца.
Зофиил, торжествующе подняв брови, обратился к старику:
– Ну что, чья взяла?
Тот изобразил вкрадчивую улыбку.
– Уж вы и подумали невесть что! Он бы и пальцем ее не тронул, просто нам приходится смотреть в оба. Кто только не ездит по мосту! Оберут бедного человека до нитки, если не припугнуть заранее. У нас и в мыслях не было вас обижать, люди добрые.
– Ты мне зубы не заговаривай! – рявкнул Зофиил. – Взимаете незаконную пошлину. Угрожаете путникам. Скольких вы ограбили? Будете болтаться в петле, и ты, и твое семейство.
Он снова вывернул старику руку.
Тот вскрикнул, и на лице Зофиила мелькнуло довольное выражение.
– Твой спутник проломил моему сыну голову, – выговорил старик. – Если он умер, в петле буду болтаться не только я.
Зофиил не ответил, но чуть ослабил хватку.
– Никто из нас не хочет связываться с властями, верно? А ведь мы можем сослужить друг другу службу. Вам нужно место для ночлега, чтобы согреться и обсушиться. Здесь на два дня пути ни одного трактира, так что спать вам на земле, если… – Он замолчал, делая вид, будто задумался. – Знаю я одно местечко, где вы могли бы провести ночь. Что скажешь? Стоит заплатить за такое пенс-другой?
– Ты что, предлагаешь нам всем забиться к тебе под мост, как крысам? – фыркнул Зофиил.
– О нет, высокочтимый лорд, – так же ехидно отвечал старик. – Наш домишко не годится для таких знатных особ. Я про трактир.
– Ты сказал, что в здешних краях их нет.
– Нет, но был. Достался одной женщине от покойника мужа. Все шло хорошо, пока попы не запретили ей варить свое пиво. Сказали, что она должна покупать его в монастыре по той цене, какую они назначат. Разорили ее. Думали, и вовсе выжить, да она уперлась – не будет, говорит, по-ихнему.
– Если трактир закрыт, что нам от него проку?
– Не спеши, разумничек, людей насмешишь. Я к этому и веду. Пива она больше не подает, еды тоже, да и сомневаюсь, что у нее для себя самой есть, потому что народу в наших краях почти не осталось, окромя монахов, будь они неладны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114