Не считая оставленных Горой синяков, предо мной предстало тело, которого я много лет не видел. Это было как бы воссоединение с прошлым, с молодым собой. Я чувствовал горестную любовь к мальчику, которым был, который еще не знал, сколько ждет его бед, сколько проигрышей и потерь. Это нечто отличное от ностальгических воспоминаний, выбривая тело, казалось, будто я не только мысленно, но и физически возвращаюсь назад во времени.
Потом обдумал усы. Они завершили бы странный бритвенный транс Дориана Грея. Кроме того, нельзя рисковать – вдруг краб в поисках последнего убежища спрячется там. Долой усы. И я в один момент – по сравнению с бритьем ног – ловко смахнул с верхней губы жидкие волосы.
Прощай, Дуглас Фэрбенкс-младший, сказал я с сентиментальной слезливостью. Приятно было тебя видеть. Прощайте и вы, мистер Эррол Флинн. Мой голос звучал как у телеведущих, поминающих умерших звезд на церемонии вручения Оскара.
Потом я долго стоял под горячим душем, утешавшим ободранное бритвой тело. Мокрый, стрелой метнулся в комнату. Вытерся полотенцем без крабов, оделся в одежду без крабов – брюки цвета хаки и темно-синюю рубашку от «Братьев Брукс». Сообщил Дживсу, что снял с тела каждый волосок.
– Мне все больше нравились ваши усы, сэр, но без них вы выглядите моложе. Надеюсь, не будете испытывать неприятных ощущений во всем теле.
– Могу сказать, что уже испытываю. Впрочем, заслуженно. Это мое покаяние. Как бы противоположное власянице, но с тем же эффектом.
Следующей нашей задачей была обработка аэрозолями моего матраса, подушек, всей комнаты, а потом кабинета. Рты и носы завязали платками; я чувствовал какую-то садистскую силу и власть, которой наверняка наслаждаются терминаторы. Открыли окна – я понадеялся, что это не сведет к нулю действие агента. Потом спрыснули и вымыли ванную. Наконец труды завершились.
Я чувствовал неприятное раздражение под одеждой и одновременно немалое облегчение. Ни один краб не мог выжить. Они отняли у меня девушку, отняли у меня усы, но я чувствовал, что их атаке на меня положен конец. Мы уложили все составляющие крабового набора в пластиковый мешок, решив захоронить за пределами усадьбы. Если его обнаружат в мусорном баке, начнется охота на ведьм. Какую тогда записку оставит Хиббен на столе для корреспонденции?
– Ну, спасибо вам, Дживс, за всемерную помощь. – Мы снова сидели в рабочем кабинете. – Без вас я бы не перебил этих крабов.
– Очень хорошо, сэр.
Было пятнадцать минут седьмого. В окно было видно, как люди собираются на задней террасе.
– Я собираюсь пойти выпить, Дживс.
– Понимаю, сэр.
Глава 36
Возможное объяснение нашей нежной любви к собакам. Краткое возвращение к ужину. Неужели за дверью студенточка Мангрова? Я собираюсь сыграть обе роли из песни Кола Портера: на вершине и на дне. Я не Филип Марлоу
– По-моему, у собак должно быть очень много свободного серотонина, – сказал я. – Во всяком случае, больше, чем у людей. Не следует ли ученым исследовать их мозг в целях лечения депрессии? Думаю, может быть, высокий уровень серотонина объясняет, почему нам так нравится с ними общаться. Лаская собаку, я испытываю некую контактную эйфорию. Возможно, получаю дозу серотонина подкожно, а иначе как там что-нибудь передается сквозь кожу.
Мангров не отреагировал на мое замечание, просто сказал, только что заметив:
– Эй! Ты зачем усы сбрил?
– Да, я тоже обратил внимание, что ты выглядишь по-другому, – добавил Тинкл.
– Они стали слишком колючими, – объяснил я.
Мы сидели в комнате Тинкла, проводя очередной мозговой штурм с новой откупоренной бутылкой виски и новым пакетом лекарственной марихуаны. Было около десяти часов вечера. Я был пьян, обкурен, но еще не отключился, хотя лучше бы это случилось пораньше вечером.
Понимаете, ужин был сплошным кошмаром. Боги действительно хватили через край, даже для самих себя.
Нам подали ни много ни мало крабовые рулеты. Смертельный юмор. И кукурузу. Ужас.
Естественно, я заподозрил нечто вроде заговора. Обслуживающий персонал выведал, что у кого-то есть крабы, только точно не знал у кого, решил довести виновного до белого каления и вынудить признаться.
Но я не дрогнул. Я их ел, хотя это было все равно что служить королевским дегустатором у Гитлера или у Цезаря, только я сам был Гитлером и Цезарем, а значит, и своим собственным королевским дегустатором.
Мой выход взволновал колонистов, раздался радостный гул голосов, смех. В окна лился сероватый свет; после многообещающего начала день становился все пасмурнее. Горела огромная люстра.
Я сидел за столиком-спутником с Мангровом и Тинклом, изо всех сил жевал крабовые рулеты, утихомиривая доступные воздействию нервные окончания большим количеством белого вина, превысив обычную дозу.
Выпил до половины третью бутылку, когда вошла опоздавшая Ава, точно так же, как в мой первый вечер в Колонии Роз полгода назад, хотя, согласно записям Дживса, с тех пор, возможно, прошло лишь три ночи.
Она подошла к буфетной стойке и побледнела – я это заметил. Направляясь к большому столу, встретилась со мной взглядом. Я увидел у нее на тарелке только салат и немного кукурузы. Никаких крабовых рулетов. Она слегка мне улыбнулась – достаточно, чтоб у меня замерло сердце, – и села.
Я выпил еще два стакана вина, потом к нашему столу подошла Бобьен и обратилась ко мне:
– Когда собираетесь вернуть мои тапочки?
Я провел весь день в битве с крабами, теперь выпил три бутылки слабого белого вина – совокупный эффект психической травмы и выпивки подействовал на мою личность вроде пластической хирургии. Я не струсил. У меня есть порох. Если смог взглянуть в лицо крабам, то взгляну в лицо чему угодно. Я остался сидеть, но, так сказать, встал перед Бобьен в полный рост.
– Немножечко потерпите, – сказал я. – Верну в середине недели. Их покрывают позолотой у Тиффани.
Она выпучила глаза, отошла, Мангров с Тинклом рассмеялись. Бобьен, оглянувшись, бросила:
– Я о вас лучше думала, Реджинальд, – и покинула столовую.
Реджинальда это задело, но не смертельно. После ужина мы втроем поднялись к Тинклу, проверить, как поживает виски. С ним все было в полном порядке, и через два часа после возобновления нашего знакомства с бутылкой Мангров принес марихуану. Под влиянием травки беседа вернулась к неудачной миссии по поискам источника серотонина, и именно тогда я заговорил о возможности признать собак его носителями, что почему-то заставило Мангрова разглядеть одним глазом, что я сбрил усы, о чем было рассказано выше.
– И ты без пиджака, без галстука, – заметил он. – Что на тебя нашло?
– Только сейчас заметил столь радикальную трансформацию моего внешнего облика?
– Ну, соответствующее полушарие моего мозга пока не так быстро работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Потом обдумал усы. Они завершили бы странный бритвенный транс Дориана Грея. Кроме того, нельзя рисковать – вдруг краб в поисках последнего убежища спрячется там. Долой усы. И я в один момент – по сравнению с бритьем ног – ловко смахнул с верхней губы жидкие волосы.
Прощай, Дуглас Фэрбенкс-младший, сказал я с сентиментальной слезливостью. Приятно было тебя видеть. Прощайте и вы, мистер Эррол Флинн. Мой голос звучал как у телеведущих, поминающих умерших звезд на церемонии вручения Оскара.
Потом я долго стоял под горячим душем, утешавшим ободранное бритвой тело. Мокрый, стрелой метнулся в комнату. Вытерся полотенцем без крабов, оделся в одежду без крабов – брюки цвета хаки и темно-синюю рубашку от «Братьев Брукс». Сообщил Дживсу, что снял с тела каждый волосок.
– Мне все больше нравились ваши усы, сэр, но без них вы выглядите моложе. Надеюсь, не будете испытывать неприятных ощущений во всем теле.
– Могу сказать, что уже испытываю. Впрочем, заслуженно. Это мое покаяние. Как бы противоположное власянице, но с тем же эффектом.
Следующей нашей задачей была обработка аэрозолями моего матраса, подушек, всей комнаты, а потом кабинета. Рты и носы завязали платками; я чувствовал какую-то садистскую силу и власть, которой наверняка наслаждаются терминаторы. Открыли окна – я понадеялся, что это не сведет к нулю действие агента. Потом спрыснули и вымыли ванную. Наконец труды завершились.
Я чувствовал неприятное раздражение под одеждой и одновременно немалое облегчение. Ни один краб не мог выжить. Они отняли у меня девушку, отняли у меня усы, но я чувствовал, что их атаке на меня положен конец. Мы уложили все составляющие крабового набора в пластиковый мешок, решив захоронить за пределами усадьбы. Если его обнаружат в мусорном баке, начнется охота на ведьм. Какую тогда записку оставит Хиббен на столе для корреспонденции?
– Ну, спасибо вам, Дживс, за всемерную помощь. – Мы снова сидели в рабочем кабинете. – Без вас я бы не перебил этих крабов.
– Очень хорошо, сэр.
Было пятнадцать минут седьмого. В окно было видно, как люди собираются на задней террасе.
– Я собираюсь пойти выпить, Дживс.
– Понимаю, сэр.
Глава 36
Возможное объяснение нашей нежной любви к собакам. Краткое возвращение к ужину. Неужели за дверью студенточка Мангрова? Я собираюсь сыграть обе роли из песни Кола Портера: на вершине и на дне. Я не Филип Марлоу
– По-моему, у собак должно быть очень много свободного серотонина, – сказал я. – Во всяком случае, больше, чем у людей. Не следует ли ученым исследовать их мозг в целях лечения депрессии? Думаю, может быть, высокий уровень серотонина объясняет, почему нам так нравится с ними общаться. Лаская собаку, я испытываю некую контактную эйфорию. Возможно, получаю дозу серотонина подкожно, а иначе как там что-нибудь передается сквозь кожу.
Мангров не отреагировал на мое замечание, просто сказал, только что заметив:
– Эй! Ты зачем усы сбрил?
– Да, я тоже обратил внимание, что ты выглядишь по-другому, – добавил Тинкл.
– Они стали слишком колючими, – объяснил я.
Мы сидели в комнате Тинкла, проводя очередной мозговой штурм с новой откупоренной бутылкой виски и новым пакетом лекарственной марихуаны. Было около десяти часов вечера. Я был пьян, обкурен, но еще не отключился, хотя лучше бы это случилось пораньше вечером.
Понимаете, ужин был сплошным кошмаром. Боги действительно хватили через край, даже для самих себя.
Нам подали ни много ни мало крабовые рулеты. Смертельный юмор. И кукурузу. Ужас.
Естественно, я заподозрил нечто вроде заговора. Обслуживающий персонал выведал, что у кого-то есть крабы, только точно не знал у кого, решил довести виновного до белого каления и вынудить признаться.
Но я не дрогнул. Я их ел, хотя это было все равно что служить королевским дегустатором у Гитлера или у Цезаря, только я сам был Гитлером и Цезарем, а значит, и своим собственным королевским дегустатором.
Мой выход взволновал колонистов, раздался радостный гул голосов, смех. В окна лился сероватый свет; после многообещающего начала день становился все пасмурнее. Горела огромная люстра.
Я сидел за столиком-спутником с Мангровом и Тинклом, изо всех сил жевал крабовые рулеты, утихомиривая доступные воздействию нервные окончания большим количеством белого вина, превысив обычную дозу.
Выпил до половины третью бутылку, когда вошла опоздавшая Ава, точно так же, как в мой первый вечер в Колонии Роз полгода назад, хотя, согласно записям Дживса, с тех пор, возможно, прошло лишь три ночи.
Она подошла к буфетной стойке и побледнела – я это заметил. Направляясь к большому столу, встретилась со мной взглядом. Я увидел у нее на тарелке только салат и немного кукурузы. Никаких крабовых рулетов. Она слегка мне улыбнулась – достаточно, чтоб у меня замерло сердце, – и села.
Я выпил еще два стакана вина, потом к нашему столу подошла Бобьен и обратилась ко мне:
– Когда собираетесь вернуть мои тапочки?
Я провел весь день в битве с крабами, теперь выпил три бутылки слабого белого вина – совокупный эффект психической травмы и выпивки подействовал на мою личность вроде пластической хирургии. Я не струсил. У меня есть порох. Если смог взглянуть в лицо крабам, то взгляну в лицо чему угодно. Я остался сидеть, но, так сказать, встал перед Бобьен в полный рост.
– Немножечко потерпите, – сказал я. – Верну в середине недели. Их покрывают позолотой у Тиффани.
Она выпучила глаза, отошла, Мангров с Тинклом рассмеялись. Бобьен, оглянувшись, бросила:
– Я о вас лучше думала, Реджинальд, – и покинула столовую.
Реджинальда это задело, но не смертельно. После ужина мы втроем поднялись к Тинклу, проверить, как поживает виски. С ним все было в полном порядке, и через два часа после возобновления нашего знакомства с бутылкой Мангров принес марихуану. Под влиянием травки беседа вернулась к неудачной миссии по поискам источника серотонина, и именно тогда я заговорил о возможности признать собак его носителями, что почему-то заставило Мангрова разглядеть одним глазом, что я сбрил усы, о чем было рассказано выше.
– И ты без пиджака, без галстука, – заметил он. – Что на тебя нашло?
– Только сейчас заметил столь радикальную трансформацию моего внешнего облика?
– Ну, соответствующее полушарие моего мозга пока не так быстро работает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88