– Очень хороший план, сэр.
– После сиесты начинайте укладывать чемоданы. Попробуем завтра вырваться из Монклера на свободу. По-моему, вам понравится в Поконо, Дживс.
– Да, сэр.
Дядя Ирвин наверняка обрадуется моему отъезду, особенно после того, как я его сегодня ошпарил, а тетя Флоренс, скорей всего, расстроится – она меня очень любит. Своих детей у нее никогда не было, и я, видимо, стал чем-то вроде сына. Плохо, что мое намерение уехать на лето, если не навсегда, нанесет ей тяжелый удар. Но я видел в кофейном скандале сигнал, что пора удалиться, ибо гость – пусть принятый за сына – должен знать, когда уходить, даже если идти ему некуда.
Глава 3

Обед в кошерном ресторане. Как склонность евреев к запору порой спасает жизнь. Непредвиденное осложнение. Нас на миг отвлекает китайское семейство. Грустное прощание
Через несколько часов после сна снова пришла пора запасаться калориями, поэтому я сидел в кошерном ресторане со своей старой плотью и кровью – тетей Флоренс и дядей Ирвином. Дживс был дома, неизвестно, что делал, – может быть, писал письма коллегам, бывшим в услужении в дальних странах. Тем временем я задумчиво жевал крупный пупырчатый темно-зеленый соленый огурец. В машине по пути в ресторан я уже поднял вопрос насчет кофе, и дядя, как предсказывал Дживс, отнесся к инциденту разумно, простительно, поэтому теперь с каждым куском огурца я набирался храбрости для очередной трудной задачи – сообщения старикам, что любимый племянник собирается завтра утром взмахнуть крылами.
Мы традиционно ходили по вечерам в понедельники в этот кошерный ресторан – деликатесный, с полусотней простых столиков, расставленных близко друг к другу. Все кругом было залито ярким флуоресцентным светом, с одной стороны располагался обеденный зал, с другой – стояла стеклянная буфетная стойка длиной в тридцать футов со всевозможными блюдами, салатами, закусками; за ней, как правило, стояло с полдюжины представителей обслуживающего персонала в ермолках и белых халатах, которые добродушно шутили на идише, ловко резали мясо, властно кричали: «Следующий!»
Клиентами ресторана были старые евреи, не так занятые делами, чтоб питаться готовыми сандвичами с колбасой. Казалось, они и ходить-то не могут, а тем более переваривать ядовитые, пагубные копчености. Но сидели здесь, с удовольствием поглощая солидные порции кошерной грудинки, солонины, пастрами, ростбифа, курятины, хот-догов, языка, печенки, бифштексов.
Я точно такой же еврей, как любой из тех чокнутых старикашек, но из-за фамилии Блэр (которая в оригинале звучала как Блаум, сменившись на острове Эллис) и отчасти англосаксонской внешности меня часто не признают иудеем. Однако мои вкусы – люблю пастрами и содовую «Селлрэй» – решительно расходятся с внешностью и остаются чисто семитскими, точно так же как пищеварение, в лушем случае затрудненное, как у большинства евреев. Если кому-то и следует быть вегетарианцами, так это евреям. Возможно, запор у нас развился дарвинским путем. Мы веками прятались в погребах и чуланах от погромов, инквизиции, холокостов, поэтому чем реже бегаешь в уборную, где тебя может убить проезжающий казак, инквизитор или штурмовик, тем дольше живешь, передаешь дальше гены, включая спасительный для жизни ген тугого кишечника.
Поэтому каждый понедельник я съедал в кошерном ресторане свою долю пастрами, и только во время этих обедов чавканье дяди не угнетало меня. Другие издаваемые при еде звуки, доносившиеся из-за столиков вокруг нас, были столь призрачными, что как бы тонули в общем жутком хоре; фактически в мире кошерного ресторана урчание и звучные глотки, брызги слюны и скрежет зубовный были нормальным явлением, поэтому их влияние на меня сводилось к нулю.
Мы сделали заказ выдохшейся официантке, стоявшей на краю могилы, – в ресторане почему-то нанимали на службу лишь женщин, достигших пожилого возраста; это был ресторан для пожилых клиентов, которых обслуживал персонал еще старше по возрасту. Когда я нервно принялся за второй соленый огурец, стараясь потянуть время и набраться мужества, в обеденный зал заглянуло азиатское семейство из четырех человек. Явление весьма необычное. Они просто стояли – отец, мать, сын, дочка, – явно не решаясь вторгнуться в собрание израильтян в Монклере. Мы вовсе не составляли разгневанную шайку евреев, но если бы все старцы одновременно взмахнули алюминиевыми палками, то в тот же миг превратились бы в грозную толпу.
– Смотрите, – обратился я к тетке и дяде, пораженный новизной ситуации, – китайцы. Или корейцы. По-моему, не японцы.
– Пусть заходят, – сказала тетя Флоренс. – Лучшей еды, чем здесь, не бывает.
– Интересно, что они думают, глядя, как евреи, которым вот-вот понадобится операция на сердце, едят солонину, – полюбопытствовал я.
– Думают: «Видно, хорошее место; столько евреев – всегда добрый знак», – ответил дядя.
Несмотря на многочисленные недостатки, дядя часто демонстрирует замечательное спонтанное, восхищавшее меня остроумие. Я улыбнулся, высоко оценив замечание, издал даже легкий смешок.
Однако моя тетка, которая в шестьдесят три года выглядела не больше чем на пятьдесят, с волосами медового цвета, заплетенными в девичью косу, не поняла, почему я посмеиваюсь над дядиными словами. Чувство юмора у нее такое же наивное, как коса, хотя во всех других отношениях она отличалась чуткостью и сообразительностью.
– Что тут смешного? – спросила тетя Флоренс.
Дядя на мгновение потерял дар речи, схватил огурец и принялся уничтожать его, едва не проглотив целиком, – на всех столиках стояли алюминиевые банки с зелеными фаллическими овощами в рассоле, – поэтому объяснять пришлось мне.
– Ты же знаешь, как бывает, когда мы, или любой другой еврей, заходим в китайский ресторан, – объяснял я. – Если мы там никогда раньше не были, то, увидев обедающих китайцев, говорим: «Смотрите, сколько китайцев – это добрый знак». А эти китайцы – если они китайцы – зашли в еврейский ресторан, и, как сказал дядя Ирвин, присутствие здесь евреев для них добрый знак.
– Ну да, – мило улыбнулась тетя Флоренс, – теперь понимаю.
– Думаю, – продолжал я, – было бы интересно, если б китайцы когда-нибудь начали есть столько еврейской еды, сколько евреи китайской. Появились бы еврейские «фаст-фуды» вроде китайских. Вместо супа из моллюсков – куриный, вместо булок на яйцах – яичная маца, вместо пирожков с предсказанием судьбы – кусочек рулета с акцией или каким-нибудь билетом Еврейского инвестиционного банка. Знаете, люди могли б сколотить состояние.
Дядя Ирвин бросил на меня тот самый устричный взгляд, по которому был крупным специалистом. Понимаете, когда глаз абсолютно холодный, мертвый, неподвижный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88